Че Гевара. Последний романтик революции

— Не горюй, старушка, я их не брошу, я очень люблю Ильдиту и буду ее воспитывать. Может быть, Ильда отдаст ее к нам в дом, когда она немного подрастет...

Родители побывали в Ориенте, в местах, где воевал их сын (Фидель, узнав об их приезде, предоставил им машину с шофером и своего адъютанта), и улетели в Буэнос-Айрес. Вскоре приехали и обе Ильды.

Старшая, выслушав объяснения мужа, горько зарыдала. Эрнесто, как мог, ее успокаивал и просил его извинить. Потом добавил:

— Может быть, было бы лучше, если бы я погиб...

Ильда взяла себя в руки и стала вытирать слезы:

— Нет, Эрнесто, только не это, я рада, что ты живой... Я хочу остаться на Кубе... Будем друзьями. Ты знаешь, вспоминая о тебе, все это время я делала записи о нашем знакомстве, жизни в Мехико, свадьбе... когда-нибудь прочтешь...

Проснулась Ильдита. Эрнесто взял ее из кроватки на руки:

— Вот он, лепесток нашей дружбы!

— Папочка, мы всегда будем теперь с тобой жить? — У Гевары комок застрял в горле.

— Конечно, мой китайчонок. Твой папа очень занят сейчас, но будет часто приезжать к тебе в гости...

И нужно сказать, что, как всегда, Че сдержал слово: при всей неимоверной занятости, работая по двадцать часов в сутки, раз в неделю он мчался на машине на окраину Гаваны и, к великому удивлению его телохранителя, начинал играть с дочуркой — прятался, прыгал, качал ее на качелях, ползал по траве в садике... Только один раз Эрнесто не приехал в условленное время — в дни Карибского кризиса [137] он командовал войсками, дислоцированными в провинции Пинар дель Рио. Зато по окончании опасных для страны дней прибыл, как был на командном пункте — в пыльной униформе, с ввалившимися от бессонницы глазами. Поцеловал Ильдиту и серьезно сказал ей: «Доченька дорогая, так давно тебя не видел: мы были в большой опасности из-за этих проклятых янки. Как только все успокоилось, я сразу к тебе. Давай играть на полу, а то я такой грязный» [138] . (Рассказывая об этом в своей книге, Ильда пишет, что при такой сцене охранник и шофер зашмыгали носом и стали вытирать глаза.) Он разговаривал с ней всегда как со взрослой (как это делали его родители с ним). Особенно когда она немного подросла. Уезжая с Кубы в различные командировки, он всегда находил время и возможность прислать ей письмо. Вот только некоторые из этих писем, приведенные Ильдой в ее книге о муже.

137

Подробнее о Карибском кризисе см. в главе 6.

138

Н Gadea. Op cit.. р 208.

На девятилетний день рождения Эрнесто прислал из Африки с оказией колечко с камушком и письмо:

«Дорогая моя, когда получишь эту записку, я буду в одной африканской стране, а тебе исполнится девять лет. Я посылаю тебе этот подарочек, чтобы ты носила его как память обо мне. Не знаю, будет ли колечко тебе велико, но на какой-нибудь из твоих 5 пальчиков сможешь надеть. Очень хочу тебя видеть... Может быть, и в этом году будешь примерной ученицей... ( Прим. авт.: В предыдущий год Ильдита получила грамоту «Примерная ученица», и отец подарил ей свой значок «Ударник труда», выданный ему профсоюзами за отличный труд на уборке сахарного тростника — «сафре».)

«Старушка», твой папа, который тебя очень любит, шлет тебе поцелуй и крепко обнимает тебя. Добрый привет твоей маме» [139] .

А вот другое письмо через несколько месяцев:

«Дорогая дочурка, посылаю тебе несколько строк, чтобы ты знала, что твой «старик» всегда помнит о тебе. Получил твои недавние снимки — сожалею, что ты становишься совсем взрослой. Скоро надо будет выставлять караул около дома, чтобы оградить от претендентов.

Я нахожусь далековато, выполняя порученную мне работу, и немного задержусь здесь. Не забывай иногда заглянуть в дом к твоим братьям и сестрам (к тому времени в семье Эрнесто и второй его жены Алеиды тоже росли дети. — Ю.Г.), которые немного недисциплинированные и не всегда старательны в учебе. Передай привет твоей маме и двоюродной сестренке... Твой папа шлет тебе поцелуй и самое крепкое объятие» [140] .

139

Ibid.. p. 210.

140

Ibid.. p. 211.

Письмо в апреле 1966 года, на десятилетие дочки, было последним из африканской командировки:

«...Ты уже взрослая, тебе нельзя писать так, как пишут детишкам... Я кое-что делаю, борясь с нашими врагами. И, хотя не так много, думаю, ты всегда сможешь гордиться своим отцом, как я горжусь тобой. Ты и дальше должна быть лучшей в школе. А это означает отличную учебу, хорошее поведение, серьезность, любовь к революции и чувство товарищества.

