Чаша страдания

И вот, когда Шульженко спросила, что она хочет послушать, Ахматова сказала:

— Спойте «Синий платочек».

Это была самая популярная песня времен войны. Наверное, не было ни одного человека в стране, кто не напевал бы ее с интонацией Шульженко:

Синенький скромный платочек Падая с опущенных плеч, Ты говорила, что не забудешь Радостных ласковых встреч…

Под шум аплодисментов Римма шепнула директору Алмазову, сидевшему между ней и Лилей:

— Так это вы устроили этот вечер? Какой вы молодец!

Он придвинулся вплотную и зашептал девушке на ухо, щекоча губами:

— Я страстный поклонник Ахматовой, и ваш тоже. Но про вас я еще только надеюсь узнать, а про Ахматову знаю многое. Ведь это как будто про нее написал Лермонтов: «Что без страданий жизнь поэта, и что без бури океан?» Ее все и везде третируют и унижают, я пригласил ее отдыхать к нам на свой страх и риск — авось не выгонят с работы. И потом я спросил ее: «Анна Андреевна, чего бы вы хотели во время отдыха у нас?» Она сказала: «Хотела бы послушать Шульженко, это можно?» Певица сначала ломалась и запросила жуткую цену, но, когда узнала, что это по желанию Ахматовой, сразу согласилась. И вот, как видите, она здесь. Вы считаете, что я правильно сделал?

— Вы настоящий принц из моей сказки, — шепнула ему Римма и подвинулась ближе.

Аплодисменты стихли, и Ахматова попросила певицу:

— Спойте про руки, я очень люблю этот романс…

Шульженко поклонилась и запела:

Нет, не глаза твои я вспомню в час разлуки, Не голос твой услышу в тишине Я вспомню ласковые и трепетные руки, И о тебе они напомнят мне… …………………………………………… …………………………………………… Руки! Вы словно две большие птицы — Как вы летали! Как освещали все вокруг! Руки! Как вы могли легко проститься И все печали Мне дали вдруг!

Слушая романс, Лиля едва сдерживала слезы, вспоминая свою единственную ночь с Виктором. И совсем уж разбередил ее душу романс, в котором Шульженко пропела:

Я это делала рассудку вопреки, Но я ничуть об этом не жалею.

Лиля опустила голову и начала тихо всхлипывать. Римма положила ее голову себе на плечо, гладила:

— Ну, ну, успокойся.

— Это прямо как про меня, — шептала, всхлипывая, Лиля. — Только я очень, очень жалею.

— Ну успокойся.

Римма куда-то ушла с директором Алмазовым, а Лиля никак не могла заснуть. Вдруг у нее появилась идея, она взяла листок бумаги и стала записывать по памяти стих Ахматовой из поэмы «Реквием». Римма вернулась и застала ее за этим занятием.

— Ты как Татьяна из «Онегина»: пишешь кому-то письмо в стихах?

— В стихах — да, но не в своих, и не Онегину, и не кому-то другому. Это стихи Ахматовой. Вот, прочти.

Показать бы тебе, насмешнице И любимице всех друзей, Царскосельской веселой грешнице, Что случится с жизнью твоей — Как трехсотая, с передачею, Под Крестами будешь стоять И своей слезою горячею Новогодний лед прожигать. Там тюремный тополь качается, И ни звука — а сколько там Неповинных жизней кончается…

— Да, сильный стих. Почему нет конца, ты не дописала?

— Я не знаю конец. Может, она не дописала…

— Я слышала, что такое эти Кресты — это тюрьма в Ленинграде, куда при Сталине сажали политических заключенных. Страшное место. Для чего ты переписала это стихотворение?

Прежде чем ответить, Лиля посмотрела на нее долго и грустно:

— Римка, послушай, я хочу тебе признаться… только ты не обижайся, что я раньше не говорила… я никому не говорила… это большая рана нашей семьи… ведь моего отца арестовали в тридцать восьмом, — ее глаза наполнились слезами. — Мне было шесть лет, и я его совсем не помню. Мы долго вообще не знали, жив ли он. А маму из-за него исключили из института…

— Ах, вот оно что… — Римма подсела к ней на кровать и обняла. — Бедненькая девочка. За что же мне на тебя обижаться? Я подозревала что-то такое, потому что ты никогда про отца не говорила. У многих были подобные истории. На нашем курсе я знаю нескольких.

