Чехов Том четвертый
Шрифт:
– Двадцать три!– продолжает Гриша.– Семен Семеныч! Девять!
– Прусак, прусак!– вскрикивает Соня, указывая на прусака, бегущего через стол.– Ай!
– Не бей его, - говорит басом Алеша.– У него, может быть, есть дети…
Соня провожает глазами прусака и думает о его детях: какие это, должно быть, маленькие прусачата!
– Сорок три! Один!– продолжает Гриша, страдая от мысли, что у Ани уже две катерны.– Шесть!
– Партия! У меня партия!– кричит Соня, кокетливо закатывая глаза и хохоча.
У партнеров вытягиваются физиономии.
– Проверить!– говорит Гриша,
На правах большого и самого умного, Гриша забрал себе решающий голос. Что он хочет, то и делают. Долго и тщательно проверяют Соню, и к величайшему сожалению ее партнеров оказывается, что она не смошенничала. Начинается следующая партия.
– А что я вчера видела!– говорит Аня как бы про себя.– Филипп Филиппыч заворотил как-то веки, и у него сделались глаза красные, страшные, как у нечистого духа.
– Я тоже видел, - говорит Гриша.– Восемь! А у нас ученик умеет ушами двигать. Двадцать семь!
Андрей поднимает глаза на Гришу, думает и говорит:
– И я умею ушами шевелить…
– А ну-ка, пошевели!
Андрей шевелит глазами, губами и пальцами, и ему кажется, что его уши приходят в движение. Всеобщий смех.
– Нехороший человек этот Филипп Филиппыч, - вздыхает Соня.– Вчера входит к нам в детскую, а я в одной сорочке… И мне стало так неприлично!
– Партия!– вскрикивает вдруг Гриша, хватая с блюдечка деньги.– У меня партия! Проверяйте, если хотите!
Кухаркин сын поднимает глаза и бледнеет.
– Мне, значит, уж больше нельзя играть, - шепчет он.
– Почему?
– Потому что… потому что у меня больше денег нет.
– Без денег нельзя!– говорит Гриша.
Андрей на всякий случай еще раз роется в карманах. Не найдя в них ничего, кроме крошек и искусанного карандашика, он кривит рот и начинает страдальчески мигать глазами. Сейчас он заплачет…
– Я за тебя поставлю!– говорит Соня, не вынося его мученического взгляда.– Только смотри, отдашь после.
Деньги взносятся, и игра продолжается.
– Кажется, где-то звонят, - говорит Аня, делая большие глаза.
Все перестают играть и, раскрыв рты, глядят на темное окно. За темнотой мелькает отражение лампы.
– Это послышалось.
– Ночью только на кладбище звонят… - говорит Андрей.
– А зачем там звонят?
– Чтоб разбойники в церковь не забрались. Звона они боятся.
– А для чего разбойникам в церковь забираться?– спрашивает Соня.
– Известно для чего: сторожей поубивать!
Проходит минута в молчании. Все переглядываются, вздрагивают и продолжают игру. На этот раз выигрывает Андрей.
– Он смошенничал, - басит ни с того ни с сего Алеша.
– Врешь, я не смошенничал!
Андрей бледнеет, кривит рот и хлоп Алешу по голове! Алеша злобно таращит глаза, вскакивает, становится одним коленом на стол и, в свою очередь, - хлоп Андрея по щеке! Оба дают друг другу еще по одной пощечине и ревут. Соня, не выносящая таких ужасов, тоже начинает плакать, и столовая оглашается разноголосым ревом. Но не думайте, что игра от этого кончилась. Не проходит и пяти минут, как дети опять хохочут и мирно беседуют. Лица заплаканы, но это не мешает им улыбаться. Алеша даже счастлив: недоразумение было!
В столовую входит Вася, ученик V класса. Вид у него заспанный, разочарованный.
«Это возмутительно!– думает он, глядя, как Гриша ощупывает карман, в котором звякают копейки.–
Разве можно давать детям деньги? И разве можно позволять им играть в азартные игры? Хороша педагогия, нечего сказать. Возмутительно!»Но дети играют так вкусно, что у него самого является охота присоседиться к ним и попытать счастья.
– Погодите, и я сяду играть, - говорит он.
– Ставь копейку!
– Сейчас, - говорит он, роясь в карманах.– У меня копейки нет, но вот есть рубль. Я ставлю рубль.
– Нет, нет, нет… копейку ставь!
– Дураки вы. Ведь рубль во всяком случае дороже копейки, - объясняет гимназист.– Кто выиграет, тот мне сдачи сдаст.
– Нет, пожалуйста! Уходи!
Ученик V класса пожимает плечами и идет в кухню взять у прислуги мелочи. В кухне не оказывается ни копейки.
– В таком случае разменяй мне, - пристает он к Грише, придя из кухни.– Я тебе промен заплачу. Не хочешь? Ну продай мне за рубль десять копеек.
Гриша подозрительно косится на Васю: не подвох ли это какой-нибудь, не жульничество ли?
– Не хочу, - говорит он, держась за карман. Вася начинает выходить из себя, бранится, называя игроков болванами и чугунными мозгами.
– Вася, да я за тебя поставлю!– говорит Соня.– Садись!
Гимназист садится и кладет перед собой две карты. Аня начинает читать числа.
– Копейку уронил!– заявляет вдруг Гриша взволнованным голосом.– Постойте!
Снимают лампу и лезут под стол искать копейку. Хватают руками плевки, ореховую скорлупу, стукаются головами, но копейки не находят. Начинают искать снова и ищут до тех пор, пока Вася не вырывает из рук Гриши лампу и не ставит ее на место. Гриша продолжает искать в потемках.
Но вот, наконец, копейка найдена. Игроки садятся за стол и хотят продолжать игру.
– Соня спит!– заявляет Алеша.
Соня, положив кудрявую голову на руки, спит сладко, безмятежно и крепко, словно она уснула час тому назад. Уснула она нечаянно, пока другие искали копейку.
– Поди, на мамину постель ложись!– говорит Аня, уводя ее из столовой.– Иди!
Ее ведут все гурьбой, и через какие-нибудь пять минут мамина постель представляет собой любопытное зрелище. Спит Соня. Возле нее похрапывает Алеша. Положив на их ноги голову, спят Гриша и Аня. Тут же, кстати, заодно примостился и кухаркин сын Андрей. Возле них валяются копейки, потерявшие свою силу впредь до новой игры. Спокойной ночи!
ОТКРЫТИЕ
Навозну кучу разрывая, Петух нашел жемчужное зерно… Крылов.Инженер статский советник Бахромкин сидел у себя за письменным столом и, от нечего делать, настраивал себя на грустный лад. Не далее как сегодня вечером, на бале у знакомых, он нечаянно встретился с барыней, в которую лет 20 - 25 тому назад был влюблен. В свое время это была замечательная красавица, в которую так же легко было влюбиться, как наступить соседу на мозоль. Особенно памятны Бахромкину ее большие глубокие глаза, дно которых, казалось, было выстлано нежным голубым бархатом, и длинные золотисто-каштановые волосы, похожие на поле поспевшей ржи, когда оно волнуется в бурю перед грозой… Красавица была неприступна, глядела сурово, редко улыбалась, но зато, раз улыбнувшись, «пламя гаснущих свечей она улыбкой оживляла»… Теперь же это была худосочная, болтливая старушенция с кислыми глазами и желтыми зубами… Фи!