Чекисты Рассказывают...

— На сеновал, говоришь? Так ведь, пожалуйста! Оно и правда, там будет вольготней! — с нескрываемой радостью согласился хозяин.

Он надел треух, снял с гвоздя «летучую мышь», взял на загнетке спички.

Ребята стали собираться.

— Ну, пойдемте, товарищи. Дождик, видать, поубавился.

Хозяин поднял фонарь, стал у двери и услужливо светил партизанам, пока они выносили Николая.

В просторном бревенчатом сарае опьяняюще пахло залежалым сеном. В отгороженном углу шумно вздыхала корова, неторопливо, с хрустом пережевывая жвачку. За дощатой перегородкой в другом конце сарая похрапывала лошадь, тихо позванивая цепью. «Да, удалось старику кое-что утаить от фрицев. Богато батя живет. Видать, побаиваются фрицы совать нос в отдаленные лесные деревни», — подумал Галушкин, вспоминая сытный ужин и оглядываясь по сторонам. Он хотел было напомнить старику о продуктах, чтобы завтра не беспокоить его. Но старик заговорил:

— Вот тут, товарищи, и устраивайтесь. Отдыхайте на здоровье. Харчишек я вам приготовлю и принесу, как в дорогу станете собираться, — он помолчал, потрогал бороду. — Бывалоча в молодости я сам любил на воздухе поспать, благодать божья.

Повеселевшие ребята стали устраиваться на ночлег.

— Вот это да-а!.. Слышь, Пашка, никогда в жизни, поверишь, я не видал такой роскоши! — заговорил Щербаков, сбрасывая с сеновала сено. — Эх, братва, ну и храпанем же назло врагам!

— А где ж тебе можно было ее увидеть? В своей несчастной жизни ты, наверное, дальше Сокольников и не путешествовал. Верно? — спросил Маркин.

Но Щербаков уже не слышал его, он старательно ворошил сено, громко чихал от пыли, смеялся.

— Ребята, что вы делаете? Зачем вам столько сена? — остановил Галушкин товарищей. — Это же корм, а вы…

Ничего, ничего. Оно и опосля этого пойдет скотине. Нехай уж поспят хорошенько. Разве ж для вас чего жалко?

— Правильно, папаша. Ничего с ним не случится. Эй, Коля, видал, какую я тебе царскую спальню устроил? — говорил Щербаков. — Поспишь на ней ночку, так сразу легче станет. Это же бальзам, а не сено!

Обмытый и перевязанный свежими бинтами, Николай благодарно улыбался. Ребята шутили, толкались. Хозяин ухмылялся в бороду, светил им «летучей мышью». Только Галушкин почему-то хмурился. Когда старик ушел, он, прикрыв ворота, сказал:

— Довольно резвиться. Укладывайтесь. Завтра подъем до солнца! Послушай, Паша, бородач этот… Что-то в нем есть такое, понимаешь. Глаза мне его не понравились. Смотрит он как-то… Будто из-за угла за тобой подсматривает.

— Ты так думаешь? — насторожился Маркин, вспомнив глубоко запавшие глаза старика.

— Может, я и не прав, но какое-то предчувствие, понимаешь?

— Да-а. Возможно, ты прав. И добрый он не в меру по нонешним временам. Живет богато. В такое время не у многих здесь увидишь свежее сало, как он нас угощал, — Маркин помолчал, потом добавил: —Лаврентьич, а давай-ка мы его, черта старого, за бороду тряхнем как следует?

Галушкин задумался. Потом махнул рукой:

— Да ну его к дьяволу. Провозишься с ним. А вдруг — ошибка. Напрасно обидим человека. Отдохнем и уйдем пораньше, а там ищи нас.

— И это правильно.

Помолчали немного. Галушкин включил карманный фонарь, светя им, стал внимательно осматривать сарай. В углу, где шумно вздыхала корова, он увидел люк с дверцей. Галушкин присел, окликнул Андреева, самого рослого из всех.

— А ну-ка, Леха, полезай! — сказал Галушкин, освещая квадрат дверцы.

Андреев удивленно посмотрел на командира.

