Чай вдвоём в Литературной газете
Шрифт:
– А! – понял я. – Да, он элита. Безусловно. И поэлитней, чем тот… композитор.
Виктор Петрович взглянул на меня исподлобья.
– А почему ты уверен, что он элита?
– Он сам так сказал. А кому же знать лучше, как не ему?
Виктор Петрович вздохнул.
– На пресс-конференции он вёл себя очень грубо… Как бы даже по-хамски. Помнишь?
– Помню, помню. А как же!
– И неумным он мне показался.
– И мне, – согласился я. – Ну, так что?
– И Интерпол его хочет арестовать.
– Прекрасно.
– Если, конечно, верить Интерфаксу.
– Интерфаксу –
Виктор Петрович вскочил.
– Если это у нас элита, то кто же тогда мы?..
– Мы – не элита.
– Знаю! Но почему?..
– Как бы тебе это… помягче… Ну, скажем, ты бы на конференции не нагрубил.
– Ну конечно, что ты…
– Но при этом ты – не элита.
– Ну… да!
– Чувствуешь – здесь есть какая-то корреляция?
Виктор Петрович вцепился руками в край стола. Пальцы его побелели.
– Так что же: я, значит, в принципе не гожусь?..
Бог видит, хотел я его пощадить, – но он попросту нарывался.
– Ладно. Ты вдруг решил, что и ты годишься. Ну… Тогда, брат, к тебе вопросец: а что ты такого сделал?
– Какого?
– Элитного.
Виктор Петрович сел.
– Наташка у меня была… Это как, считается?
– В баню ходил с ней?
– Нет. Зачем?
– М-да… Плохо. А какой-нибудь банк хоть раз заплатил ей? Вместо тебя?
– Да ты что! Даже я ей не платил. Ну, шампанское там… Цветы…
– Тогда, может, ты сумел укрыть от налоговой службы хотя бы пару сотен тысяч баксов?
– Иди ты!..
– Сейчас. Последний вопрос: в каких городах каких стран ты приготовил особняки, чтобы в случае чего?..
Он отвернулся.
Я встал:
– Ну, так что ж ты, Виктор Петрович… со свиным-то рылом да в калашный ряд?
Он так огорчился, что мне стало стыдно.
– Прости, – искренне сказал я. – Я не хотел тебя обидеть. У нас вполне демократическое общество, и войти в элиту может в принципе любой. Лишь бы было стремление. Это во-первых. А во-вторых, общество наше ещё совершенно дикое, и государственная элита у нас подвергается всяческим гонениям. В газетах полощут их ежедневно, телеканалы стараются… И никакая секьюрити не спасает.
– Однако ведь терпят?
– Ну, а что делать? Назвался элитой – полезай… э-э… ну, куда в данном случае?
Некоторое время мы безрезультатно соображали.
– Да никуда! – догадался Виктор Петрович. – Она ведь уже прилезла, куда ей ещё лезть?
– Точно, – с облегчением согласился я. – Дальше уже некуда.
Мы замолчали. Виктор Петрович вертел в руке пустую чашку.
– Нет, – сказал он затем. – Нет. Никогда я не буду в калашном ряду… И в Охотном. И в правительстве, и в президентской свите… Но зато я смогу честно смотреть людям в глаза.
Меня это так рассмешило, что у меня потекли слёзы и заболели мышцы живота. Лет сорок я так не смеялся.
– Невысокого же ты мнения о нашей элите, – сказал я, отдышавшись. – В глаза-то она как раз смотрит честно. Так честно, как ты никогда не сможешь.
Путь
воина«Литературная газета. Юг России» 23.02.2000
– Ну, давай выпьем за наш мужской праздник, – сказал Виктор Петрович.
– Охотно, – сказал я и налил ему и себе свежего чаю.
Мы выпили. Чай оказался хорош. Виктор Петрович даже крякнул.
– А теперь давай конкретно за нашу непобедимую армию. Которая вновь одержала победу. На этот раз в Чечне.
– Давай, – сказал я.
Мы опять выпили, и Виктор Петрович опять крякнул.
– А хороший чаёк, – сказал он.
– Повезло, – сказал я.
– Я прошлый раз покупал – ну, помнишь? – он не такой был.
– Места знать надо, – сказал я.
– Интересно, какой чай пьют наши в Чечне?
– Я думаю, какой найдут.
– А их самих – не находят… – сказал Виктор Петрович и снова выпил чаю, уже не дожидаясь меня.
– Что, собственно, ты имеешь в виду? – спросил я.
– У нас армия регулярная? – спросил Виктор Петрович.
– Регулярная.
– Воюем на своей территории?
– На своей.
– А кто погиб – неизвестно!
– Ну, почему, – сказал я. – Часто бывает известно.
– А бывает, и неизвестно! И тоже часто! – глаза Виктора Петровича влажно блестели от чая. – И я не могу понять, как это может быть!..
Я подумал.
– Логически тут только одно объяснение, – сказал я. – В нашей армии нету списков. Списков состава взводов и рот.
– У нас регулярная армия, – повторил Виктор Петрович. – И мы воюем на своей территории в мирное время. Не морочь мне голову, списки есть. Даже в компьютерах есть!..
– Да, конечно. – Я понял, что я сказал глупость. – Списки должны быть. Но, видимо, они засекречены.
– Ну неужели нельзя просто выяснить, кто не вернулся из боя?..
– Наверное, бои такие, – сказал я. – Что в них не выяснишь.
– Выясняют не в бою, – сказал Виктор Петрович. – Выясняют после боя. Что, после боя нельзя посмотреть, кого нету?..
– Речь не об этом, – сказал я. – Речь о том, чтобы выяснить личность убитого.
– Это связано с этим, – сказал Виктор Петрович и опять выпил. – Как это – «выяснить личность»? Это что, незнакомому мужчине стало плохо на улице? Или милиция задержала без документов?.. Или найдены останки с Великой Отечественной?..
Я не выдержал и тоже выпил. И спросил:
– Тогда в чём дело?
– В атмосфере, – сказал Виктор Петрович. – Или в почве. Особая чеченская почва. А может, какие-то биополя. В общем, что-то такое. Влияет на память. Пока ты живой – тебя знают, а как только убили – тут же забыли. Всё! Неизвестный солдат! И единственный способ вспомнить, кто ты – отвезти тебя из Чечни в Ростов.
– Знаешь, что? – сказал я. – Давай выпьем за то, чтобы нас с тобой после смерти сразу узнали. На месте.
Мы выпили, и я насыпал в чайник свежей заварки.
– Да, – сказал Виктор Петрович. – Если нас после смерти сразу узнают – мы не попадём в рефрижератор.