Часы любви
Шрифт:
Тревельян отступил от него на несколько шагов. Чешэм откинулся на спинку кресла.
– Из-за чего такой шум? Значит, она симпатична и вам?
Тревельян не стал отрицать этого, и губы Чешэма изогнула сухая улыбка.
– Итак, она должна стать вашей любовницей?
– Я предложил ей стать моей женой.
Чешэм поглядел на графа так, как если бы только что вылетел из седла в скачке с препятствиями.
– Неужели вы говорите правду?
– А вы как думаете? – отрезал Тревельян.
Чешэм вздохнул.
– Признаюсь, я неравнодушен к девчонке.
– Вы забываетесь, кузен, – полный злобы взгляд Тревельяна мог бы пронзить гранитную стену. – Или вы не помните, что и мать моя была ирландкой, вокруг меня живут только ирландцы, да и сам я – ирландец.
Чешэм в раздражении бросил:
– Она не из тех ирландцев, которые подходят вам, и вы это тоже понимаете. И вообще, вы разыгрываете меня, правда? И за обедом мы хорошенько посмеемся над всем этим.
Сцепив руки за спиной, Тревельян поглядел в окно – на пораженные поля.
– Нет, это правда. Я люблю ее. Я уже просил ее стать моей женой, однако она пока, – Ниалл помедлил, морщась словно от боли, – отказывает мне.
Чешэм поднялся на ноги, пытаясь изобразить, что старается переварить потрясающее известие. Он явно хотел бы придать ситуации более легкомысленный оттенок, однако, прекрасно зная крутой нрав Тревельяна, предпочел не делать этого.
– Да как она может отказать на предложение состоятельного и могущественного графа, одного из самых значительных людей в Ирландии? – В голосе Чешэма угадывалось недоумение.
– Это длинная и неприятная для меня история. – Тревельян вздохнул. – И я ничего не намерен объяснять. Достаточно сказать одно: мне сейчас не до балов.
– Быть может, это ваша проблема, а она хочет внимания. Бал будет весьма уместен.
Тревельян вдруг резко повернулся лицом к нему, Чешэм даже вздрогнул.
– Устами младенца…
– А что это я сказал? – возмутился Чешэм.
Чело Ниалла, погрузившегося в глубокую задумчивость, избороздили морщины.
– Пусть будет бал. Праздник на все графство. Пускай наш народ покажет нос этому блайту, там я и объявлю о своих дальнейших планах в отношении ведения хозяйства в Лире – о коровах, овцах и зерне. Тогда Равенна поймет, что я не… – Голос его стал едва слышным. – Не…
– Что не? – спросил Чешэм.
Тревельян поглядел на кузена так, словно только что заметил его, и промолчал.
Расстроенный Чешэм покачал головой.
– Если ситуация, кузен, такая же унылая, как ваше лицо, я рекомендовал бы вам опробовать все возможное.
– Быть может, и придется, – отвечал в рассеянности Тревельян, уже звоня Гривсу.
Равенна поняла, что Тревельян вошел в апартаменты. Не то, чтобы она услыхала его, скорее почувствовала, и, как Гранья узнавала духов по эмоциям, которые она оставляла на земле смертных, так и сейчас внучка ее
ощутила гнев, вступивший в комнату как призрак, вышедший на охоту.Она ничего не сказала ему. Подняв взгляд от стола, на котором подсыхала исписанная страница, Равенна молча посмотрела Ниаллу в глаза, схватила чернильницу и швырнула ее, целя ему в голову.
Он отступил в сторону. Чернильница ударилась в стену, оставив на ней индиговое пятно.
– А чего-нибудь другого нельзя было придумать? – угрюмо спросил он.
– А чего еще ты от меня ждешь? Я же сказала, что рабы не любят хозяев. – Схватив со стола небольшую стаффордширскую статуэтку, изображавшую Изиду, Равенна замахнулась ею. – Убирайся отсюда, если ты пришел не за тем, чтобы выпустить меня.
– Я пришел пригласить тебя на задуманный Чешэмом бал. – Взгляд Ниалла обратился в сторону гардеробной. – Я пришел, чтобы переодеться. Даже мой портной не способен сделать чудо за одну ночь.
– Не дам, – Равенна метнулась к двери гардеробной. Вооруженная стаффордширской богиней, она преградила ему путь. – Убирайся. А твоя одежда – залог моего освобождения. Если тебе нужно свежее белье, сперва выпусти меня.
Ниалл шагнул вперед. Статуэтка поднялась выше. Он резко нырнул вниз, пропуская фигурку над головой; пролетев над Тревельяном, она разбилась о резную притолоку в прихожей, оставив над ней отметину.
– Ну как, припадок окончился? – спокойно спросил Ниалл.
Глаза Равенны наполнились разочарованием и слезами.
– Ты считаешь себя цивилизованным человеком и держишь меня в плену, как самый отсталый из твоих американских приятелей-рабовладельцев.
– А что мне остается? Если я выпущу тебя, ты сразу умчишься в такую даль, где я тебя никогда не поймаю.
– Вот уж что правда, то правда, – прошептала Равенна, когда Ниалл поднял ее и отставил в сторону.
Забрав из ящиков гардероба кое-что необходимое, Тревельян вновь повернулся к Равенне.
– Ну, какое будет мнение по поводу бала?
– Ты, наверно, сошел с ума, если решил, что я, пленница, буду ходить на балы. – В глазах ее сверкал гнев.
– Даже если я приглашу все графство? Даже если явится твоя бабушка и ее разобьет паралич от одной мысли о том, что ты у меня в плену?
С презрением поглядев на Ниалла, Равенна отвергла его шантаж.
– Ты знаешь, что я сбегу, если ты отпустишь меня отсюда на бал.
– Ты и шага не сделаешь от меня.
– Невозможно. Тебе не удержать меня рядом с собой весь вечер.
– Попробуем?
Они уставились друг на друга, сойдясь в поединке воль. Наконец, Равенна сказала:
– Ладно, пусть будет бал. К этому времени меня здесь не будет, даже если для того, чтобы освободиться, мне придется позвать на помощь Малахию.
Губы Тревельяна исказила грозная улыбка.
– Если только Малахия объявится здесь, я убью его, и не говори потом, что не знала об этом. Ну, стоит ли его смерть нескольких мгновений свободы?
– Я ненавижу тебя, – прошептала Равенна.