Часовые неба

Метка появилась на азимуте пятнадцать градусов. Это значило, что цель шла не строго по линии поле на перехватчика, а была где-то слева.

По мере сближения с целью метка все ярче вырисовывалась на экране. И вдруг вместо одной метки, которую летчик маневрированием своего самолета пытался вывести на нулевой азимут, вспыхнуло сразу несколько: цель применила помехи.

И вот цель снова попала на экран бортового локатора. Она наблюдалась неустойчиво, с перемещением по желтоватому полю экрана. Помехи еще влияли на работу локатора.

Как только на экране вспыхнула линия захвата, Ващенко быстро оторвался от тубуса и перенес взгляд на отражатель прицела. Искусственное изображение цели ярко горело на отражателе прицела, неимоверно быстро увеличиваясь в размерах.

— Атакую, — доложил летчик на КП и нажал кнопку фотострельбы.

— Отвал влево, — передал Белозеров, убедившись, что атака выполнена успешно. — Выходите за облака и следуйте на точку.

— Вас понял.

Теперь Ващенко всецело перешел в распоряжение руководителя полетов и должен был выполнять все его команды.

Командир полка, наблюдавший за перехватом цели в сложных метеорологических условиях, сказал начальнику штаба:

— Хорошие люди в нашем полку! На таких, как Ващенко и Белозеров, можно смело положиться. Они не пропустят врага.

ТРУДНАЯ ПОСАДКА

Глядя на невысокого, худого, если не сказать щуплого, старшего лейтенанта Шкурова, на его смуглое с завалившимися щеками лицо, не скажешь, что это летчик, да к тому же и перехватчик. Вот почему, когда метеоролог передал с КП об ухудшении погоды, руководитель полетов пожалел, что выпустил Шкурова в воздух, хотя вообще-то старший лейтенант был подготовлен для полетов в сложных метеорологических условиях.

Сейчас Шкуров уже выполнил задание и теперь подходил к аэродрому. Он выпустил шасси и воздушные тормоза, поставил во взлетное положение закрылки. Скорость уменьшилась до расчетной. До аэродрома оставалось около десяти километров. И тут по радио с летчиком связался оператор приема самолетов радиолокационной системы слепой посадки.

Эту систему на аэродроме в шутку называют вожжами летчика. Правда, в названии этом есть доля истины.

Шкуров, кроме облачного месива, ничего не видел перед собой, а с аэродрома его видели с помощью локаторов и подсказывали, в каком направлении, с какой скоростью снижения ему лететь, чтобы приземлиться на полосу. В такие минуты летчик чем-то напоминал слепого, который не может сам найти выхода из помещения.

Нелегко в такую погоду и оператору ефрейтору Круглову. Экран локатора сплошь забит белыми помехами — хлопьями снега. На фоне их цель (радиолокаторщики в авиации любой самолет называют целью) просматривалась слабо. Конечно, при хорошей настройке аппаратуры и достаточной опытности оператор видел идущий на посадку самолет и внимательно следил за ним.

Руководитель посадки Бутин, невысокий широкоплечий офицер, подошел к индикатору кругового обзора и тоже стал наблюдать за движением цели на экране. Бывший летчик, он, пожалуй, лучше других мог понять в эту минуту состояние того, кто сейчас находился в самолете. Тонкие сухие руки невольно потянулись к телефонной трубке.

— Литвинов! — Обращение относилось к радиомеханику, который находился в другом помещении станции. — Еще раз проверь настройку и наблюдай за работой. Погода ухудшилась.

Над аэродромом — словно перину тряхнули, снег белыми шапками залепил полосу, видимость была очень плохой.

— Сообщите высоту, — попросил оператор Круглов.

— Высота восемь, — ответил летчик.

— Вам тридцать пять.

Это значило, что Шкуров снижался с меньшей вертикальной скоростью, чем требовалось.

— Вас понял, — ответил Шкуров. — Выполняю.

Через каждую тысячу метров он докладывал о высоте и получал указания, с какой вертикальной скоростью ему снижаться.

Самолет по-прежнему со всех сторон окружали облака. Летчик не видел даже плоскостей своей машины. Все внимание он сосредоточил на авиагоризонте, высотомере, показателе скорости и указателе курса. Эти приборы сейчас были поистине глазами летчика.

Шкуров знал, что главное сейчас — не растеряться, не впасть в панику, четко и быстро выполнять команды, подаваемые с земли.

Он вспомнил об одной давней посадке, которая была посложнее этой. Тогда Шкуров и еще три летчика получили задание перегнать самолеты из ремонтных мастерских на свой аэродром. В пути нужно было сделать несколько посадок на промежуточных аэродромах. И вот, взлетев с одного из них, Шкуров обнаружил, что сектор газа заклинило в положении максимальных оборотов. Он немедленно доложил об этом на стартовый командный пункт.

Руководитель полетов приказал летчикам вернуться на аэродром. Самолеты начали заходить на посадку, а Шкуров летал по кругу, вырабатывая горючее из подвесных баков. Несколько раз он пытался сорвать сектор газа, но безуспешно.

Невеселые мысли одолевали летчика. Садиться с выключенным двигателем да еще на чужом аэродроме — дело нешуточное. Тут нужен очень точный расчет, а ветер, как нарочно, был сильный, порывистый и дул под девяносто градусов к полосе.

Летчик еще раз проверил, не попал ли посторонний предмет в паз колонки управления двигателем. Но в пазу ничего не оказалось.

Когда горючее из подвесных баков было выработано, Шкурову разрешили заходить на посадку.

— Третий разворот выполнять дальше обычного. С таким расчетом, чтобы на прямой после четвертого выключить двигатель, предупредил руководитель полетов.

И вот сделан четвертый разворот. Шкуров вышел на прямую к посадочной полосе. Теперь нужно закрыть стоп-кран, чтобы прекратить доступ горючего в камеры сгорания. Летчик прекрасно знал: как только прекратится тяга, самолет резко пойдет на снижение.

Полоса приближалась с каждым мгновением. Уже видны были люди, высыпавшие на аэродром. Они переживали за Шкурова: как-то справится он с этой посадкой?

Пора!

Летчик взялся за рычаг стоп-крана и потянул его вверх. Но что это? Кран оставался неподвижным. Новые попытки также ни к чему не привели.

По спине пробежал холодок, но летчик взял себя в руки и передал на землю:

— Заклинило стоп-кран.

Теперь у Шкурова был один выход: набрать необходимую высоту и покинуть самолет методом катапультирования.

Покинуть самолет! Эта мысль не укладывалась в его голове. Сколько человеческого труда, сколько времени, сколько средств было затрачено на его постройку! И вот ни за что, ни про что бросить его на высоте нескольких тысяч метров. Неужели нет другого выхода?

Мысли работали лихорадочно: спасти самолет — вот что было главным в эту минуту.