Чаша страдания

«Сталин, Сталин — Мао Цзэдун, Мао Цзэдун».

Многих поражало: что кроется за таким сближением? Впрочем, кто их разберет, одно слово — китайцы. А Ли парень был хороший, и ребята в группе относились к нему дружелюбно. Некоторые старались его подкармливать принесенными из дому бутербродами — Ли был ужасно тощ. Мало того что он был беден, у него не хватало времени стоять в очередях за продуктами.

Многие прежние учебники заменялись новыми, и пока их тоже было мало. С 1947 года в науке проводилась кампания «борьбы за отечественные приоритеты». В старых учебниках были ссылки на западных ученых, но политика отечественного приоритета требовала большей пропаганды достижений русской и советской науки. К тому же авторами многих старых учебников были профессора-евреи, которых теперь критиковали в прессе за «отсутствие патриотизма», называли «прихвостнями буржуазных националистов» и «космополитами» и увольняли пачками из всех институтов.

Но недавно в библиотеку поступили тяжелые стопки нового учебника по биологии. Их выдавали каждому, и Лиля принесла домой еще пахнущий типографской краской учебник, на обложке которого было написано: «Н. Маховка. Медицинская биология (учебник для медицинских институтов)». Лиля похвасталась маме:

— Нам всем выдали в библиотеке, смотри, какой новенький учебник. Завтра у нас семинар, я смогу по нему подготовиться.

Мария с умилением смотрела на дочь и вспоминала, с какой радостью она сама начала учиться в институте и как горько ей было, когда ее отчислили. Господи, только бы не случилось то же самое с ее дочерью. Лиля наскоро поела приготовленный мамой обед и уселась читать.

Учебник начинался со слов: «В речи на восемнадцатом съезде Коммунистической партии товарищ Сталин говорил…» — и шла длинная цитата из Сталина. На другой странице была не менее длинная цитата из Ленина, на третьей — из Энгельса. Смысл биологического текста терялся в этих цитатах и почти не доходил до Лили. К тому же чуть ли не на каждой странице были ссылки на русских ученых с их портретами. Это тоже отвлекало от содержания. Она пожаловалась матери:

— Мам, я что-то ничего не понимаю в этом учебнике.

Мария заглянула в книгу:

— Знаешь, у меня сохранились некоторые книги со времен моего студенчества. Вот тебе учебник, по которому мы учились.

Лиля стала читать потрепанную книгу — в ней не было цитат, все было изложено ясно и просто, сложные понятия генетики объяснены по законам Менделя, Вейсмана и Моргана.

Она увлеклась чтением и совсем не помнила, что на лекции по марксизму лектор критиковал этих ученых. В тот первый день в институте это звучало для нее абстрактно и было непонятно, за что он на них обрушился. Теперь она впервые знакомилась с объяснением их трудов и чем больше читала, тем больше понимала и тем интересней ей было.

— Мам, это же замечательный учебник. Как жалко, что его заменили на новый.

Семинарские занятия по биологии вела пожилая преподавательница Песя Михайловна, маленькая, очень быстрая, во время занятий она металась по аудитории, подбегала к доске, писала и рисовала на ней что-нибудь по теме занятия, опять отскакивала. Речь у нее была интеллигентная, но она сильно грассировала и говорила с заметным еврейским акцентом. Студентам она нравилась, потому что была приветливой и не жалела времени после занятий, если ее просили что-нибудь объяснить. Лиля шла на ее семинар в приподнятом настроении, ей не терпелось показать, как она подготовилась. Песя Михайловна спросила:

— Ну, юноши-девушки, кто хочет выступить по вопросу передачи наследственных признаков?

Лиля подняла руку бойко, с задором начала:

— Основы учения о наследственности заложил Мендель, он проводил эксперименты с посадкой кустов горошка, изучал отобранные пары зерен и характеристику их вырастания. Он выявил законы наследственности и термины доминантных и подавляемых признаков, доказав, что наследственность неизменяема. Его учение лежит в основе…

Песя Михайловна подняла брови и сделала жест, чтобы остановить Лилю. Но та не заметила и продолжала быстро-быстро говорить:

— После него Вейсман открыл неизменяемое постоянство индивидуальных наследственных признаков видов…

Песя Михайловна опять хотела прервать поток Лилиной речи, но девушка тараторила, как удила закусила:

— Вейсман доказал неправильность теории Ламарка, который считал, что приобретенные в жизни признаки могут передаваться по наследству потомкам. Американский ученый Морган в экспериментах обнаружил гены наследственности и этим сам подтвердил труды и Менделя, и Моргана.

