Чекистские будни

Дальнейшая карьера Тиссерана была поистине головокружительной. Не прошло и нескольких лет, как вернувшийся из Москвы рядовой священник стремительно поднялся по иерархической лестнице и достиг высшего после папы римского сана в католической церкви: он стал кардиналом. Возглавив Восточную конгрегацию, Тиссеран получил в свое ведение все славянские государства, Ближний и Средний Восток, некоторые страны Азии. Предметом особого внимания кардинала был, разумеется, Советский Союз.

— Помни, сын мой, что ты едешь во враждебную страну, — настойчиво повторял кардинал в беседе со своим учеником. — Обстановка там для духовной деятельности крайне трудная. В России тьма безбожников и еретиков — их надо вернуть в лоно господне. Ты должен будешь неофициально посетить, по возможности, все наши епархии, передать святым отцам благословение папы, подбодрить их отеческим словом от имени его святейшества. Во Львове обязательно навести его высокопреподобие униатского епископа Шептицкого. Он тебе многое подскажет и посоветует, где кого искать. Понял ты меня, сын мой?

— Все понял, ваше преосвященство.

— Тогда ступай с богом! — Тиссеран протянул молодому человеку руку для поцелуя. — Советский паспорт получишь в здешнем их консульстве, как эстонец ты имеешь формальное право на это. Да поможет тебе господь вернуться обратно во здравии и благополучии!

Александр Лаама и без напыщенных речей кардинала хорошо знал, что ему предстояло делать в СССР. Он должен был найти там бывших выпускников «Руссикума», проникших на советскую территорию в 1939–1940 годах, посмотреть, как они устроились на местах, ознакомиться с их деятельностью, проверить, в точности ли они выполняют все инструкции, которыми их снабдили в Ватикане, и, наконец, передать «святым отцам» указание папы активизировать антисоветскую работу, действовать решительнее, полагаясь на всестороннюю помощь всевышнего.

Получить советское гражданство для Лаамы не составляло большого труда. Он родился и вырос в Эстонии, поэтому его желание вернуться домой выглядело вполне естественным. Волноваться здесь было нечего. Однако тревожное чувство, наполнявшее его душу в последние дни, не проходило. Как сложится его дальнейшая судьба там, на Родине? За пять лет, проведенных в Ватикане, Александр столько увидел, понял и пережил, что одна только мысль о необходимости вновь возвращаться сюда, в это мрачное царство лицемеров и ханжей, была для него невыносима. Религией он был сыт по горло и с сожалением вспоминал о безвозвратно потерянных годах.

Вечером, накануне отъезда из Рима, Лаама долго бродил по шумным улицам «вечного города», утопающим в многоцветных огнях реклам. Он думал о будущем.

СТУДЕНТ «РУССИКУМА»

Я работал тогда в центральном аппарате. Однажды меня вызвал к себе начальник отдела.

— У нас, товарищ Федичкин, возникла необходимость провести одно серьезное дело, — сказал он. — Речь идет об антисоветских происках Ватикана. В последнее время он стал проявлять к нам повышенный интерес. Его люди все чаще проникают в нашу страну, и цели они преследуют совсем не религиозные. Как удалось установить, их главная задача — подготовка «пятой колонны» на случай нападения гитлеровской Германии на СССР. Частично они ориентируются на верующих, но главным образом — на антисоветский элемент.

— Куда и когда ехать? — спросил я, решив, что меня посылают в очередную командировку.

— Пока ехать никуда не надо, — улыбнулся начальник отдела. — Впрочем, на метро можно проехать одну остановку до улицы Горького. А еще проще — пешочком.

— Не понимаю…

— Да-да, совсем близко: в гостиницу «Москва». Там на днях остановился один студент «Руссикума», эстонец по национальности. Приехал в Советский Союз, как он говорит, готовить дипломную работу. На самом же деле он послан Ватиканом со специальной миссией. К вам мы обратились вот почему. Вы когда-то случайно встретились с ним в Таллине на туристском пароходе. А потом даже написали записку об этой встрече. Посмотрите! — И он протянул мне несколько листов бумаги, исписанных моей рукой.

