Человеческий панк

Тони уже вырос и может дать сдачи, и Сталин знает это, так что они держатся подальше друг от друга. И от того, что Тони так редко бывает дома, Смайлзу достаётся больше законной половины побоев. Он лёгкая жертва, а как только ты впервые пойдешь погонять с пацанами в футбол или просто потусить на спортплощадке, ты узнаешь, что люди первым делом набрасываются на лёгкие жертвы. Не надо быть особо умным, чтобы это понять. Я так себе думаю, Сталин — ещё один мудозвон, типа старика Хана. Тут мы с Дэйвом и Крисом сходимся. Иногда я мечтаю, как раздобуду обрез и снесу ему башню, но понимаю, что я так никогда не сделаю. С одной стороны, очко сыграет, с другой — Смайлз остался бы сиротой.

— Блин, на вкус — моча, — вопит Крис, выплёвывая ром на ковёр.

— Ну, бля, — говорит Смайлз. — Ты чего учудил? Останется охрененное пятно.

Он идёт на кухню и возвращается с тряпками, опускается на колени и начинает оттирать ром. Крис тоже берёт тряпку и включается в процесс.

— Так ты чего это?

— Штука омерзительная. Не ожидал, честное слово.

— Пипец. Отец сразу заметит, как придёт. Они трут ещё активнее.

— А откуда ты знаешь вкус мочи? — спрашивает Дэйв, он сидит сзади, задрав ноги вверх, и ржёт.

Крис и Смайлз минут десять пидорасят ковёр, мы с Дэйвом даём им советы, передавая бутылку друг другу. Похоже, жидкость не очень-то собирается кончаться. Крис был прав. Вкус ужасный. Я касаюсь губами бутылки и притворяюсь, что глотнул, и возвращаю бутылку Дэйву. Это его понтовка, что он спёр бутылку у отца, но главный вор у нас Крис, он тащит всё, от сникерсов и попкорна до «Моррисов Миноров» и «Фордов Капри» [4] .

Он мнит себя бандитом, ему нравится такая репутация.

4

Марки автомобилей.

— Я надыбал кой-чего получше, — хвастается Крис, когда ковёр очищен. — Гораздо, гораздо лучше.

Он лезет в трусы, и Дэйв спрашивает, мол, достанешь свой перец? Крис щерится и достаёт пакетик. Кладёт его на стол и открывает. Внутри порошок, и сначала я думаю, что это кокаин, я о нём читал, но я понимаю, что вряд ли это он. Кокс — дурь богатых, он не вписывается в наш имидж панк-рокеров в бутсах. Может, героин, но это наркота хиппи, наркота неудачников, тоже не к нам. Стоит сходить к доктору на анализ крови и посмотреть на его иглу — и уже становится плохо. Мы ненавидим высокомерных дрочил и вонючих студентов-хиппи, так что в остатке — спид, дешёвая и весёлая дурь, быстрая и яростная, и Крис говорит, да, это оно, когда мы придвигаемся поближе. Никто из нас раньше не пробовал сульфат, но мы в курсе, что это наркотик панков.

— Где ты его нарыл? — спрашивает Смайлз.

Крис качает головой, он хранит свои секреты, а мы стоим и ловим воздух ртом, эдакие золотые рыбки.

— Давай попробуем, — наконец выдавливает из себя Дэйв и тут же наклоняется. Крис отталкивает его.

— Погоди. Тут и так мало. Закинемся, когда пойдём гулять вечером.

Он убирает сульфат в штаны, поближе к яйцам, и я рад, что он завёрнут, особенно учитывая жару и как потеет моя мошонка. Сажусь обратно на диван и смотрю в окно, вижу, как Майор покидает место преступления. Он не обвёл мелом собачье говно, что странно. В голову лезет, как Смайлз нашёл тело матери в ванне, вены разрезаны, кровь течёт. Он сидел с её обнажённым телом и долго-долго говорил. Он никогда не рассказывал, о чём, а я никогда не спрашивал. Он не любит говорить о матери. Старый бедный Смайлз.

Старый бедный Тони. Даже Сталину пришлось плохо. Это я тоже помню. Разговор о непрухе. И мы идём на задний двор, в сад, где я подпираю стену под окном кухни, дразню Дэйва мартенами, думаю о вечере, и вот я включаю кассетник, и Гэй Эдверт несётся через «Опе Chord Wonders» — , толстый слой чёрной туши и старая кожаная косуха, и если бы я был дома, я бы вздрочнул второй раз за день.

