Челопарк

[снежинками]

…ну вот, а потом я встретила своего персонажа — сбежавшую из Страны Чудес Анфису: звалась она Сашкой-ракетчицей, потому как смыслила кое-что аккурат в ракетах (тема диплома звучала почти эротично: «Сверхмягкое терминальное управление движением сложной динамической системы в условиях неполной информации о фазовом состоянии»), светлые ее волосы, как и волосы Анфисы, пахли снежинками, а в глазах бегали чертенята… больше всего на свете ненавидели девочки скуку, ну а любили — как им обеим ( им одной?) казалось, — Небезызвестного… что оставалось мне, как не развести руками?.. что оставалось, как не стать точкой сингулярности и, слившись со всеми временами и пространствами, сменить треклятую кожу?.. (я ведь не чувствовала, не чувствовала уже боли — ну или почти: если долго бить по одному месту, оно теряет чувствительность). ……………………………………. и смеялась Анфиса, и хохотала до упаду Ракетчица, и улыбались актёры, и де Лоурентис, грозя Почукаеву [1] пальцем, напоминал, что де «фильм — не сосиски, которые можно производить серийно», и наш продюсер кивал, кивал, конечно (попробовал бы он не кивнуть!), а мы играли, играли себя в кино — лучшее во Вселенной кино, пахнущее снежинками…

1

Существует вероятность выявления нескольких вариантов значения фамилии Почукаев, включающих в себя наиболее адекватные объяснения, зафиксированные в словарях и справочниках по различным диалектам;-)

[ария Da capo]

всё путаю сентябрь с апрелем, да будто некролог пишу себе самой на л о же… е ле заметно плачу, но дышу: взахлёб! внахлёст! на память— кожей… как фильмографии их схожи, как все лю. лю их хороши, как за фонемами души — жив о й — не найдено! сказалось «здесь и сейчас» (крохотка-шалость…), и вот — каденция: попытка в себя влюбиться — пытка, пытка! блюду: «лю. лю себя, лю. лю», как попугайка… дура дурой, кажусь шутам ферзём: фиг у рой дьявольски смешн о й на шашечной доске пустой.

[k Zer0]

на сердце «плюс один» — смешно! — под сердцем — plus odin… в архиве Ле[т]ка спит давно, в архиве — господин и раб себе, и червь, и чёрт, и Deus, и порог, и лекарь-кат, предатель снов, лататель нимф-Zero… под сердцем «плюс один»… не то! дика под солнцем грусть. латентный стон, фантомный блюз — и кожа наизусть: всё как по нотам — не дыши… всё жёстко, жёстко, Брут… я ставлю тихо на Zero… я помню: темный пруд, зрачки в зрачках, висок в виске да по-… целуй — листвы… несмелый ветер в голове, в которой тир без «ты» не превратился в тлен иль в пыль, не обратился в грязь… нежнейший космос — в той траве, что шила эту «связь» без выкроек и без лекал, изображая рай. играй, живи, ликуй, мерцай… таков иллюзий край. там, в з а – неб е снутом огне, не догорев, пишу по своему же экорше, да — вопреки — дышу всему тому, что размозжить могло на «р а з-и-дв а » — «и-тр и »! зачёт, мой мир, зачёт, хоть кр у гом голова от запаха палёных роз, от век, что на века оставили Zero-листы и, упразднив слова, развеяли над Гангой то, что пеплом стать должно: благодарю, мой свет, за то, что кончилось кино — сыграли знатно, от души, прости-прощай же! — «ни дыши…» … время-времечко, смеясь, впереди Времён бежало. время-времечко! враньё. механическое жало. время-время, трын-трава: ты да я — «одно»? «одна»?..

