Чеченский рецидив. Записки командующего

Конечно, это была их ошибка. Захваченных в плен наемников мы судили по действующим законам. Однако в тот момент «дикие гуси», прошедшие школу Хаттаба, и сами не сдавались, и местным ваххабитам не давали расслабиться, дрались отчаянно, как камикадзе.

К подобному сопротивлению не все наши солдаты оказались морально готовы. И вот в один из моментов наступления, когда ваххабит-самоубийца с истошным криком «Аллах Акбар!» бросился из окопа на спецназовцев, подорвал гранатой себя и одного нашего солдата, а еще одного — ранил, наши ребята дрогнули и откатили назад.

С командного пункта хорошо просматривался крутой склон с нижней окраиной села Чабанмахи, где происходили эти события. Мы с Лабунцом все видели через бинокли… И тут я не стал вмешиваться. Думаю, пусть Михаил Иванович сам разберется, не буду его «за рукав дергать» в такой напряженный момент. Тем более это его люди забуксовали, он их знает и по фамилиям, и в лицо, и по характеру. Я лишь косил глазом и прислушивался, как бы невзначай, какие команды он по этому поводу отдает подчиненному офицеру. Хотя, конечно, равнодушным оставаться не мог. Во-первых, это были наши войска, хотя и другого ведомства. Во-вторых, атака спецназа на южной окраине Чабанмахи не являлась автономной, а была тесно связана с общим ходом операции. От спецназавцев косвенно зависели действия подразделений и частей на других участках наступления. Короче говоря, от того, что на южном склоне Чабанмахи кто-то затормозил, задержка могла возникнуть и в других местах, поскольку бандиты получили возможность для маневра — могли перебросить часть сил и средств на соседние направления.

Слышу, Михаил Иванович связался с командиром отошедших со своего рубежа спецназовцев:

— Что там у тебя происходит? Почему завяз?

При этом Лабунец, прижимая к щеке радиостанцию, не отрывает от глаз бинокля.

— Давай быстренько разберись в обстановке, уточни задачу каждому, если нужно, перегруппируйся и иди вперед! Из-за вас все может затормозиться…

Спустя некоторое время, уже более жестким тоном, Михаил Иванович «наехал» на подчиненного:

— Что ж ты врешь?! Какая атака? Какое там упорное сопротивление? Я ж вижу отсюда, как твои бойцы по дворам за курами гоняются… Ты что, решил там заодно и пообедать за чужой счет?! Ну, я тебе, блин, устрою подведение итогов!..

Через несколько минут с металлом в осипшем голосе:

— Если через три минуты в атаку не пойдешь, я тебя минометами накрою! Ты понял меня?! Я тебе дам чужих кур. Ты у меня наобедаешься!..

Лабунец в гневе, из глаз — искры, желваки играют, еле сдерживается, чтоб чего худшего не наобещать горе-командиру, а меня, прости господи, вдруг смех стал разбирать. Пришлось отвернуться, чтоб улыбку никто не увидел на моем лице.

Тут Леонтий Павлович Шевцов (генерал-полковник, курировавший операцию от МВД, но до поры до времени не вмешивавшийся в ситуацию, чтоб нам не мешать) подошел к Лабунцу:

— Михаил Иванович, минометами стращать не надо, не волнуйся, я сейчас разберусь на месте, а ты спокойно управляй боем…

С этими словами сел на БТР и поехал на окраину Чабанмахи, где увязли спецназовцы.

Спустя какое-то время командир отряда коротко доложил: «Атакую», и дело пошло.

Возвращается Леонтий Павлович, мы с Лабунцом спрашиваем: «Что вы с ним сделали?»

— Что надо, то и сделал, — хитро улыбнулся Шевцов.

Так мы и не узнали, какие меры воздействия применил Леонтий Павлович, но главное дело было сделано: спецназ в атаку пошел.

— Но все равно подведение итогов я ему устрою, — сердито буркнул Лабунец, имея в виду командира-спецназовца, — дождется он наград от меня!..

На протяжении всей операции в Кадарской зоне это был единственный случай, когда Лабунцу понадобилась помощь «со стороны». Ни в каких подсказках Михаил Иванович не нуждался. Работа его была безукоризненной. Мне оставалось только координировать в этой операции действия сил и средств по разгрому бандитов, которых, по некоторым данным, насчитывалось до тысячи человек.

Я удивлялся его выносливости. Он не спал сутками, не выпускал из рук нити управления подчиненными войсками, не забывал ни одной детали в развитии боя, мгновенно принимал единственно верное решение. Он был требователен к своим офицерам, но в то же время жалел солдат, не гнал их бездумно, ради сомнительного успеха под пули врага, ел из солдатского котелка, если удавалось часок-другой отдохнуть — спал в БТР, который стоял рядом с командным пунктом. Для меня Лабунец — настоящий окопный генерал, чуждый политических интриг.

Когда позже, в марте 2000 года, огромный отряд Руслана Гелаева (около 1000 боевиков) вошел в село Комсомольское, операцией по его уничтожению руководил Лабунец. Я частично рассказывал об этом в книге «Моя война». Теперь же лишь добавлю, что личный вклад Михаила Ивановича в разгром гелаевцев трудно переоценить. Практически операцией в Комсомольском завершилась активная фаза боевых действий в Чечне. После этого у противника уже не было сил, чтобы держать инициативу в своих руках и навязывать нам «правила игры». Сотни бандитов были уничтожены, многие десятки захвачены в плен. Под Комсомольским мы одержали заметную победу.

Неудивительно, что результатом этой операции явилось то, что генерал-полковник М. Лабунец был представлен к званию Героя России. Однако представление это надолго завязло где-то в высоких московских кабинетах.

— Как же так? — спросил я у тогдашнего главкома внутренних войск.

— Министр против, — ответил мне главком.

— Как же так? — осмелился я спросить у министра внутренних дел РФ.

— Главком не представляет, — сказал министр.

Я только руками развел. Замкнутый круг какой-то! Было обидно за Михаила Ивановича — настоящего «пахаря войны», достойного высокой награды. Сам за себя он никогда не просил, был чужд этой порочной практики — выбивания орденов для себя (хотя и такие у нас сегодня есть генералы). За других вступался, доказывал, что тот или иной человек заслужил поощрения. Мне кажется, он и не ждал ничего за свой ратный труд. Тем более что был в курсе: «наверху» его не очень жалуют; официально хвалят, но в душе у некоторых начальников на него был «зуб» — из-за солдатской прямолинейности, вспыльчивости, презрения к аппаратным правилам игры…

И все же не только я, многие военные, да и не военные тоже, уважали Лабунца, считали его героем и хлопотали о достойной награде. В итоге спустя долгое время (через несколько лет) Михаилу Ивановичу все же вручили Золотую звезду. Это было логично и справедливо, хотя Лабунец в глубине души уже и не ожидал, что удостоится столь высокого звания. Я искренне радовался вместе с ним, поздравил боевого товарища.

В последнее время видимся мы редко. У Михаила Ивановича забот хватает, в кабинет ему дозвониться почти невозможно: он то в Чечне, то в какой-нибудь бригаде своей работает, в общем, на месте не сидит, весь в делах. Понять его можно. Округ у него трудный, может быть, даже самый трудный. Но я знаю, что он выдержит все, не загордится, не расслабится, будет достойно нести свой крест. И горжусь, что служил с ним рядом, что мог опереться на его крепкое плечо. Если бы у нас в Вооруженных силах все командиры были такие, как Лабунец, половину проблем решили бы без всяких реформ и политического ажиотажа.