Я не был таким в твоем возрасте: у тебя привилегия жить в другом обществе, и нужно быть достойной его... Присматривай за младшими, особенно за Алеидиной, которая тебя считает лучшей из всех и слушается как старшую... Огромный поцелуй, который будет всегда с тобой, пока мы не увидимся...» [141] ...

141

Ibidem.

Вряд ли подобные письма требуют каких-либо комментариев. Они являются самым убедительным опровержением измышлений противников Че, пытающихся представить его эдаким бездушным «революционным монстром».

Выше мы упоминали о записках Ильды. Она опубликовала их уже после гибели мужа в виде книги — Hilda Gadea. «Che Guevara. Anos decisivos». Mexico, 1972. Так как книга вышла только на испанском языке, познакомимся в сжатой форме с воспоминаниями первой жены Гевары. Но сначала несколько слов о ней самой.

Читатель уже знает, что Ильда Гадеа — уроженка Перу, из семьи со средним достатком, окончила экономический факультет университета в Лиме, со студенческих лет принимала активное участие в апристском [142] движении, в Гватемале сотрудничала с местными коммунистами. Была на шесть лет старше Гевары, который не раз восторгался ее познаниями в различных гуманитарных науках, в искусстве и музыке. После развода с ним жила и работала на Кубе.

В 1968 году выступила в гаванском журнале «Каса де Америка», в номере, посвященном памяти Че Гевары, с большой статьей о нем, в которой писала:

142

Апризм (от сокращенного названия на исп. языке Американского народно-революционного альянса — АПРА) — буржуазное реформистское идеологическое и политическое течение в Перу. Первоначально отражало антиимпериалистическую ориентацию групп перуанской интеллигенции и студенчества, выступавших за социальное обновление в странах Латинской Америки (1924—1928). На базе АПРА в Перу в 1931 г. была создана Апристская партия.

«Ты всегда будешь предводителем латиноамериканской революции; как Боливар и Марти вести наши народы к победе...» [143] .

Итак, самая первая встреча Ильды с молодым аргентинским медиком: «Он был лет 26, рост 176—178 см, светлый и бледный, каштановые волосы, правильные черты лица, весельчак, голос хрипловатый, всегда спокойный, взгляд умный, разговор образованного человека» [144] .

Эрнесто пришел к ней в Гватемале с письмом от ее земляка и товарища. Тот писал Ильде, что взгляды аргентинца на латиноамериканскую действительность заставляют приглядеться к нему... Она угостила визитера кофе. Во время разговора он сильно закашлялся. Смущенный Эрнесто рассказал ей о своем «пожизненном недуге», заставившем его уже в 10 лет научиться делать себе уколы адреналина.

143

Casa de Americas, 1968, enero, p. 33.

144

H. Gadea. Op. cit., p. 21.

В первый визит они успели даже поспорить на политические темы: Ильда дала высокую оценку Боливийской революции 1952 года, а Эрнесто стал утверждать, что это «не настоящая революция». Новая знакомая поинтересовалась прошлой политической деятельностью молодого врача. Она узнала, что у себя на родине тот немного сотрудничал с местными коммунистами, но вскоре отошел от них, так как, по его словам, они «были слишком далеки от насущных чаяний народа» [145] .

Распознав в Геваре порядочного человека, Ильда при второй встрече на просьбу Эрнесто и его приятеля одолжить им 50 долларов дает им на заклад в ломбард свои драгоценности. Она пытается устроить с помощью своих связей с гватемальскими коммунистами Эрнесто в Национальное управление статистики. Ей ответили, что помогут, если Гевара вступит в их партию. Аргентинец возмутился: «Скажи им, что когда решу вступить, сделаю это по велению сердца, а не из-за личной заинтересованности». Через несколько дней он уточнит свою позицию: «Я не говорю, что я не согласен с коммунистической идеологией, но мне не нравятся такие методы коммунистов: нельзя приобретать сторонников таким путем, это выглядит фальшиво» [146] .

145

Ibid., p. 36.

146

Ibid., p. 57.

Помимо политики, особенно восприятия Гватемальской революции, молодых знакомых сближают и другие вещи, скажем интерес к поэзии. Эрнесто, как мы уже отмечали, был ее большой любитель, знал наизусть произведения многих поэтов. Однажды Ильда заговорила с ним об английском поэте Р. Киплинге и продекламировала его поэму «Если». Эрнесто был в восторге, особенно понравился ему финал:

Останься прост, беседуя с царями, Останься честен, говоря с толпой; Будь прям и тверд с врагами и друзьями, Пусть все, в свой час, считаются с тобой; Наполни смыслом каждое мгновенье, Часов и дней неумолимый бег, — Тогда весь мир ты примешь, как владенье, Тогда, мой сын, ты будешь Человек! (Перевод М. Лозинского)