[этим летом]

миксолог слов? фонем соузник? наложница Его пера! «в такую рань, да со двора…» — ворчит мой персонаж устало, а «я» — они? оно? он/а? — шепчу вослед строке: «как мало!.. как безрассудно!..» — что ж… нага, стою пред Ним, и нет ни кожи, ни экорше, ни головы… мой врач! мой Deus! мне дороже объятий вечности — цветы, что так хрупки, нежн ы , беспечны, что приживутся лишь в раю: я не молю их о бессмертье, а смерть придет — «заговорю», мой век, мой ток, двойник! сонетом мой сок запеленгуешь летом.

[ashram]

ашрамы под Бомбеем хороши, шепнули, но не слышно ни души: в планетке сушискальп свой засуши, ну а шаманить — лучше в камыши, чтоб летом кануть в Летку не пришлось, чтоб Летке на лету всегда моглось, а главное — хот елось… «якор я магнитят занебесные моря» — «такая рифма пошлая…» — «о, да!» — «…что катится со щек одна вода: бессолевой бесслёзнейший раствор — в нем Deus Сам Себе и кат, и вор, — стекает на смеющуюся грудь: мне нравится размер — легко вздохнуть, легко забыться и в кулак зажать, да улыбнуться: «незачем рожать» — как хорошо, что с л е в а не болит, лишь камешек на шее чуть кровит все эти сутки… полная чума, когда в скворечне — шкурка лишь одна своя — да кошки… верный человек! вернее чёрной, видно, зверя нет, а потому, прелестное дитя, сегодня вновь забудемся, шутя: ашрамы под Бомбеем хороши! калькируешь ты камертон души, шаманить убегаешь в камыши, покуда спят людята-голыши — (ты песен никогда им не пиши: они для песен наших — малыши…). «шампанского!.. имею здесь сказать, что анахатку надобно связать да вывезти — изжить, изъять, изв е сть: такая на сегодня бл а – бла-весть». ашрамы под Бомбеем хороши. дышать ли? свет мой, зеркальце… туши…

[зебры]

ты понимаешь, о чём я, ухмылку спрятав, молчу, зачем спешу рано утром на «тет-а-тет» к палачу, к чему индийские юбки да голограммные сны в зрачках немой проститутки с букетом вечным «Апсны»… ты замечаешь, наверно, что этот «свет» не в себе, коль плоть от плоти «кошерна», коль плоть есть «фарш»… па-де-де разметкой точной движений приглушит лимфы язык, чтоб погибающий «аффтар» запрятал в gaster свой крик… я обласкала сонеты, я обыскала слова — в мои гротескные ветры летит твоя голова (под шёпот-шорох смущенья соединяю мосты): мы — сумасшедшие зебры, мы пеленгуем на «ты»…

[masala-чай]

на самокате — по нёбу. в кровь — голый денёк. masal a – чай. привкус чудных — про «лю. л ю » — строф запах унёс: «вот питьё. кончай». так пригублю виртуальный вкус голографических нег в ноч и : «не погублю, — улыбнётся Ложь, — столько ко а нов на — ить…» — «лечи!» клетки грудные убоги. «грех» плоти и плоти — в т ы л жалюз и : на самокате — по небу — Вошь едет за Солнцем. соль визав и память сжирает (двойной стандарт) — я становлюсь голограммой букв: в смех отраженья уходит art, в тень вечной Тени — аркан-Испуг… «н у же: чап а ти, пан и р…» — «кирдык!» — «ахтунг. молись без лажовых слов. ню-же денёк… masala-каприз… койка. карниз. опечатка “love”».

[здравствуй, дерево!]

