Части целого

— А еще?

— Есть и еще.

— Расскажи.

— Я всегда считал, что из меня получился бы персонаж вроде Распутина.

— Не понимаю, — удивилась Анук.

Я покопался в тетрадках и поведал ей об идее влиять на богатых и сильных мира сего — нашептывать благие мысли в большое золотое ухо. Анук ухватилась за это с безудержной энергией. Видимо, заключила: если осуществится хотя бы одна моя мечта, я сойду в могилу удовлетворенным. Как будто кто-нибудь сходит туда удовлетворенным! Истинное удовлетворение не может наступить, пока остается хотя бы дюйм, где хочется почесать. И что бы там ни говорили, так не бывает, чтоб нигде не зудело.

Затем в один из пустых вечеров в мою комнату ворвался Джаспер и сообщил неприятное известие: ко мне пожаловали Рейнолд и Оскар Хоббсы. Анук затащила в мой дом двух самых могущественных людей на земле. Во мне поднялась волна жгучей ненависти к ней. Какая отвратительная жестокость — исполнить последнее желание умирающего. Неужели не понятно, что он этого не хочет? А желает лишь одного — не умирать.

Я вышел из спальни и увидел двух мужчин. Рейнолд — высокомерный и решительный, наделенный такой властью, что от этого даже моргал. И его сын, Оскар, серьезный и проницательный, такой же раздражающе привлекательный на вид, достойный продукт современной династии (в современных династиях каждое последующее поколение спаривается с супермоделями, чтобы гарантировать потомство с высокоскулыми лицами). Я испытал ненависть и к этим двоим, таким благополучным в своей судьбе. В собственную смерть я в конце концов уверовал. А вот их смерти не ощутил — настолько оба были непроницаемы.

Рейнолд смерил меня взглядом. Я оказался на два размера меньше, чем нужно.

Зачем они в моем доме? Послушать меня? Как Анук удалось все провернуть? Замечательно! Большего для меня не делал никто. Я откопал старые тетрадки и прочитал несколько бредовых идей, записанных мной в течение многих лет. Не важно, что это были за идеи, но их не приняли. Пока я говорил, гости смотрели на меня с таким видом, словно их лица были вырезаны из дерева твердой породы. Ничего человеческого.

Когда я кончил, Рейнолд властным жестом зажег сигару. А я подумал: почему богатеи курят именно сигары? Неужели считают, что рак легких — удел плебса, а те, кто занимает высшие ступени общества, достойны рака языка? Затем открылась истинная причина визита Хоббсов. Они пришли не для того, чтобы выслушивать мои идеи, а надеялись, что я приму участие в мини-телесериале, темой которого будет, разумеется, история жизни Терри Дина.

Я не знал, что ответить. Не мог ответить ничего.

Рейнолд провел ладонью по бедру, и вдруг в разговор вступил его сын:

— Нам, пожалуй, пора.

Какая командная игра! Какое суперсознание!

Они откланялись.

А я, обозленный на мертвого братца, углубился в лабиринт, взывая к космосу позволить мне хоть на пять минут совершить путешествие в прошлое, чтобы я мог плюнуть ему в глаза. Каким же он оказался надоедливым призраком. Превратил мое прошлое в огромную, открытую, не поддающуюся никакому лечению и врачеванию рану! Инфицированную и сеющую вокруг заразу.

В лабиринте было прохладно. Я брел сквозь ночь, как по реке. Мое смятение было понятно: часть моего существа жаждала успеха. Нельзя же оставаться неудачником всю жизнь! Оказалось, можно. В этом и заключалась проблема.

— Марти!

Это была Анук. Она бежала ко мне. Увидев ее, я вздохнул с облегчением — больше не злился за то, что она раздула память о моем призраке-брате. Анук была со мной. И я испытал острый прилив дикой страсти, вспомнив, с какой неистовостью мы любили друг друга — словно каждый изменял собственному супругу.

— Извини! Я подумала, что они могут проявить к тебе интерес.

— А на самом деле им нужен Терри. Так было всегда.

Анук обвила меня руками. И я почувствовал, как желание проносится по залам моего тела, ярким солнечным лучом освещая темные углы, где притаился рак. Я взбодрился и помолодел, и Анук это почувствовала: она крепче меня обняла, прижалась лицом к моей шее и долго не шевелилась.

