Частная практика

– Доброго утра, Матвей Степанович, – Катерина закрыла глаза, испытывая преогромное желание телефон отключить.

– Да, доброго… вы мне нужны!

– Зачем?

– Вы должны меня спасти!

– От чего?

Спокойствие. Только спокойствие. И ноги вытянуть. И попытаться разогнуться, потому что диванчик времён её теплых воспоминаний оказался вовсе не так уж мягок. То ли годы сказались, то ли собственный Катерины возраст.

– От меня самого! – нервически воскликнул Матвей Степанович. И Катерина представила, как он отирает платочком бритую голову. – У меня снова эти мысли… эти самые… про общественное благо!

– Вы хотите его совершить.

– Я хочу набить морду подрядчику.

– И как это пойдёт обществу на благо?

– Так… ворует же, паскуда, – голос Матвея Степановича обрёл некоторую долю спокойствия. – Не у меня. У государства. И раньше я бы в долю вошёл, а теперь вот морду набить тянет и так, чтоб покаялся. Это ж ненормально!

– Совершенно, – Катерина, сдержав стон, села. – Вы правы… это ненормально. Но вы усилием воли желание подавите.

– Я подавил. Но… с каждым разом оно всё сложнее! И с женой опять же…

– Которой?

Жен у Матвея Степановича было четыре и все – бывшие.

– С Машкой… это вторая, – он вовремя спохватился, что Катерина не помнит. – Я знаю, что у неё муж нынешний без работы остался. Позвонил. Предложил помочь. Говорю, вот позаботиться о тебе хочу. Не чужие же ж люди! А она меня матом… нет, я понимаю, что раньше я был так себе мужем… но сейчас-то искренне хочу позаботиться! И позабочусь.

– Возможно, не стоит заботиться о людях, которые этого не хотят?

– Но муж-то у неё без работы. А сама в декрете сидит. Алёнка, моя третья которая, та вон тоже сперва отказывалась, но ничего, привыкла… наверное. Правда дурит, переехать надумала, на Севера. Я ей сразу сказал, что ей на Севера нельзя, там климат для женщины неподходящий! Предложил домик купить. В Крыму. Вот мозгами понимаю, что дурь несусветная, что валила бы она на свои Севера, а не могу отпустить… заболеет же… у Сабинки ухажёр новый. Он мне не нравится категорически. Мудило ещё то, если по роже. А она не слушает…

Катерина прикрыла глаза.

Думать не хотелось.

Хотелось упасть на диван, поёрзать, выбрав место поровнее, чтоб старые пружины не пробивали рёбра, и накрыться с головой пуховым одеялом.

– Катерина Андреевна… спасайте.

– От чего?

– Не знаю… выясните! Давайте я ещё раз тесты ваши пройду!

– Вряд ли там что-то изменится, – она всё-таки села, но не выпустив одеяло. Растопленная на ночь печь успела остыть, как и сам дом. – Матвей Степанович, вы здоровый человек. Со здоровой психикой.

– Но… как здоровый… я не здоровый. Не здоровый я! Я раньше был здоровый! А теперь… теперь вот… херня какая-то творится! Взятку дать надо хорошему человеку, чтоб вопрос решил один в мою пользу. А я не могу! Вот меня прям от одной мысли про эту… самое… трясёт всего! Или вон… другой вопрос решить… с одним… несговорчивым, из-за которого того и гляди контракт со стройкой уйдёт. Год назад я бы сказал прессануть и всё. День-два и проблемка решилась бы. А тут прям душа болит, что человека из дома выживаю… что это, Катерина Андреевна?

– Совесть, – Катерина спустила ноги с дивана и потрогала пол. Так и есть, леденющий. – Это, Матвей Степанович, называется совесть. Проснулась она у вас.

– Так пусть опять заснёт! Я ж разорюсь! Я уже пробовал… ну, как вы советовали… десятину духовную… на храмы там, приюты…

– Не вышло?

– Сперва-то отпустило. А потом… потянуло проверить, что там… и знаете, воруют, сволочи! – это было сказано с искреннейшим возмущением. – И там, и сям… и управы на них никакой. А меня крючит! Вот натуральнейшим образом. Главное ведь даже не это! Главное, что мне заботиться не о ком! А я хочу! Людка, первая, так та за границу умотала… так и написала, что у меня совсем крыша поехала, что с моею о ней заботой жить невозможно! Мне бы разозлиться, а я переживаю, ночей не сплю, маюсь, как она там… и заботится хочу. И о ней, и о других тоже…

– Это естественное желание нормального человека, проявлять заботу о близких. Просто… у вас ведь, если не ошибаюсь, больше из близких никого?

– Никого, – согласился Матвей Степанович. – Сиротинушка я…

Ага.

Здоровенный бритоголовый сиротинушка, который в руке подкову согнуть может. Сам показывал и хвастал ещё, что силы в нём почти столько же, сколько дури.

Но дури всё равно больше.

От неё таблетку и просил. Волшебную. Для мозгов.

– Наверное, поэтому всё, – голос Матвея Степановича сделался задумчив. – Что сиротинушка… и заботиться мне не о ком. Может… я подъеду? Глянете? Я как с вами поговорю, то легшает.

– Подъезжайте, – разрешила Катерина. – Только… давайте часам к десяти? Я не в городе.

– Может, машинку прислать?

– Не надо.

Не хватало ещё.

– Значит, договорились… вы уж придумайте чего, Катерина Андреевна… я ж и вправду свихнусь так вот. Или разорюсь. Или и свихнусь, и разорюсь сразу.

И отключился.

Катерина подавила зевок. И подумала, что в принципе можно было бы и доспать. Но потом подумала, что нехорошо обманывать себя. Уснуть она не уснёт, только промается и разозлиться. А значит, надо вставать.

И проверить второго своего пациента.

Ввязалась на свою голову…

Она пошарила под диваном и вытащила тапочки. Выглянув в окошко, Катерина обнаружила что там всё ещё темно.

Ну как…

Небо скорее синее, чем чёрное. Снег сыплет, но как-то вяло, словно нехотя. И фонарь, что характерно, горит, тот, который за воротами. Свет фонаря ложится жёлтым кругом на снег.

И некроманта, который по этому самому снегу кружится.

С палкой в руках.

Было бы смешно… смешно не было. Совсем. Катерина сползла с кровати, как была, с одеялом, подобралась к окну. Сквозит слегка… и газеты отклеились. И надо бы на стеклопакеты заменить. Но кому и когда.

И зачем?

Но видно всяко лучше.

Вот Гремислав замер… не просквозило бы его в одной-то рубахе. Нет, штаны тоже имелись, но вот смотреть на некроманта было холодно, и Катерина поплотнее закуталась в одеяло. А некромант снова начал… танец? Бой? Или что-то среднее? Главное, красиво двигается, плавно, текуче. И видно, что привык он так… разминаться?

Нехорошо подсматривать.

Но и отвернуться неправильно, потому что именно сейчас он таков, каков есть. Без масок, без желания что-то спрятать от неё, будто Катерина враг. Да и в целом-то… ничего плохого она не делает.

Просто смотрит.

А потом Гремислав обернулся, и Катерина поняла: почувствовал. А может, и увидел. Первым порывом было отскочить от окна, притворившись, что её здесь нет. Но с порывами своими Катерина давно уже научилась бороться. А потому просто помахала рукой.

В конце концов, если так жаждал одиночества, мог бы и получше спрятаться.

Надо бы чайник поставить. Небось, после таких зарядок любой нормальный человек от чаю не откажется. И ненормальный тоже. Катерина знала точно.