Чаша судьбы

– А я добавлю, что он постоянно пьёт вино командира, – пожаловался Элмерик, снова укладываясь на лавку. – Уже прилично выхлебал. И я вынужден бегать по лестнице в погреб и обратно. А покои-то у него на самом верху. А ещё мне нужно всегда находиться рядом. Стоять за левым плечом. И чтобы у меня всегда было что выпить, чем закусить, а также перо, чернила и бумага. У меня уже руки от подноса дрожат, а спина так вообще отваливается. Нет ни минуты покоя! «Элмерик, сделай то. Элмерик, сделай это…» Не понимаю, как я буду такими руками играть на арфе.

– Мда… – Кажется, Джерри ему больше не завидовал. – Ну так скажи ему, что ты не железный. И попроси командира вступиться.

– Как его попросишь, если он уехал? – Элмерик вздохнул, и в этот миг послышался звук колокольчика. – Вот, слышите? Опять зовёт! Я не могу больше!

– Пойдёшь? – Келликейт осторожно тронула его за плечо.

– А куда деваться?

Элмерик встал, надел сапоги и нехотя поплёлся к дверям.

Уже на пороге он услышал, как Келликейт злобно скрипнула зубами:

– Вот, и за это тоже не люблю королей…

6

На праздник всем было велено прийти босиком. Гостиная и в самом деле превратилась в волшебную поляну, словно сошедшую с ярмарочных картинок. Пол и стены увивал цепкий плющ, потолок густо заплели цветущие ветви деревьев, на которых то тут, то там сияли голубоватые болотные огоньки, похожие на маленькие звёзды. Камин, как и говорила Келликейт, находился в дупле старого дуба, в нём по-прежнему горел огонь, но древесина даже не думала воспламеняться.

Обеденный стол обернулся огромным валуном с замшелыми зеленоватыми боками. Его поверхность была испещрена высеченными узорами – преимущественно листьями и цветками папоротника. Скамьи тоже стали каменными, а кресло командира, в котором Фиахна так полюбил сидеть, превратилось в настоящий трон с ажурно вырезанным гербом на высокой спинке. По углам стола на круглых древесных спилах, украшенных фиолетовыми цветками сон-травы, горели толстые белые свечи. От одной свечи к другой тянулись золотые нити толщиной не больше паутинки. На них сияли капли росы.

В противоположном от камина конце залы бил настоящий родник, его струя стекала в круглый бассейн, выложенный гладкими белыми камнями. От стола к источнику вела дорожка из белого же песка. Повсюду витал крепкий цветочный аромат, ещё пахло предгрозовой свежестью, дождём и немного грибами. Они тут, кстати, тоже росли повсюду. Их светящимися шляпками был выложен широкий круг на полу, внутри которого росла мягкая молодая травка. Элмерик решил, что это наверняка поляна для танцев. Догадку подтверждал и огромный плоский пень, весьма напоминавший помост для музыкантов.

Бард надеялся, что Фиахна не захочет услышать его музыку. Гейс запрещал ему играть на арфе для увеселения публики, не для чар. А вот расчехлить флейту на празднике ничто не мешало, кроме разве что полного отсутствия праздничного настроения. Вот уехал бы Фиахна – тогда бы все повеселились…

Впрочем, идти за флейтой Элмерику не пришлось: музыкантов эльф тоже сотворил сам. Они, несомненно, были иллюзией: ни одна настоящая дриада по доброй воле не согласилась бы играть для смертных. Дикие красавицы со слегка раскосыми, как у оленей, глазами, босоногие, одетые в зелёный шёлк и собственную кору, смотрели на всех надменно, даже будучи иллюзиями, но дело своё знали хорошо. Первая играла на лютне, вторая – на скрипке, а третья – на колокольцах и трещотках. Этих чудесных мелодий Элмерик не знал.

Праздничный стол ломился от яств знакомых и незнакомых. В начале трапезы Фиахна предложил всем отведать зайчатины. Зайца он добыл сам – без ножа и огня, как того требовал древний обычай. Он раздал по кусочку каждому за столом, остальное же отдал огню. Пламя в дупле выбросило вверх золотой сноп искр: наверное, это означало, что боги приняли жертву.

Фиахна поднял чашу:

– Пускай пойдёт в рост то, что мы хотим вырастить, а всё ненужное завянет и отомрёт без боли. С Остарой!

Сегодня он был одет по-домашнему: в сиреневую рубаху без рукавов со шнуровкой у горла, подпоясанную плетёным нитяным поясом, и широкие полотняные штаны. Видать, на Каллахана насмотрелся.

Эльф сделал глоток и пустил чашу посолонь. Никто из Соколов не пропустил очередь.

Этим вечером в лесной зале собрались все, даже скорбящего мастера Флориана удалось вытащить – вместе с книгой и леди Эллифлор, конечно.

Фиахна, похоже, встретил леди-призрака впервые. Он долго вглядывался в её лицо, пока покрасневшая Эллифлор не прошептала, что рассматривать женщину так долго неприлично, потом зачем-то коснулся её юбки (палец беспрепятственно прошёл сквозь призрачный лиловый бархат) и задумчиво склонился к Флориану (тот сразу же встал):

– Твоя жена?

– Вообще-то, сестра. – Леди-призрак вздёрнула нос и подобрала юбки. – Разве не видно, мы же похожи!

– А ты заметил, что она умерла? – Фиахна все ещё обращался к Флориану.

– Как некультурно, – ахнула Эллифлор, – при всех указывать женщине на её недостатки!

Эльф обернулся к ней с лёгким полупоклоном.

– Прости мою грубость. Я беседовал с твоим братом – он пустил меня в свои мысли и всё объяснил. Чтобы искупить свою вину, приглашаю тебя на танец.

– Я не могу. Я же призрак!

– А ты представь, что нет.

Фиахна протянул ей руку и вывел в грибной круг. Дриады заиграли весёлую мелодию – такую, что ноги сами попросились в пляс.

Эллифлор танцевала превосходно, а эльф – ещё лучше. На втором круге он притянул её к себе за руку и раскрутил. Элмерик поразился слаженности их движений: ведь невозможно в самом деле притянуть к себе бесплотного призрака! На третьем круге Фиахна поднял её за талию, перебрасывая через грибное кольцо. Эллифлор сияла, её щёки порозовели, дыхание участилось. На пятом круге на её висках выступил пот. Элмерик не понимал, что происходит, но впервые на его памяти леди-призрак выглядела… живой. Он перехватил ревнивый взгляд Розмари – кажется, та была совсем не рада, что Фиахна танцует с другой. Ох, Роз… ну и влипла же ты!

Когда танец закончился, Эллифлор, смеясь, присела перед Фиахной в реверансе. Он поцеловал её ладонь и чинно подвёл к Флориану.

– Это мой подарок на сегодняшний вечер.

Пока все пытались понять, что он имел в виду, Эллифлор, совсем некуртуазно взвизгнув, заключила брата в объятия. Флориан побледнел и зашатался, а в следующий миг сжал её хрупкие плечи крепко-крепко. Элмерику показалось, что суровый чародей сейчас заплачет. Ну точно. По его щеке, оставляя влажную дорожку, скатилась слеза.