— Вопросы после, а сейчас — лезь, ну?!

Андреев пожал плечами, потом только опустился на колени, толкнул дверцу. Но, прежде чем полезть в люк, повернул к Галушкину свое веснушчатое лицо, на котором было написано: «Неужели он меня разыгрывает?» Галушкин улыбнулся, дружески хлопнул Андреева по плечу. А тот пошлепал толстыми губами, но, ничего не сказав, полез в дыру. Вскоре Андреев появился в сарае.

— Ну, Леха, что ты там видел?

Андреев пожал плечами:

— Ничего особенного. Огород, а за ним недалеко — лес.

— Вот и прекрасно, а теперь спать!

Головенков уже сладко похрапывал. Уснул и Николай. Галушкин постоял минутку перед носилками. Он был доволен, что Николай как следует отдохнет. Да и им не мешает хорошенько выспаться. Только сутулая фигура старого хозяина с прищуренным взглядом продолжала вызывать беспокойство. «A-а, черт с ним! Волков бояться — в лес не ходить!» — наконец решил Галушкин. Он поправил на раненом сползший полушубок. Подошел к воротам, выглянул, потом приказал ребятам ложиться. Только Маркину он не разрешил спать. Тот вопросительно глянул на командира, вздохнул недовольно, но тут же, поняв, что ему снова выпало первому дежурить, подумал: «Чего это он меня так часто на первое дежурство назначает?» Хотел спросить об этом командира, но не решился, а только согласно кивнул.

Ребята укладывались.

В сарае наступила тишина. Слышно было только позвякивание цепи за перегородкой, где стояла лошадь, редкие, какие-то стонущие вздохи коровы, а за стеной сарая шуршал ветер, шумела листвой береза, с крыши срывались капли и звонко булькали в свежие лужи…

Розовел омытый дождем рассвет. На околице деревни показался конный отряд немцев. Лошади устало поводили забрызганными грязью боками. Наверное, не один десяток километров пришлось пробежать им, прежде чем очутиться в этой лесной деревушке. Офицер, ехавший впереди, поднял руку. Колонна рассыпалась, всадники оцепили деревню. Часть их спешилась у двора старосты. Каратели установили пулемет, нацелив его на сарай, в котором спали партизаны.

— Партизан есть шесть? — спросил офицер.

Так точно, ваше благородие. И седьмой раненый, — услужливо зашептал староста, согнув костлявую фигуру перед низкорослым, карателем.

Немецкий офицер довольно улыбнулся.

— Эй, рус, гутен морген! — крикнул он и на всякий случай спрятался за угол избы.

Сарай молчал. Гитлеровец еще раз крикнул. Но из сарая никто не отзывался.

— Почему партизаны молчат?

— Они, ваше благородие, больно измаялись за дорогу. Видать, крепко заснули. Пугйуть бы их немного, ваше благородие, — подобострастно засмеялся предатель.

— A-а, зер гут. Ви корашо понимайт, что требуется! Сейчас мы будем здорово помогайт им просыпаться.

Офицер что-то крикнул. Человек десять солдат подбежали к нему. Он взял из рук одного гранату, швырнул. От взрыва гранаты ворота сарая разлетелись в щепки.

Солдаты вскинули автоматы. Нагнув головы, ринулись в сарай. Через несколько секунд сильный взрыв потряс воздух. Из широких ворот вместе с клубами черного дыма выбежал солдат без каски. Он схватился за голову, постоял, пошатываясь, и рухнул лицом в лужу. Второй автоматчик пятился из сарая, стреляя короткими очередями. Сарай з! агорелся.

— Файер! Файер! — заорал офицер, нетерпеливо переступая тонкими ногами.

Солдаты открыли по сараю ураганный огонь. Шум стрельбы и грохот взрывов разбудили деревню. Увидев карателей, люди в страхе бежали к лесу. Но их останавливали и прикладами сгоняли к пожарищу.

В стороне стоял староста. Он низко опустил голову, горбился. Глубоко сидевшие глаза горели каким-то безумным огнем. Корявые пальцы шевелились.

— Эй, потушить! — последовала команда офицера.