— Я тоже знаю, только все мы до сих пор молчали. Но теперь мама узнала, что новое правительство начало всех реабилитировать и, может быть, моего отца скоро выпустят. Мама сказала, что она оформила все нужные бумаги. Ну так вот, теперь я тебе скажу, для чего переписала это стихотворение: я хочу завтра попросить Ахматову подписать мне его. Ты думаешь, она согласится подписать?

— Ах ты, славная моя мечтательница, конечно, она согласится.

Утром в столовой Лиля отыскала Ахматову взглядом. Она сидела за отдельным столиком вместе с Шульженко, которая осталась на ночь после позднего концерта. С ними был директор Алмазов, они о чем-то оживленно разговаривали. Лиля нерешительно остановилась невдалеке со своим листком бумаги. Ее заметил Алмазов:

— Анна Андреевна, извините, я вижу — к вам поклонница за автографом. Я знаю эту девушку, она будущий доктор.

— Что вам, милая? — повернулась к Лиле Ахматова.

— Анна Андреевна, вы меня извините… могу я попросить вас?.. вот это ваше стихотворение, которое я знаю наизусть… я многие ваши стихи знаю… Анна Андреевна, можно вас попросить подписать его?..

Ахматова удивилась, надела очки, просмотрела.

— Конечно, я подпишу, это ведь мое стихотворение. Вы все правильно написали. Только тогда я не смогла закончить четверостишие, я очень плакала, когда писала. Теперь я допишу вам последнюю строчку, — и дописала: «Убивают их всех по ночам». — Вот вам с моей подписью. — И еще дописала: «Милая девушка, пусть ваша жизнь будет гладкой и счастливой».

— Спасибо, Анна Андреевна, спасибо, — Лиля попятилась, чтобы не мешать их разговору.

За столом показала бумагу Римме:

— Римка, смотри: у меня автограф самой Ахматовой. Я покажу его маме, она тоже любит ее стихи.

60. Лиля становится женщиной

Весь день у Лили было восторженно-приподнятое настроение. Катаясь на лыжах, она пела вместе со всеми, а когда к ней подъезжал Константин, радостно улыбалась ему. Она подсознательно чувствовала: что-то происходит в их отношениях. Уже несколько вечеров подряд, когда компания во главе с Леней, Изей и Риммой распевала в салоне песни, чаще всего «Бесаме мучо», Лиля одна уходила кататься на коньках. У спуска с длинной крутой горы был небольшой расчищенный на льду реки каток, к нему вела крутая деревянная лестница. На коньках Лиля каталась лучше Риммы, она даже училась немного фигурному катанию, умела изящно делать некоторые фигуры, других катающихся вечером никогда не бывало. Она делала круги, вспоминала Виктора, думала, решала: «Что случилось, то прошло… надо оставить Виктора позади… наверное, опытная Римма права, лучший способ забыть прошедшее — это новая встреча… или новые встречи… только влюбляться опять не хочу — никаких влюбленностей… с меня хватило… но с кем будет эта следующая встреча и когда?.. только на этот раз пусть меня упрашивают, я сама уже не стану предлагать себя… Римма рассказывает о своих любовниках чудеса… а что я знаю про мужские ласки?.. тогда, с Виктором, я так старалась ему угодить, что даже не помню, что он делал со мной… почему не узнать — как это с другим?..»

И каждый раз, когда она каталась, по лестнице в темноте спускался к катку Константин, который всегда ходил рядом с ней на лыжах. Сам он не катался и с ней не заговаривал, молча стоял внизу и смотрел на нее. Лиля делала круги по льду и, скользя мимо, улыбалась ему. Он отвечал ей молчаливой улыбкой, а потом уходил. И каждый раз после его ухода она находила на ступеньках лестницы крупный красный цветок гвоздики. Где он их брал и зачем клал на ее пути, она не знала, удивлялась молчаливому подарку, приносила цветок в комнату и отогревала.