Пока она трещала без запинки, китаец Ли водил пальцем по своему новому учебнику, удивленно смотрел то в него, то на Лилю и отрицательно качал головой. Борис тоже смотрел на Лилю, но, как часто бывало, его взгляд был явно скептическим. Руперт сидел опустив голову и прикрыв лоб и глаза рукой. Зато Фернанда радостно сверкала глазами и согласно кивала головой. Остальные слушали с интересом — в их книгах этого не было. Песя Михайловна все-таки перебила Лилю:

— Вы, Берг, должны знать, что в вопросах генетики и в теории передачи наследственных признаков советские ученые теперь придерживаются других взглядов, не тех, которые разрабатывали западные ученые прошлого. Мы боремся за приоритет советской науки. В биологии и генетике он лежит в теории, предложенной академиком Лысенко. В отличие от западных ученых прошлого, по учению Лысенко управление наследственностью возможно. Что вы читали?

Лиля смутилась и показала старый учебник. Преподавательница изменилась в лице:

— Эта книга уже отменена. Зайдите после занятий ко мне в ассистентскую.

В маленькой комнате для ассистентов, уставленной препаратами и муляжами, они были одни. Песя Михайловна грустно посмотрела на Лилю:

— Дорогая девушка, я хочу говорить с вами откровенно. Судя по фамилии, вы еврейка?

— Да, — протянула Лиля, не понимая, куда клонит преподаватель.

— Так я и думала. Я тоже еврейка. Надеюсь, мы можем говорить откровенно. Так вот, хочу вам сказать, что автор прежнего учебника профессор Бляхер еще недавно заведовал нашей кафедрой. Я много лет проработала с ним, и это были мои лучшие годы, — она замолчала, очевидно вспоминая их с удовольствием. — Но теперь наступили другие времена, у нас другая заведующая — доцент Маховка, она и есть автор нового учебника. Вы, конечно, можете читать прежний учебник, он вас многому научит. Но никому его не показывайте и не ссылайтесь на Менделя, Вейсмана и Моргана. Мы теперь преподаем генетику по новой теории Лысенко.

Лиля смутилась:

— Я только думала…

— Ах, дорогая девушка, вы можете думать, это хорошо — думать. Но только не надо показывать, что вы думаете, если это против того, что вам теперь преподают. Послушайтесь меня, чтобы в будущем у вас не было неприятностей.

Песя Михайловна не могла вдаваться в подробности и объяснять малознакомой юной студентке, что всего два года назад, в 1948 году, на ее шефа профессора Бляхера, еврея, одного из лучших профессоров института, вдруг обрушилась волна критики. Это случилось после выступления Лысенко на сессии Академии наук. Бляхера критиковали за его учебник, который много лет считался лучшим руководством для студентов. Критики нашли, что в учебнике слишком много ссылок на западных ученых, что в этом отражается преклонение Бляхера перед Западом. Его обвинили в космополитизме и уволили. На его место очень скоро перевели из Курска молодую женщину-коммунистку, доцента Надежду Маховку. У нее не было ни опыта, ни знаний, но ей поручили срочно написать новый учебник. Это было ей не под силу, она просто переписала главы из книги Бляхера, без ссылки на него, только вычеркнула фамилии западных корифеев и вставила вместо них имена русских и советских ученых, в первую очередь Лысенко с его теорией управления наследственностью и изменяемости видов. По справедливости, Маховку можно и нужно было обвинить в плагиате, буквальном повторении чужого текста. Но изгнанный и униженный Бляхер сделать этого не мог. В издательстве «Медгиз» в книгу добавили ссылки на работы классиков марксизма и длинные цитаты из докладов Сталина на партийных съездах. Текст учебника был разбавлен политическими реверансами и ложными научными теориями. И Маховке дали за учебник премию как за лучшее учебное пособие года. Его напечатали большим тиражом и рассылали по институтам — тот же самый учебник, за который выгнали Бляхера.

Ничего этого Песя Михайловна не сказала Лиле, но закончила свой разговор еще грустнее, чем начала:

— Вы еще молоды, вам трудно понять, как нам тяжело приспосабливаться к переделкам прошлого. Когда повзрослеете — поймете. И еще, дорогая девушка, я с вами говорила откровенно и надеюсь, что вы будете держать наш разговор в тайне. Не болтайте, это может повредить нам обеим.

Лиля вышла из ассистентской комнаты растерянная: юный и неопытный ум не мог легко воспринять факты научной подтасовки и явную несправедливость. И ее поразила откровенность старой преподавательницы, объясняемая только тем, что они обе были еврейками. Получалось так, что евреи больше доверяли евреям. У них на курсе евреи тоже больше контактировали с евреями. Впрочем, так же и армяне — с армянами, и азербайджанцы — с азербайджанцами. Так постепенно образовывались на курсе малозаметные национальные группки.