Чеченский след

Справа от двери за невысокой загородкой располагается умывальник и унитаз. Ясно.

Прямо по курсу — узкий проход между многоярусными нарами. И небольшой стол в конце этого прохода. За ним на торцевой стене еще несколько этажей нар и над ними небольшое мутно-белое зарешеченное окно. Самые козырные места. Авторитеты там… тусуются.

Все нары были плотно заняты, на каждом спальном месте кто-то храпел, кто-то просто свернулся, как собака, калачиком. На нижних нарах сидели небольшими группками, компаниями. Говорили о чем-то, кто-то ел, кто-то читал, кто-то молча и тупо раскачивался из стороны в сторону… Народу было много. И от дыхания десятков людей в камере было невыносимо душно.

Скоро организм привыкнет. И перестанет замечать. Лишь бы туберкулез не подхватить…

Мимо Аслана, чуть отодвинув его плечом, прошмыгнул к унитазу невзрачный человек в драном спортивном трико, на ходу стаскивая штаны. Сел на унитаз, шумно и быстро опростался. Встал, не подтираясь, не спуская воду, натянул штаны и тут же затерялся где-то в темноте под нарами.

— Баклан! — крикнул зычный голос. — Ты опять? Что, я за тебя буду воду спускать?

— Тут свежачок залетел, — пропищал кто-то с верхних нар. — Пусть на коллектив поработает! Спустит, — в разных углах хохотнули, — пару раз. А мы ему потом поможем… Веничком протолкнем. Поглубже!

— Обломитесь, — тихо, но внятно сказал Аслан, проходя вперед.

— Братаны! Да это крутой! — засмеялся писклявый наверху. — На бздюм его! На бздюм!

— Погоди. — Владельцем зычного голоса оказался широкоплечий детина почти двухметрового роста. — Ты, брателла, каких кровей будешь? — обратился он к Аслану.

— Я? — Аслан хотел выиграть время и успеть определиться, как тут могут отнестись к тому, что он не просто «лицо кавказской национальности», но и чеченец?

— Он не ассур, — определил писклявый. — И не армянин!

— Я чечен! — твердо заявил Аслан. Тут ничего не утаишь.

— Ну, — разочарованно протянул писклявый, — тогда иди дальше! Канай, кент!

Аслан сделал еще несколько шагов вперед.

— Еще дальше, — приказал зычный голос.

Когда глаза немного привыкли к полутьме, а горло к духоте, Аслан разглядел прямо перед собой нескольких человек, сидящих рядком на нижних нарах и уставившихся на него в упор:

— Ты действительно чеченец? — спросил один из них на родном языке.

— Наши родовые земли в аиле Старая Сунжа, — так же ответил им Аслан.

— Почему ты тут?

— На то воля Аллаха! — смиренно поклонился Аслан.

— Мы тебя конкретно спрашиваем. Все равно сегодня же все будет известно. Тебя как зовут?

— Аслан Магомадов.

— Знаю я Магомадова! — поднялся один из этой компании и вышел на свет.

Это был высокий и худой мужчина лет пятидесяти. Совершенно седой. С лицом уставшего и разочарованного библейского пророка. Он с брезгливостью оглядел Аслана, поморщил нос, будто обнюхивая, и безапелляционно заявил:

— Но это не он! Не похож… — подумал и добавил: — Или похож?..

— Я не единственный Магомадов на свете. — Аслан, сдерживаясь, опустил глаза.

— Тот служил у Бараева. Я его сам видел!

Они земляки, чеченцы… Вот только какие? Скорее всего, московские уголовники. Аслан промолчал, ожидая продолжения разговора, каких-то слов, по которым можно было бы точнее сориентироваться, куда они клонят, чего допытываются?

Но и собеседники замолчали, рассчитывая услышать комментарии с его стороны.

— Ты служил у Бараева? — напрямик спросил седой.

— Нет, — Аслан будто бы соврал, но сказал правду, — я только выполнял его отдельные поручения.

— Какие?

— Это его тайна. Я не могу чужую тайну открыть.

— А в «конторе» перед следаками ты так же сохраняешь чужие тайны?

— Аллах свидетель! — склонил голову Аслан.

— Что вы там шепчетесь по-собачьи? — прервал их зычный голос. — Говорите понятно! Что это за говно к нам прибило?

— Ты что за говно? — седой спросил по-русски.

— Я учитель. Из Грозного. — Аслан тоже перешел на русский язык.

— Тебя Бараев прислал? — из темноты спросил кто-то из чеченцев.

— Нет. Его отряд был уничтожен. Спаслись только несколько человек. Бараев ушел в горы. А я вернулся к людям.

— Что было потом?

— Чернокозово…

— Кончай базар! — подошел двухметровый амбал. — Тебя Асланом зовут?

Тот согласно кивнул.

— Вы его к себе берете? — спросил здоровяк чеченцев.

— Он же наш.

— Вот и ладушки. — Амбал похлопал Аслана по спине. — Раз побывал в Чернокозове, значит, ты, видать, мужик тертый. Тебя учить не надо.

Аслан молча принял слово «мужик». На местном жаргоне это означало, что он не вор, не уголовник, что попал сюда не по криминальным делам и будет добросовестно выполнять все тюремные законы, все приказания администрации.

— Садись, мужик, — чеченцы подвинулись на нарах.

И снова Аслан не стал спорить. Этот статус его вполне устраивал. Более или менее. Что ни говори, а первый шаг был сделан.

— Ты давно ел? — спросил его кто-то из темноты.

— Два дня назад.

— В отделении сидел?

Аслан молча кивнул.

Ему протянули кусок хлеба, кружку с водой:

— Жуй. Медленно глотай, понемногу. Потом еще дадим. На верхней шконке сейчас спит Мурат. Через два часа он спустится, ты ляжешь на его место.

— А я? — спросил седой.

— Брат мой, ложись рядом, — сказал голос из темноты. — Что я тебе еще могу предложить? Там, в солнечном мире, я мог бы дать тебе даже больше, чем ты мечтаешь… А тут… Только горе свое и муки за грехи… Если ты захочешь разделить со мной.

— Отдай мне боль твою, — седой сложил ладони перед лицом, — брат и учитель.

Аслан тщательно прожевал кусок хлеба, размягчая его водой до состояния жидкой кашицы. На собственном печальном опыте он знал, что будет, если глотать, как хочется, не сдерживаясь, большими кусками — много и сразу! Живот будет крутить и нестерпимо резать!

— Мы неделю сидели в окопах без крошки еды, — сказал голос из темноты. — В окружении. Немцы нас даже не обстреливали. Они знали, что мы сами передохнем. Кто-то не выдержал, застрелился. Кто-то раньше сам собою умер. Когда нас отбили, освободили, вывели к своим, то оказалось, что выжили только двадцать три человека. Из ста… Так вот нас разоружили и окружили колючей проволокой, чтоб никто не мог к нам приблизиться, покормить. Первый раз дали по нескольку глотков воды. Потом, через полчаса, кусочек хлеба, размоченный в воде… Еще через час по столовой ложке жидкой каши. А одному солдатику повезло. На раздаче стоял его земляк, то ли черемис, то ли хант. Какой-то редкой национальности. Ну он ему по-свойски… Побольше каши дал. Потом еще и добавил.