…Одно – и знакомое и незнакомое – имя: Зоя Александровна Межирова.

Безупречная точность самовыражения, полная слитность внутреннего лиризма с пластическим его осуществлением, душевного жеста с жестом стихотворным обеспечивают ей право на безоглядную самостоятельность.

Георгий МАРГВЕЛАШВИЛИ

Как много трепетного понимания в стихах Зои Межировой. Понимания чужой беды и боли, беспощадного хода времени, понимания главных истин и ценностей нашей быстролетящей жизни. И как прекрасно – точно и возвышенно выражает она это понимание в своих высоких и удивительных стихах.

Среди многих талантливых ныне живущих русских женщин поэтов я не знаю более живой и сильной, чем Зоя Межирова.

Анатолий ЖИГУЛИН

Нелегко быть дочерью знаменитого поэта, особенно если ты пишешь стихи. Жизнь Зои Межировой сложилась неожиданно для нее самой – она уехала в США, вышла замуж. Муж, неординарный американец, умер. Зоя осталась совсем одна. А вот стихи продолжает писать и, конечно, по-русски. Стихи прозрачные, наполненные терпкой печалью.

Евгений ЕВТУШЕНКО

Зоя, сознаешь ли ты, знаешь ли, что тебе дано то, что почти ушло из русской поэзии – лирическая стихия…

Александр МЕЖИРОВ

Зоя Межирова – поэт глубокий, вдумчивый, немногословный истинный мастер!

Перечитайте ее стихотворения «Часы Замоскворечья», «Старые вещи», «Мир за стеной где-то там, в отдаленье…», «Давно от всех событий…» и многие другие – это законченные новеллы в стихах, запечатленные – мастерски! – мгновения жизни, судеб, истории, современности.

Редко встретишь у нее так называемые «риторические» стихи, но, если и встретишь, то они звучат великолепно – и настроением, и своеобразной их новизной. Так, например, одно из ее таких стихотворений – «Дискотека» («Мы молоды – и потому вовеки не умрем…») я перепечатывал на машинке и дарил –молодым поэтам (приходящим ко мне со стихами) – для учебы, для уточнения и укрепления жизненного тонуса и настроя.

Мне – в этих стихах – очень дорога дерзкая вера автора в бессмертие жизни.

Михаил ЛЬВОВ

Таинственный манок

Зоя Межирова, которая выпустила в России две книги стихов, продолжает писать и публиковать их, живя в штате Вашингтон, США. У нее несомненный лирический дар, а то одиночество, на которое она обречена, судя по ее лирическим признаниям, является замечательным допингом для творчества. Как говаривал князь Вяземский: «Сохрани, Боже, ему быть счастливым: с счастием лопнет прекрасная струна его лиры».

Говоря об одиночестве, имею в виду прежде всего лингвистическое: даже граждане русской диаспоры стараются заменить родной язык благоприобретенным воляпюком.

Еще один двигатель поэзии Зои Межировой – бессобытийность ее американской жизни, даже если эта бессобытийность кажущаяся: «Весь мой бессобытийный, на разлуку потраченный год…» Напомню, что один из лучших рассказов Чехова – «Скучная история». Нет, я далек от того, чтобы сравнивать Зою Межирову с великим русским прозаиком, да и темперамент не тот. У нее как раз повышенная, драматическая реакция на мир окрест: именно ввиду этой – все равно, субъективной или объективной – бессобытийности. В этом манок ее поэзии, хоть и не единственный.

Для Зои Межировой событием является то, что на поверхностный взгляд, до этого ранга не дотягивает. Но художник заново выстраивает иерархический ряд, и желание Акакия Акакиевича приобрести новую шинель в плане эстетическом не менее значимо, чем желание Гамлета отомстить за поруганную честь матери и убийство отца. Весь вопрос, насколько художник убедителен. Зоя Межирова умеет настоять на своем, и ее рассказы о магазине восточной бронзы либо о госпитале Святой Марии захватывают читателя.

Да, она – отличный рассказчик, что среди стихотворцев случается не так уж часто. Сюжеты у нее напряженные и сентиментальные (без уничижительного оттенка этого хорошего слова). Все это не мешает ей быть также проникновенным лириком. Сюжетные и лирические стихи замешаны у Зои Межировой на сильной, я бы сказал – волевой эмоции, хотя, конечно, в своих стихах она женщина с ног до головы, и автору этих строк немного даже жаль, что он знаком с ней только заочно – «путем взаимной переписки». В том-то и дело, что при чтении таких ее стихов, как «Все ящики в Нью-Йорке для отбросов…», «По своей, чужой ли воле…», «В госпитале Святой Марии…», «Восточная бронза» не отпускает чувство, будто знаком с этой женщиной давно и близко. Это ли не свойство настоящей поэзии?

