Чехов Том пятый
Шрифт:
«Она?– подумал Выходцев.– Не может быть! Разве субтильное, эфемерное существо может полюбить такого старого, потасканного угря, как я? Нет, это невозможно!»
За обедом Павел Иваныч тупо глядел на жену и размышлял:
«Она пишет, что она молода и хороша собой… Значит, не старуха… Гм… Говоря искренне, по совести, я еще не так стар и плох, чтобы в меня нельзя было влюбиться… Любит же меня жена! И к тому же, любовь зла - полюбишь и козла…»
– О чем ты задумался?– спросила его жена.
– Так… голова что-то болит… - соврал Павел Иваныч.
Он
«А ведь она, пожалуй, надеется, что я приду! Вот дура-то! То-то, воображаю, будет нервничать и турнюром своим дрыгать, когда меня не найдет в беседке!.. А я не пойду… Ну ее!»
Но, повторяю, враг человеческий силен.
«Впрочем, так разве, пойти из любопытства… - думал через полчаса дачник.– Пойти и поглядеть издалека, что это за штука… Интересно поглядеть! Смех да и только! Право, отчего не посмеяться, если подходящий случай представился?»
Павел Иваныч поднялся с постели и начал одеваться.
– Ты куда это так наряжаешься?– спросила его жена, заметив, что он надевает чистую сорочку и модный галстух.
– Так… хочу пройтись… Голова что-то болит… Кгм…
Павел Иваныч нарядился и, дождавшись восьмого часа, вышел из дому. Когда перед его глазами, на ярко-зеленом фоне, залитом светом заходящего солнца, запестрели фигуры разряженных дачников и дачниц, у него забилось сердце.
«Которая из них?– думал он, застенчиво косясь на лица дачниц.– А блондиночки не видать… Гм… Если она писала, то, стало быть, уж в беседке сидит…»
Выходцев вступил на аллею, в конце которой из-за молодой листвы высоких лип выглядывала «старая беседка»… Он тихо поплелся к ней…
«Погляжу издалека… - думал он, нерешительно подвигаясь вперед.– Ну, что я робею? Ведь я же не иду на рандеву! Этакий… дурень! Смелей иди! А что, если б я вошел в беседку? Ну, ну… незачем!»
У Павла Иваныча еще сильнее забилось сердце… Невольно, сам того не желая, он вдруг вообразил себе полумрак беседки… В его воображении мелькнула стройная блондиночка в светло-голубом платье и с вздернутым носиком… Он представил себе, как она, стыдясь своей любви и дрожа всем телом, робко подходит к нему, горячо дышит и… вдруг сжимает его в объятиях.
«Не будь я женат, оно бы еще ничего… - думал он, гоня из головы грешные мысли.– Впрочем… раз в жизни не мешало бы испытать, а то так и умрешь, не узнавши, что это за штука… А жена… ну, что с ней сделается? Слава богу, восемь лет ни на шаг не отходил от нее… Восемь лет беспорочной службы! Будет с нее… Досадно даже… Возьму вот, назло и изменю!»
Дрожа всем телом и задерживая одышку, Павел Иваныч подошел к беседке, увитой плющом и диким виноградом, и заглянул в нее… На него пахнуло сыростью и запахом плесени…
«Кажется, никого…» - подумал он, входя в беседку, и тут же увидел в углу человеческий силуэт…
Силуэт принадлежал мужчине… Вглядевшись в него, Павел Иваныч
узнал в нем брата своей жены, студента Митю, жившего у него на даче.– А, это ты?..– промычал он недовольным голосом, снимая шляпу и садясь.
– Да, я… - ответил Митя.
Минуты две прошло в молчании…
– Извините меня, Павел Иваныч, - начал Митя, - но я просил бы вас оставить меня одного… Я обдумываю кандидатское сочинение, и… и присутствие кого бы то ни было мне мешает…
– А ты ступай куда-нибудь на темную аллейку… - кротко заметил Павел Иваныч.– На свежем воздухе легче думать, да и… того - мне хотелось бы тут на скамье соснуть… Здесь не так жарко…
– Вам спать, а мне сочинение обдумывать… - проворчал Митя.– Сочинение важней…
Опять наступило молчание… Павел Иваныч, который дал уже волю воображению и то и дело слышал шаги, вдруг вскочил и заговорил плачущим голосом:
– Ну, я прошу тебя, Митя! Ты моложе меня и должен уважить… Я болен и… и хочу спать… Уйди!
– Это эгоизм… Почему непременно вам здесь быть, а не мне? Из принципа не выйду…
– Ну, прошу! Пусть я эгоист, деспот, глупец… но я прошу тебя! Раз в жизни прошу! Уважь!
Митя покрутил головой…
«Какая скотина… - подумал Павел Иваныч.– Ведь при нем не состоится рандеву! При нем нельзя!»
– Послушай, Митя, - сказал он, - я прошу тебя в последний раз… Докажи, что ты умный, гуманный и образованный человек!
– Не понимаю, чего вы пристаете… - пожал плечами Митя.– Сказал: не выйду, ну, и не выйду. Из принципа здесь останусь…
В это время вдруг в беседку заглянуло женское лицо с вздернутым носиком…
Увидев Митю и Павла Иваныча, оно нахмурилось и исчезло…
«Ушла!– подумал Павел Иваныч, со злобой глядя на Митю.– Увидала этого подлеца и ушла! Все дело пропало!»
Подождав еще немного, Выходцев встал, надел шляпу и сказал:
– Скотина ты, подлец и мерзавец! Да! Скотина! Подло и… и глупо! Между нами все кончено!
– Очень рад!– проворчал Митя, тоже вставая и надевая шляпу.– Знайте, что вы сейчас вашим присутствием сделали мне такую пакость, какой я вам до самой смерти не прощу!
Павел Иваныч вышел из беседки и, не помня себя от злости, быстро зашагал к своей даче… Его не успокоил и вид стола, сервированного для ужина.
«Раз в жизни представился случай, - волновался он, - и то помешали! Теперь она оскорблена… убита!»
За ужином Павел Иваныч и Митя глядели в свои тарелки и угрюмо молчали… Оба всей душой ненавидели друг друга.
– Ты чего это улыбаешься?– набросился Павел Иваныч на жену.– Только одни дуры без причины смеются!
Жена поглядела на сердитое лицо мужа и прыснула…
– Что это за письмо получил ты сегодня утром?– спросила она.
– Я?.. Я никакого… - сконфузился Павел Иваныч.– Выдумываешь… воображение…
– Ну да, рассказывай! Признайся, получил! Ведь это письмо я тебе послала! Честное слово, я! Ха-ха! Павел Иваныч побагровел и нагнулся к тарелке.
– Глупые шутки, - проворчал он.