В лесу послышались шаги. Я оттолкнул ее.

— Ты что?

— Это, наверное, Джаспер.

— Ну и что из того?

— Тебе не кажется, что ему незачем знать о наших отношениях?

Анук долго вглядывалась в мое лицо.

— Почему?

Я чувствовал, сыну это не понравится. Своими истериками он настроит против меня Анук и все испортит. Она решит, что спать со мной нет смысла. Вот почему через пару дней я глупо и некрасиво вломился в интимную жизнь Джаспера, отчасти сознавая: не важно, честны или бесчестны мои намерения, мой поступок неизбежно вызовет встречный пожар. Подумаешь! Я же не разбиваю мир крепко спаянной семьи. Они не подходят друг другу хотя бы потому, что ее мораль заставляет ее искать себе любовника, а его — нет. Но это все, разумеется, рассуждения. Правда же заключалась в том, что я предпочитал, чтобы он взбесился, — только бы мне не потерять Анук.

Пригласить к себе девушку я не мог, и не было речи, чтобы узнать ее телефон у Джаспера — он бы строго-настрого запретил ей звонить. Поэтому, встав пораньше, я наблюдал за хижиной сына, пока она не вышла. И понял, насколько часто они встречались (хотя и не мог определить, серьезны или нет их отношения), по тому, как уверенно девушка шла через лабиринт. Догоняя ее, я размышлял, как следует обратиться к изменнице. Но решил не ломать голову.

— Эй, послушайте!

Она поспешно обернулась и одарила меня улыбкой, способной кастрировать любого мужчину.

— Здравствуйте, мистер Дин.

— Вот этого со мной не надо. Я хочу вам кое-что сказать.

В ее взгляде светилось все кроткое, ангельское терпение мира.

— Я видел вас вчера, — выпалил я.

— Где?

— Там, где вы целовались совсем не с тем человеком, которого породил я.

Девушка судорожно втянула в себя воздух.

— Мистер Дин… — И умолкла, едва начав.

— Что скажете? Вы собираетесь признаться Джасперу?

— В этом нет смысла. С тем человеком мы были близки, и я с трудом сумела его забыть. И вот подумала… хотя не важно, что я подумала. Он меня не хочет. И я его больше не хочу. Я люблю Джаспера. Пожалуйста, ничего ему не рассказывайте. Я порву с ним, но ничего не скажу.

— Я вовсе не требую, чтобы вы с ним порывали. Мне все равно, кто подружка моего сына, но если это вы, то не должны его обманывать. А если обманываете, то скажите об этом. Послушайте! Было время, когда я любил девушку моего брата. Ее звали Кэролайн Поттс. Хотя нет, может, лучше начать. с начала. Людям всегда интересно, каким был Терри Дин в детстве. От меня ждут баек о юношеской жестокости и испорченном сердце ребенка. Представляют, как младенец ползет по манежу и между кормлениями творит всякую безнравственную гнусность. Смешно! Вы что, считаете, что Гитлер тянул ногу, маршируя к материнской груди?

— Мистер Дин, мне пора.

— Да, да, я рад, что мы с вами все выяснили.

Девушка ушла, а я подумал: ни за что бы не взялся объяснить, что мы такого с ней выяснили.

В тот же день вечером Джаспер ворвался ко мне в спальню и застал нас с Анук в постели. Не понимаю, почему это так на него повлияло. Видимо, эдипов стереотип — самая действенная методика разрушения семей вроде нашей; стремление сына убить отца и овладеть матерью не столь омерзительно, если мать суррогатная. Как бы в подтверждение моей неприглядной теории Джаспер был уязвлен, даже пришел в ярость. В жизни каждого человека может произойти бессмысленная вспышка, лишающая его доверия близких, и именно это произошло с Джаспером. Я не видел никакой разумной причины, почему он должен противиться нашей жаркой телесной связи с Анук, и он тоже это понимал. Но вскоре пришел и объявил, что уезжает. Мы молча постояли с минуту. Это была большая минута — недолгая, а просторная и гулкая, как пещера.