Ба, старый знакомый! Да ведь речь идет об Александре Лааме!

Лет семь назад, будучи в Эстонии, я плыл на каком-то маленьком пароходике из Нарвы в Таллин. На палубе расположилась в основном молодежь. Мое внимание привлек юноша, читавший русскую газету. Я решил познакомиться с ним. Представился русским эмигрантом. Он, в свою очередь, отрекомендовался студентом ватиканского духовного колледжа «Руссикум». Ехал на каникулы к родителям. О названном им учебном заведении я в то время имел весьма смутное представление, да и сам он, видимо, не успел еще как следует разобраться что к чему. Говорили мы с ним по-русски. Русский язык он знал с детства. Помнится, о «Руссикуме» Александр Лаама отзывался тогда без особого восторга. Но мало ли что! Прошли годы, и он, возможно, пообвык и стал преданным слугой католической церкви. Или же, наоборот, разочаровался в религии. Могло ведь быть и такое…

Выйдя из кабинета начальника отдела, я старался вспомнить подробности моей беседы с молодым иезуитом в надежде, что какая-нибудь деталь подскажет мне, как лучше к нему подступиться.

К Александру Лааме я действительно отправился пешком. Был теплый осенний вечер, шумный весь день Охотный ряд понемногу успокаивался. Шел я медленно, стараясь отрешиться от посторонних мыслей и максимально настроиться на предстоящий разговор. Странное дело, но до сих пор я так и не решил, как мне вести себя при встрече с этим, в сущности, незнакомым мне человеком. А может быть, это было и к лучшему: менять тщательно продуманную тактику на ходу всегда очень трудно.

В гостинице я быстро нашел нужный номер и постучал. Дверь открылась. На пороге стоял белокурый красавец с голубыми глазами, одетый в модный бежевый костюм в мелкую клетку. Я даже не сразу признал в нем того хилого на вид паренька, которого встретил некогда на эстонском пароходике. Но он меня узнал сразу. В его глазах отразилась смесь разноречивых чувств, которые вызывает у человека какая-либо неожиданность.

— Вы?.. Здесь, в Москве? — удивленно проговорил Лаама.

— Судьба играет человеком, — невольно улыбнулся я. — Ведь и вы прежде не собирались как будто в Москву?

— Длинная история, — отмахнулся он.

— Как и у меня, наверное, — в тон ему сказал я.

Лаама пригласил меня в номер, и мы удобно устроились в креслах. Но разговор как-то не клеился. Мы вспомнили Таллин, Вышгород, Парк Кадриорг, знаменитые ревельские кильки… Говорить вроде бы было больше не о чем, а мне так и не удалось поближе подойти к интересующей меня теме. Тогда я предложил подняться в ресторан поужинать. Может быть, за бокалом вина нам легче будет найти общий язык? Лаама согласился. Правда, без особого энтузиазма.

В ресторане беседа и впрямь пошла живее. Мы довольно долго «прощупывали» друг друга. Лаама настойчиво стремился выяснить, каким образом «русский эмигрант» попал в Москву да еще в одно время с ним. Спросил даже, как я нашел его здесь и зачем. Видимо, он подозревал, что я связан с ватиканской разведывательной службой и мне поручили его «опекать» в поездке по СССР. Когда же Лаама убедился, что эти опасения безосновательны, его скованность и настороженность как рукой сняло. Передо мной был уже совсем иной человек, явно обрадованный возможностью поделиться мучившими его заботами и тревогами.

Разговор сам собой принял нужное мне направление, и постепенно мы достигли полного взаимопонимания. Оказалось, что Лаама и не собирался выполнять задание Тиссерана. Однако как ему быть дальше, он не знал. Мое предложение помочь нам в поисках затаившихся в разных концах страны посланцев Ватикана, в разоблачении их антисоветской деятельности Лаама принял без колебаний. Все подробности предстоящей поездки мы договорились обсудить на следующий же день.

— Только хорошо бы вам переодеться, Александр, — посоветовал я. — Ваш шикарный костюм привлекает внимание и не очень соответствует той роли, которую вам придется играть в нашем путешествии.