Частная коллекция ошибок

— То есть изготавливал подделки? — удивилась Ольга.

— Пожалуй, нет, — задумчиво протянул Виктор Дмитриевич. — Тихомиров не собирался ничего продавать, никому ничего не показывал. Всех своих «Коровиных» он поместил в интимных комнатах возлюбленной. Так он соединил пламенную страсть к таланту Коровина с таковой же, но к госпоже Плывуновой.

— Что-то прямо фрейдистское, — сказал Самоваров.

— Совершенно с вами согласен! Тихомиров, как я узнал, неоднократно попадал в психиатрические лечебницы. Лечился у доктора Усольцева, если вам что-то говорит это имя.

— Врач Врубеля, — вспомнила Ольга.

Виктор Дмитриевич согласно кивнул:

— Именно. Мания преследования у Тихомирова, как водится, соединялась с манией величия…

— Он воображал себя Коровиным? — предположила Ольга.

— Как ни странно, нет. Зато он начинал вдруг утверждать, что он композитор Направник [21] , и, нисколько не фальшивя, на разные голоса воспроизводил оперу «Дубровский». От начала до конца.

— Ужас какой! — всплеснула полными руками Ольга. — Даже жаль эту… Плывунову, я верно имя запомнила?

21

Н а п р а в н и к Э.Ф. (1839–1916) — чешский и русский композитор и дирижер, автор оперы «Дубровский» (1896).

Козлов покачал головой:

— Не знаю, стоит ли ее жалеть. Судя по сохранившейся в музее Большого театра групповой фотографии декораторов, Петр Тихомиров был крупным, привлекательным мужчиной. Лицом он несколько смахивал на Ивана Алексеевича Бунина, до глубокой старости сохранял отменное здоровье и сексуальную активность.

— А это-то вы откуда знаете? — удивился Самоваров.

— Мир тесен. Мир невыносимо, необъяснимо, раздражающе тесен. Но тесен иногда и в самом выгодном смысле! Представьте, Фима Аксельрод учился в одном классе средней художественной школы — той, что при Третьяковке, — с неким Славой Тихомировым. Этот Слава оказался не однофамильцем, а родным внуком Петра Тихомирова. Того самого, нашего!

Виктор Дмитриевич отметил, что на этом этапе Фима не оплошал и распутал историю с противоположного конца. Он выяснил, что Евдокия Плывунова, в чьей спальне красовались сомнительные картины, скончалась в 1926 году от плеврита. А вот Петр Петрович Тихомиров продолжил писать декорации в Большом театре, лечиться у хороших неврологов и нравиться женщинам. Его связи были мимолетны, а картины, подписанные «Коровин», мирно пылились на чердаке его дачного дома в Красной Пахре.

Лишь в 1954 году юной артистке кордебалета удалось затащить декоратора в ЗАГС; через полгода на свет появился чудесный мальчик, папа Фиминого одноклассника. Этот папа тоже стал художником. Он рисовал новогодние открытки, много пил и был славным, дружелюбным парнем. Когда и каким образом Филипп Палечек с ним познакомился, как оказался на Красной Пахре и влез на чердак, никто не знал. Проданы или подарены были Палечеку пыльные картины с чердака, тоже неизвестно. Фимин одноклассник такими вещами не интересовался, поскольку с ранних лет питал отвращение к живописи.

Сам Петр Петрович Тихомиров тихо скончался в августе 1980 года, в разгар Московской олимпиады. Десять последних лет он считал себя Направником и никем более.

— Какая грустная история, — вздохнула Ольга.

— Да, Палечек наконец-то сел в калошу, — радостно согласился Виктор Дмитриевич. — Вертелся как уж на сковородке. Обещал прикрыть свою коровинскую лавочку. Впрочем, если все это добро он сбудет как произведения Тихомирова, я возражать не стану. Видел я у него неплохого Туржанского [22] и три офорта Матэ… [23] Но это совсем другая история. А вы, душка, уговорите своего патрона слить куда-нибудь незаметно ваше «Утро в Гурзуфе» — больнице какой-нибудь пусть он его подарит, что ли.

22

Т у р ж а н с к и й Л.В. (1875–1945) — русский живописец, пейзажист.

23

М а т э В.В. (1856–1945) — русский художник, рисовальщик и гравер.

— Психиатрической, — подсказал Самоваров.

— Неплохая мысль! Снимает все проблемы и выглядит благородно.

— Я о другом! Какая грустная история, — повторила Ольга. — Полубезумец, каких много породил Серебряный век, написал странные вещи, которые украл другой полубезумец и сгинул вместе с ними в болоте. В этом есть что-то роковое, что-то предопределенное, страшное.

— Да бросьте! — махнул рукой Виктор Дмитриевич. — Бывали у меня на руках вещи, которые и не так поплутали по свету.

Самоваров мысленно согласился с экспертом, глядя на Гаттамелату, который на своем тяжелодумном коне удалялся в Элизиум. Никак не мог воитель достигнуть ни рая, ни ада — ни у себя в Падуе, ни тут, в Москве, где за толстыми безоконными стенами шел сейчас снег — густой, влажный, мохнатый снег, какого никогда не бывает в холодном Нетске. Грустно становиться тенью, и бронзой, и гипсом. Зато вопросов остается меньше, в том числе не слишком важных, но неразрешимых.

Например, откуда взялся фальшивый Каменев?