он не понимает, чему ЭТИ так радуются (впору рыдать) — вот и кричит, кричит что есть силы — кажется, лопнет вот-вот от боли: «скорей, тушка, скорее т у ж ь с я!» … что за мерзкое улюлюканье, шлепки, розы, ужимки? да что за рожи, мать их, его окружают? почему, чёрт дери, он опять оказался в чьём-то «здесь и сейчас»? как, наперёд зная, чем се успокоится, мог не сдержаться — тогда-а, в тот самый момент, когда произошло спаривание и он, бедненький, в который раз залетел?! ах-с, какой жутенький, какой вкривь недеццкий фильмчик ему показывают! киндерам до шестнадцати — опс-топс-перевертопс! кожа и кости грубеют, голос ломается, сердце, как пишут дамки, «рвётся на части», ну а душа и того хуже — прячется в пятках: «тушка, роди обратно!» … ЭТИ ВСЕ охочи до мертвечины — вот и пичкают, пичкают аццким ядом: тошнит… он закрывает глаза, но и с закрытыми видит:кишка-коридор, дверь с табличкой директор , ветхий ж у р н а л вахтёра с карандашом на верёвочке-поводке… он кричит, не в силах остановиться: он не хочет — нет! да! не-ет! он — ясно? — не станет: а вы как хотели? — «да, нет, не станет!»— носить треклятую форму и клясться в верности славненькому ученью! он лупит ножками, он задыхается, отчётливо понимая, что женщина, которую и в прошлойлюбил, уйдёт от него и в этой… ему кажется — так и есть? — он сходит с ума: горы бутылок, мелочь, клозет, клетушка, томик Тимоти Лири на подоконнике. … выхода нет — табличка? НЕТ, он всё понимает — нужно снова учиться ходить, а потом сразу — vлюди, всегда наживую, потому как «завтра никогда не наступит», потому как — долги, кредит, я-ма, ну и в кошмарике: «в поте лица оплачивать будете чудо-юдо-счета свои!», а посему — Борхес и Ницше, трактаты и лезвия, женщина в бе да дом-сынчик-дерево: «здравствуй, ну здравствуй, дерево!»

ЧЕЛОПАРК балаганчик для шуньяты с оркестром

[0]

в челопарке — лето: не зная, как поделить то на это (на ноль — хоть, сказывают, нельзя, — всяко легче), иду оживать на Васильевский. острова глазом не охватить враз, чаек — («хорошо-то как, Машенька!» — у барышни интеллект аж в стрингах) — навалом, ну и филфак — в довесок — по левую: так вот и не сходил… не страшно. лю-лю ленинбург всю жизнь да еще пяток: пяти обычно и не хватает — скоро, упс, поезд, нечего жевать сопли: «если вы держите слона за ногу и он вырывается, отпустите его» — в сети не больно-то одиночества, сколь ликбеза.

[-1]

«сначала циклопы… волновая структура позволяет им легко менять форму: пятьдесят метров живой протоплазмы, а потому — деление и почкование! деление и почкование! потом призракообразные, чуть плотнее и ниже — почкование и спорообразование! почкование и спорообразование!— не ведающие страстей гермафродиты; следом — «усовершенствованные» лемурийцы — двуликие, четверорукие эм-энд-жэ да трехметровые атланты, чье едва уловимое эхо таит учебник санскрита…» — Машенька, наклоняя головку, зажимает губами топорик слов, и рубит: «Уотсон доказал, что только два обстоятельства определяют нашу сатисфакнутость прошлым, ну или “счастливость” — удачная личная и, как он это называет, “завершенность трудового процесса”… хочешь перетереть и это?» — «одна девочка, — мотаю головой я, — как-то сказала: “важно иметь возможность стоять на цыпочках и ничего никому не объяснять”»: чижик-пыжик, плесни…

[-2]

ок, даже если онане Машенька — далее опускаем, — какая, в сущности, разница? как теперь понимаешь, отношения можно построить с любым приемлемым вариантом: это, конечно, лишает их нежного флера, и все же (отставить «увы» и «ах») ничего не попишешь. раз ленинбург тает, раз, слив в лавку-лю пол-юшки-то за бесценок, ты ничего не понял, есть смысл кое-что озвучить. … «ты ни тело, ни мысль, ни чувство» — рефренит Машенька, я же, загибая машинально пальцы, отмалчиваюсь: ни лингвистика, ни семиотика с логикой, ни культурология с философией не дают ответа на Тот Самый вопрос (вы, панночка, тоже, тоже его задавали — довольно отмахиваться репринтным изданием: поднимите-ка лучше веки).