Чечня нетелевизионная
Шрифт:
Он вдруг вспомнил, что ватник оставил на краю водостока, и снова полез в колодец. Почти каждый день мальчишка спал в канализации. Там было сыро и холодно, пахло трупами. Но это было самое безопасное место в Грозном в те страшные дни неудавшегося новогоднего штурма. Так ему посоветовали разведчики, с которыми он «работал» каждую ночь.
Сашка на ощупь взял ватник, не зажигая десантного фонарика, подарка подполковника. В Грозном не следовало просто так зажигать свет, где бы ты ни находился, даже под землей. Выбрался наверх и крадучись пошел по задворкам вдоль разрушенных гаражей в центр города.
Ему
В звуках выстрелов из СВД Сашка иногда улавливал неприятный шипящий свист пули, которая, как догадывался мальчишка, была выпущена в сторону его, Сашкиной тени.
«Раз свистит, значит, мимо, свою пулю не услышишь. Просто не успеешь услышать», — успокаивал себя Сашка. Он привычной походкой перепрыгивал через воронки и перешагивал через трупы, не вглядываясь в них. Трупы на улицах стали уже почти обыденным делом. Единственное, что зорко подмечал Сашка, так это места, где были навалены тела мирных жителей. Безошибочно определял страшные ключевые точки стрельбы снайперов. Ему нужно было пробраться на стадион «Динамо», где располагался штаб группировки Ивана Бабичева. Там, среди гор боеприпасов и ремонтируемой техники его ждали разведчики. Ждали, как всегда, чтобы в эту ночь идти вместе к дворцу.
Он вышел уже почти к стадиону, когда за разбитой у дороги палаткой показался пустырь. Надо было проскочить это открытое место. Сашка не любил пустырей. Слева от него белел лужами перекресток. В лужах чернели тряпки, почти лохмотья.
Он вспомнил место и понял, что это за тряпки там, в грязи. В прошлую ночь две старушки пытались перейти перекресток в сторону Сунжи, шли за водой. Снайпер положил обеих прямо в грязь. Сутки мертвые лежали на перекрестке в грязи, но вечером по дороге прошла колонна бронетехники, а затем вернулась обратно. Кто там из танкистов видел в темноте чьи-то тела?..
«Еще немного закатают колесами и хоронить никто уже не будет. Через неделю подсохнет грязь, и все», — подумал Сашка.
Собрался с силами и рванул через пустырь. Бежал быстро, глядя под ноги. «На всякий случай. А вдруг зацеплю растяжку», — думал он.
Кровь стучала в висках, но он все же услышал этот противный хлюпающий звук. Как будто слегка ударили по воде ладонью. Да ощутил, что кто-то невидимый толкнул его в плечо. Нахлынула горячая волна, затем резкая боль.
Сашка по инерции добежал до искореженного танками ларька, залег за ржавым, простреленным в обе стороны железом.
«Словил-таки!» — подумал, переводя дух. Снял телогрейку, затем рваный свитер. Винтовочная пуля навылет пробила мышцу левой руки у плеча, не зацепив кости. Сашка достал армейский бинт из кармана ватника и долго и аккуратно затягивал простреленное место. Крови было немного.
— Свои или чужие наградили? Кто его знает. Слава Богy, не
в живот, — помолился про себя паренек. Он хорошо помнил, как раненная осколком снаряда в живот соседская баба Граня стонала и медленно умирала. Это произошло 2 января, умерла она 4-го.Последний отрезок простреливаемой дистанции Сашка скорее пролетел, чем пробежал. Наконец, он прошел на стадион.
— Пароль! — тихо спросил часовой. Сашке показалось, что этот молодой парнишка, пехотинец, на вид не намного и старше его самого.
— «Витязь-17»!
— Проходи… — часовой не удивился тому, что мальчишка знал пароль. Многие русские грозненцы по ночам тихо проходили в расположение федеральных войск. Мальчишки, как правило, выводили из занятых боевиками районов слабых мирных жителей. Солдаты кормили их, перевязывали раненых и затем отправляли по «дороге жизни» — это была транспортная нитка в три километра от стадиона «Динамо» до вертолетной площадки в тыловом лагере в Андреевской долине — вертушками на «большую землю» в Моздок.
В кунге военной разведки ребята варили гречневую кашу на томатном соке. Сок этот в пятилитровых банках таскали с консервного завода. В первые январские дни 1995 года это был почти единственный источник питьевой жидкости в городе. Дефицит воды довел разведчиков до того, что они умывались поутру трофейным двадцатилетним коньяком «Гехи». Правда, все запасы винных подвалов Дудаева были выпиты федеральными войсками за 12 дней. Бутылка минеральной воды здесь считалась самым большим лакомством.
— Привет, мужики! — сказал Сашка, поставив ногу в старом солдатском сапоге на подножку кунга.
— Заходи, браток! Ты как раз к ужину, — пригласил паренька старший группы, подполковник Сережа. Четверо разведчиков уже порезали хлеб и вовсю скрипели десантными ножами, открывая банки с тушенкой.
Сашка зашел в теплый кунг, закрыл дверь и протянул руки к гудящей керосиновой печке, на которой варилась каша. Молодое тело его быстро отогревалось, аккумулируя тепло, а одежда отдавала влагу, впитавшуюся в канализации.
— Зацепило меня, снайперкой похоже…
— Ну-ка, давай посмотрим, с этим шутить нельзя, — заволновались разведчики. Они быстро смотали старый бинт, прощупали рану. Затем с новыми антисептиками забинтовали Сашкину руку плотнее и профессиональнее.
— Ерунда, «укол зонтиком». Жить будешь, даже зашивать не надо.
— Ну, что, партизан! К дворцу пойдем? Дорогу через канализацию покажешь? — спросил Михаил, тридцатипятилетний разведчик.
— Покажу, капитан, не переживай…
Каша была готова, в нее в последний момент бросили тушенку, размешали слегка и кастрюльку поставили в центре импровизированного стола — двери с прикрученным номером 5, которую разведчики, сидя, просто положили себе на колени.
Сашка ел за обе щеки. Так уж само собой получилось, что, как знаток всех задворок и тупиков города, он стал настоящим проводником у группы российских военных разведчиков, смело водил их по чеченским тылам. Таких «следопытов» только у Бабичева было восемь человек, в штабе их в шутку, а может и всерьез, называли «неуловимые мстители». В тринадцать лет, как правило, не боятся смерти, потому что не особо представляют себе настоящую цену только начинающейся жизни.