Чайлдфри

«Свою. Десять квадратных метров». Но вслух она сказала, конечно же, другое:

— Клим, я не пойду с тобой ужинать, я спешу домой, а по дороге мне еще нужно зайти в супермаркет. У меня есть полчаса, максимум сорок минут, если тебе неудобно разговаривать здесь, вон там есть приличная кофейня, — и, не услышав возражений, направилась в указанную сторону.

Они выбрали самый дальний столик у окна, и Клим не успел даже как следует усесться, как Катя первой атаковала в лоб:

— Говори, что тебе от меня нужно, и я побегу.

Сказать, что ей удалось его удивить, это ничего не сказать, Аверин уставился на Катерину с таким видом, будто у нее по всему телу распустились диковинные цветы. Он молчал минуты две, а то и три, и все это время Катя терпеливо ждала. Наконец Аверин родил:

— Я вообще-то спросить хотел, почему ты сбежала, ведь у нас, как мне показалось, все прошло хорошо? Или нет?

— Просто отлично, — подтвердила Катя, — мне все понравилось.

Клим поерзал и заговорил уже менее уверенно.

— Тогда почему? И почему ты назвалась Алисой?

— Это первое, что пришло в голову. Честно? Я решила, что ты соврал, и ты не Клим, а, к примеру, Сигизмунд, — покаянно призналась Катерина и поспешно добавила, — прости.

Клим оторопело ее рассматривал.

— Хорошо, допустим. А сбежала зачем?

— Я не сбегала. Просто проснулась, поняла, что выспалась, вызвала такси и уехала.

— В разорванном платье и босиком? — скептически поднял бровь Аверин.

— Да, я не смогла найти туфли, пришлось одолжить твои носки. Конечно, если бы я знала, какие они дорогие, то не посмела бы, но я не знала. Не волнуйся, я завтра принесу, они целые и постиранные. А что, девочки, которых ты обычно снимаешь в ночных клубах, сами от тебя не уходят, ждут, когда ты их выставишь?

Клим сверлил ее пронизывающим взглядом, и Кате казалось, она видит, как у него в голове лихорадочно вращаются шестеренки, ускоряя мыслительный процесс.

— Я понял, — он медленно откинулся на спинку стула, и шестеренки существенно замедлили ход, — я что, орал на весь дом?

— Я стояла под дверью. Ничего такого, Клим, мне хотелось пить, и я пошла искать тебя. Или кухню. Я не собиралась подслушивать, так получилось.

Клим смотрел в сторону, его взгляд потяжелел, и теперь заерзала Катя. Он, конечно, прекрасен, когда вот так задумчиво молчит, но время течет как вода сквозь пальцы…

Внезапно обе ее ладошки накрыли крепкие руки, и черные глаза пробуравили в ней несколько отверстий, в которых тут же зажглись огоньки и потекли по венам.

— Я ошибся, Катя, — он говорил низко и немного хрипло, ей вдруг стало тяжело дышать от того, как непривычно прозвучало из его уст ее имя, — прости меня. Я идиот.

Дыхание совсем перехватило. Невозможно, совсем невозможно быть хладнокровной и рассудительной, когда он вот так держит ее руки и топит ее саму в своих бездонных черных озерах.

— Я… — голос сорвался, меньше всего хотелось заводить старую песню из серии «Я не такая», она прогнала наметившийся в горле комок и продолжила, — я ни за что не осталась бы у тебя, если бы сама не захотела. Может, это погоня так подействовала, может твой мотоцикл и то, как мы летели там, на трассе, но я тогда уже поняла, что останусь. Я тебя захотела, Клим.

Теперь уже она буравила Клима, прожигая в нем дыры, а он вдруг сжал ее пальцы так сильно, что она даже ойкнула, и приник к ним губами.

— Я потом понял, утром, когда проснулся, а тебя не было. Почему ты не высказала мне все сразу, а притворилась, что спишь?

— Сразу я бы не смогла, я бы разве что физиономию тебе разукрасила. Я потому и убежала назад в спальню, чтобы удержаться и не разбить о тебя что-нибудь, — она покусывала губы, отчаянно надеясь, что ее не выдаст бешено колотящееся сердце. А Клим лишь способствовал этому, осторожно двигаясь губами от кончиков пальцев по ладони к запястью.

— Вот и разбила бы, и разукрасила, сама бы потом и лечила, зато мне не пришлось бы тебя искать так долго. Где я тебя только не искал, Катенька! Я готов был сам себя избить, когда понял…

— Что ты понял? — она отняла руку и принялась бессознательно тереть ладонь, будто можно было стереть следы его обжигающих поцелуев.

— Что ты впервые в «Саламандре» и что я ошибся, приняв тебя за одну из приходящих в клуб исключительно ради таких вот близких знакомств, — пояснил Клим и, поймав ее недоумевающий взгляд, улыбнулся: — Туфли, Катя! Девушки, о которых я говорю, никогда не наденут к платью от Элизабетты Франки туфли за пятьдесят долларов.

— Откуда ты знаешь, сколько они стоят? — спросила Катя, почуствовав, как кровь приливает к щекам.

— Я их нашел. В гараже. Ты ценник с подошвы не отклеила, — Клим улыбался, и ей вдруг стало ужасно обидно. Для нее пятьдесят долларов хорошие деньги, пусть он катится со своей Баленсиагой хоть в «Саламандру», хоть еще куда. — Они у меня дома в коробке лежат, поехали, заберешь? Или хочешь, другие купим?

Катя порадовалась, что сидит, потому что у нее не то, что ноги, все тело стало ватным от того жгучего взгляда, которым Клим сопровождал свое предложение. Она собралась с силами и качнула головой.

— Нет, Клим, никуда я с тобой не поеду. Мы живем в разных измерениях, да что там, в разных вселенных, и никаким боком вообще не соприкасаемся. Я не хочу иметь никаких дел с такими, как ты. Никогда. «Спасибо, насмотрелась».

— И что со мной не так? — взгляд напротив снова потяжелел.

— Все так, — поспешила успокоить, — но не для меня. Вот только скажи, если не затруднит, зачем ты пришел в наш отдел? Тебе этой зарплаты на семь пар носков максимум, — подумав и посчитав в уме, поправилась, — на шесть с половиной.

— А, ты об этом! — Аверин облегченно выдохнул и снова сгреб ее руку. — Так бы сразу и сказала. Я не живу там, я снимаю двушку на левом берегу, это не мой дом, Катенька, меня друг попросил пожить, пока его не было. Он путешественник, по миру мотается, сейчас вернулся, хочешь, я вас познакомлю?

Катя оторопело пялилась на Аверина, чувствуя теперь, как медленно вращаются шестеренки в ее собственной голове. Это правда? Он не врет? Он не мажор? И не смея выпустить наружу буйную радость, спросила: