Чекист. Тайная дипломатия 2

Я пошел к входу, чувствуя, что меня прожигают две пары взглядов и, скорее всего, еще и матерятся вдогонку. А что, разве я что-то пообещал? Не было такого. А если ребята восприняли мои слова так, как им хотелось, их право. Зато мне не пришлось тащиться с Ленинградского вокзала до родимой конторы. Делать мне больше нечего, как ехать в Моссовет, встречаться с Каменевым. Простите, но Леонид Борисович — это фигура крупная, а встречаться с ним, не поставив в известность Дзержинского, просто глупо. Не то, чтобы я опасался, что меня «закопают» в подвале Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов (хотя, такой вариант не исключен), но все тайное рано или поздно становится явным, а мой визит к Каменеву, накануне доклада непосредственному начальнику, вопросы вызовет.

Но непосредственного начальника на месте не оказалось. Как всегда, Феликс Эдмундович отсутствовал, а его обязанности исполнял товарищ Ксенофонтов. Оперативные вопросы с ним можно решить, но их-то у меня как раз и не было. На всякий случай доложился Ивану Ксенофонтовичу — мол, прибыл из госпиталя и готов выполнять поставленные задачи, послушал вдумчивое кхеканье и.о. Председателя ВЧК (с полгода назад он бы меня обматерил, а теперь стеснялся), выяснил, что с должности меня до сих пор не сняли, а здесь я пока никому не нужен и, стало быть, могу заниматься своими делами, исчез, сообщив, что отправляюсь в наркоминдел.

НКИД расположен в шаговой доступности, но у товарища Чичерина шло какое-то совещание. Пришлось убить целый час, чтобы дождаться завершения. Странно, что заседание началось утром.

— С восьми утра сидят, — сообщил секретарь, то и дело хватавший то одну, то другу трубки телефонных аппаратов, сообщая, что «нет, не закончилось, а когда — он не знает».

Но, наконец-то, открылась дверь, из кабинета наркома повалил народ, радостно хватавшийся за папиросы и трубки. Георгий Валентинович был одним из немногих некурящих наркомов и единственный, кто не разрешал курить в своем кабинете во время заседаний.

Некоторых дипломатов я знал в лицо, с некоторыми знаком лично, пусть и шапочно, пришлось здороваться, отвечать на какие-то пустые вопросы. К счастью, люди изрядно устали от совещаний и вопросы были формальными.

Секретарь быстро метнулся к наркому, доложил о моем приходе, а по возвращении сказал важным шепотом:

— Заходите. Только, — предупредил он, — у Георгия Валентиновича очень мало времени.

Народный комиссар иностранных дел товарищ Чичерин как всегда что-то писал. Кивнув на стул, поднял взгляд на меня и сказал:

— Владимир Иванович, я понимаю, что я не ваш непосредственный начальник, но за все время пребывания в России, могли бы выкроить время и на меня. Все-таки, торговое представительство числится в штатах НКИД.

От такого «наезда» я слегка опешил. Чего это нарком?

— Георгий Валентинович, — принялся оправдываться я. — Я ведь и в Москве-то практически не был. Приехал, так меня Владимир Ильич в командировку в Череповецкую губернию отправил, а как вернулся — съезд, а потом мятеж. Я, как из госпиталя выписался, вернулся

— Подождите, какой мятеж? Какой госпиталь? — с удивлением спросил Чичерин.

Теперь настал черед удивляться мне.

— Как, какой мятеж? Кронштадтский. Вы разве не слышали?

— Разумеется, про мятеж я слышал, — раздраженно ответил Чичерин. — Но я не понял, какое вы отношение к нему имеете? Вы же служите не в Петрочека, и не в отделе по борьбе с контрреволюцией, а в политической разведке.

— Ну, так уж вышло, что мне пришлось возглавить отряд добровольцев — делегатов съезда. А во время штурма одного из фортов меня слегка приложило о лед, — устало сообщил я.

Я ждал, что нарком начнет выговаривать за мальчишество, и о том, что генералы с винтовками в атаку не бегают, но Чичерин лишь покачал головой:

— М-да, Владимир Иванович, — протянул Георгий Валентинович, — Это, разумеется, все объясняет. Прошу прощения за резкость. Просто …

— А что, из Парижа отчеты не приходят? — забеспокоился я. — Вернусь, Кузьменко шею намылю.

— Нет, с отчетами все в порядке, курьер их исправно доставляет, — отмахнулся Чичерин.

— А что такое? — спросил я, обмирая. — Что-то с Наташей?

— Нет, с ней-то как раз все в порядке, — слегка улыбнулся нарком. — Поздравлять я вас пока не стану, чтобы не сглазить.

— Так что случилось-то, Георгий Валентинович? Ну уж скажите, не рвите душу.

— Волнуется Наталья Андреевна, переживает, а вы никаких весточек не посылаете. Теперь-то я понимаю, что не могли, но невеста-то об этом не знает.

— Вот, честное слово, знал бы как в Париж весточку отправить, отправил бы. Я ведь, по соглашению с французами, только телеграммы имею право посылать, да раз в месяц курьер из Москвы в Париж отправляется, и обратно. Да, — заинтересовался я. — А как вы известия из Франции получаете?

Действительно, почему нарком иностранных дел получает новости из-за кордона, а начальник разведки нет?

— Есть кое-какие возможности, — отозвался Чичерин, но конкретно ничего не сказал. Видимо, опять многоликий Коминтерн. Может, зря я с Коммунистическим Интернационалом не хочу дружить?

— Когда планируете вернуться в Париж? — поинтересовался Чичерин.

Я только развел руками:

— Моя бы воля, сегодня бы уехал, но придется Феликса Эдмундовича ждать, нужно кое-какие вопросы обсудить, а он вернется через три дня, не раньше.

— Удачно, что вы пришли, — сообщил Георгий Валентинович. — Вы сегодня не очень заняты?

— Не особо, — осторожно ответил я, опасаясь, что меня могут «припахать» для консультаций какой-нибудь делегации. К счастью, у наркома иностранных дел были на меня другие планы.

— Сегодня в Наркомпросе станут решать вопрос о европейских гастролях Московского художественного театра. Я обещал Анатолию Васильевичу, что пришлю на совещание либо кого-нибудь из своих заместителей, либо из высокопоставленных сотрудников.

Я даже не стал переспрашивать — когда я успел стать «высокопоставленным» сотрудником НКИД? И так ясно. Торгпредство, оно по сути посольство.Мы собираемся отправить на гастроли МХАТ? Ну, пусть пока он не академический, буковки «а» в аббревиатуре нет, но мне так привычнее. Любопытно.

— А Константин Сергеевич будет? — зачем-то поинтересовался я, хотя и так ясно, что будет.

— Станиславский непременно будет, — усмехнулся Чичерин. — А вот Немирович-Данченко, тот вряд ли. Не ладят последнее время отцы-основатели. Значит, я позвоню Анатолию Васильевичу, сообщу, что прибудет товарищ Кустов из Парижа.