Владимир СОЛОВЬЕВНью-Йорк

Красный форт

В Красном Форте старого Дели,Чьи сапфиры спят на прилавкахИ смеются ветрено изумруды,У стены глухой и великойПочти терракотового цвета,Где автобусы съезжаются на площадь,С самого утра и до закатаПод шелково-палящим солнцемНищая девочка с ребенкомВстречает иностранных туристов.Она ничего у них не просит,Что как-то чудно и необычно,Весела и резва в тряпье цветастом.Но минутами взгляд ее глубокийВдруг задумчив, хотя и без грусти,И тогда становится серьезным.На руках больного ребенкаВечно полусонного таскает,Вовсе, кажется, не замечаяСудорог его улыбки странной.То к бедру прижав, а то в обнимкуХодит с ним по площади гудящей,Возникая то тут, то там без цели,Радуясь лишь тем, что жизнь встречает,Никому не нужна в жаре столичной.Я зашла в раскаленный автобусИ оттуда протянула ей плиткуЧуть подтаявшего шоколада,Чтобы на меня опять взглянулиТемные глаза, где пламя в пепле.Радостью такой, какую в лицахТак нечасто отыскать возможно,Той, которую теперь вовекиПозабыть, наверно, не удастся,Полыхнули они и засветились.Обхватив поудобней ребенка,Шоколад под худенькую рукуСунула ему и так прижала,Улыбаясь, тихого младенца,Что сразу стало понятно —Нет счастливее ее на свете.Просто так, а не за услугуПринимая случайный подарок,Улыбнулась такой улыбкой,Словно меня и раньше знала,Будто я ей не чужая,Постояла несколько мгновенийИ снова куда-то исчезла.Загудел тяжелый автобус,И стена терракотового цветаЗа стеклом поплыла под солнцем мимо.Красный Форт за спиной оставался.Только вдруг заглох мотор – как видно,Вышла какая-то неполадка.И минуту мы еще стояли.Я тогда опять к окну прильнула —Не появится ли где-то рядом?..Так и есть, смотрю, стоит у стекол(Все же догнала, чтоб проститься),Мне в лицо, как прежде, улыбаясь.Навсегда прощай, уже во векиНе увидимся больше с тобою!Все поплыло мимо, только помню —Смуглая рука еще мне машет.В тот день у Красного Форта,В далеких и чужих широтахЯ тогда поняла такое,Что уже и счастья не надо, —Жалкая, пустая затея.

Песня капель дождя

Г. М.

В дождь, в грустьВсе становитсяНа свои места,Потому что никто не торопитсяНикуда.В шелестящий дождь,Провисающий сетьюНад морем покатых крыш,Ты когда-нибудьПозвонишь.Будет сумрачный голосИ глух и хмур.Я искала тот звук,Шаря взглядом слепымСреди нот, на пюпитре лежащих,Годов-партитур.Затвердила до обморокаСпотыкающийся,Горько-терпкий,Шершаво-гортанный акцент,Как прилежный упрямый студент.Низкий звук этой ноты,Восстав над ненужностью слов,Мне слепил из реальности снов.Он вот-вот прикоснетсяОтвесною теньюБезветренной стаи дождя,Снова прежний напев поведя.Вновь ему все равно —Время дальше торопитсяИли отхлынуло вспять…Снова он… Мне ль тебя не узнать?..Что мне делать, когдаВ этот тихо подкравшийся миг,Сквозь беззвучный растерянный часНомер мой набираешь сейчас?..

«Отчужденность чужой столицы…»

Отчужденность чужой столицыПрибалтийской страны укромной.Дни аннексии. Тленье пепла.Черепичные крыши Европы.В парках невозмутимых тюльпаны.На брусчатке голуби, дети.И язык тех мест незнакомый.Алма Яновна вяжет на спицахТолстой шерстью тяжелый свитер.Проживает одна в просторнойСветлой комнате старого дома,Где высокие окна от полаИ сверкает паркет навощенный.На столе деревянном салфетки,То ли шерсть, то ли хлопок жгутами,С бахромой нарядной по краю.Желтый цвет янтаря на каждой.Так и помню ее, седую,Аккуратная стрижка и руки,Окруженные спиц порханьем.Объясняла трудные петли,Говорила какие ниткиДеревенской крученой шерстиНадо мне купить на базаре,Где осенних цветов изобилье.На окне высоком от полаБыло много горшков с цветами.Дни на хмуром песчаном взморье,Между сосен дюнная дача.Элегантные магазины,Непустеющие прилавки,Под пятой имперской тяжелойНе терявшие лоск всегдашний.И душистый хлеб пеклеванный,Тот, что рижским в Москве считался.Все родное. И запах сладкийТорфяной, если печи топились.Эту землю я бы узнала,Даже если глаза закрыты,По шуршанью дождей на асфальте.Алма Яновна вяжет из толстойТеплой шерсти тяжелый свитер.Вновь сюда приехав однаждыПо прошествии лет немалых,Я решила зайти к ней в гости,Как в года былые с букетом.Позвонила. Дверь приоткрыли.И в ответ, посмотрев исподлобья,Известили коротко, жестко,Что зимой умерла. И сразуДверь захлопнулась. Я осталасьВ полумраке лестничной клетки.Повернулась. Нетвердым шагомПо ступенями чугунным спустилась,Из подъезда на улицу вышла,Всю залитую теплым светом.Алма Яновна… Сны из детства…Неприязнь я помнила этуИ сочувственно замолкала,В несогласном живя согласьиС затаенной ее причиной,Стыд бессильный топя в смущенье,В безмятежности дней любуясьНа дожди твои и костелы,Твоего языка не зная,Проходя по старинным паркам,Обживая чужую дачуУ песка на янтарном взморье.Все слова мои неуместны,Как в руках букетик мой жалкий,Так беспомощно опоздавший,Знак привязанности безмолвной,Что к тебе я несла в то лето.Но молчат петухи на шпиляхИностранного государства.