Мы панк-рокеры, пинатели камней и «любители» рукотраха — пятнадцатилетние ребята в бутсах, с минимальными шансами на секс, хотя мы знаем, что выглядим как надо — выбритые волосы, прямые штаны, балахоны, в ушах колечки, вот мы стоим на грани дискотечной темноты, потягиваем лагер из мятых банок, притворяемся, что любим ужасный вкус алкоголя, растягиваем остатки на подольше, глаза мечутся от одних прыгающих сисек к другим, напряжённо разглядывая всё, что больше 32В, a Slade раскачивает колонки своей «Cum On Feel The Noize», а мы под песню стоим вдоль стены паба, пялимся на девчонок на дальней стороне танцпола, смачные тёлки в мини-юбках и чулках, чёрный материал плотно обтягивает худые попки и ножки, приходится переступать мелко, топики испачканы ромом со смородиной и полусладким сидром, и ещё длинные шпильки; приходится медленно двигаться нога к ноге, осторожно, чтобы не подвернуть ногу, тусоваться у стойки, смотреть, как мажорный хлыщ крутит диски, вот уж дрочила с элви-совскими баками и в натянутом свитере под Старски; и мы смотрим издали, потому что эти девки предпочитают двенадцатидюймовые импортные пласты диско семидюймовому панк-року домашнего разлива; они ни хуя не врубаются в правильную музыку, но прикол в том, что у нас нет особого выбора, тут мало мест, где можно посидеть послушать музон, а эти девушки привлекают парней, так что музыка будет для них; ди-джей тоже думает хуём, как и всё местное мужское население, он хочет, чтобы девочкам нравилось, и они знакомятся со старшими парнями, а нам остаётся только облизывать губы на чулки и шпильки, от задирающихся юбок не отвести взгляд, в мозгах одни картинки из порножурналов; мы исследуем рынок, подвязки стягивают тонкие полосы бледной кожи, ультрафиолет высвечивает открывшиеся лифчики и перхоть, тонкие лямки и толстые бусы. Трейси Мерсер прижимается к Барри Фишеру, он приехал в отпуск из Белфаста, рад, что жив, надеется подцепить слабую на передок девку, такой уж он. Трейси хорошо смотрится рядом с простой одеждой и ёжиком Солдата Барри, армейская зарплата жжёт карман в джинсах новой модели; он кладёт руку Трейси на задницу, проводит пальцами там, где должна быть щель, только ткань мешает, сильно натянута, и она прижимается ещё сильнее, как будто хочет исчезнуть в его глотке; и я думаю, старая бедная Трейси, девушка, которую все зовут Стальное Горло, она известная соска; и Крис говорит, что знает парня, который знает одного кекса, о котором я никогда не слышал, друга его друга, а тот кекс говорит, она это дело любит, фанатка из брюк в рот, ёбаная блядь, но когда я смотрю на неё, мне кажется, это нечестно, что за её спиной распускают такие слухи, милая, дружелюбная девушка; я видел её в кафе на станции и в столовке BHS [5] c чашкой чая и пачкой печенья, она насвистывала, как свистят девушки, соберутся вчетвером-впятером, хихикают и жалуются на жизнь, смотрят на парней, а она всегда улыбается, здоровается, если узнаёт тебя в лицо, дружелюбная девушка; она заслуживает лучшего, похоже, вредных уважают, холодных и зажатых, может, в этом-то и дело; Трейси улыбается на людях, и за это на неё ополчились, но никто из нас с ней не гулял, так что кто его знает; единственное, что ясно, Фишер думает, он охуенно крутой, потому что в армии, запудривает девушке мозги историями. Все помнят взрывы бомб ИРА в Бирмингеме, каждый вечер в новостях очередной взрыв или убийство; и хотя голова течёт от спида, которым я закинулся, я думаю о том дрочиле кадровом офицере, который предлагал мне пойти в армию, не мне одному, предлагал всем подписаться, и «Career Opportunities» «The Clash» проносится в голове, строчки о ненависти к армии и ВВС Великобритании, что не хочется сражаться на тропической жаре, перемешиваются с «Pretty Vacant» из колонок; похоже, Фишер знает ди-джея, иначе он вряд ли затусовался бы в пачке подростков, но мне кажется, что тут есть люди и старше; если остановиться и приглядеться, Фишер сам подросток, он видел большой мир, он уехал из Слау, от местной повседневности; но я ни за что не поеду в Ольстер, где снайперы будут стрелять в меня с высоток.

5

Сеть универсамов British Home Stores.

Профессиональный консультант, ещё один сержант-рекрутер, который может смело идти на хуй, чего он понимает, я сам разберусь со своей жизнью, найду нормальную работу и буду жить лучше, чем мать с отцом, буду получать удовольствие от самого себя. Дэйв прислонил голову рядом с моей, и я слышу, что он говорит, оплакивает 10 фунтов, которые мы отдали ЯМ на улице, два метра Ямайского Ма-хача, с классической телегой «одолжите нам 10 фунтов», это случается каждую пятницу, как часы, так что я не понимаю, чего убивается Дэйв, так бывает, когда ты подросток, люди хамят, старшие ребята постоянно просят 10 фунтов за проход, такая жизнь, крыша едет, пытается yi наться за Sex Pistols, кожу покалывает, так устроен мир, говорю Дэйву забей, слушай музыку, говорю, зацени тусовку Стального Горла, одна из них прямо королева красоты, химическая блондинка, в десять раз лучше, чем твои тоскливые потуги на Мисс Мира, кудряшки завивки, сияющие зубы, эта выделяется из других девчонок, и как по заказу Ramones играют вместо Pistols, «Sheena Is A Punk Rocker» вихрем проносится по головам, громкость нарастает, интересно, в какую школу ходит эта девчонка и где она живёт, есть ли у неё парень, берёт ли она в рот, сплёвывает или глотает, наш классический набор фраз наполняет голову, но мне кажется, отличаются только волосы, Дэйв долбит пяткой по стене в ритм музыке, Крис кивает нам и смотрит на девчонку с волосами, я чувствую удары ботинка Дэйва, отбивающие штукатурку; Смайлз стоит справа от Дэйва, ржёт, как обычно, наверно, Смайлз мой лучший друг в этой тусовке, его широкая ухмылка и цепочка с бритвенным лезвием, он рад тусоваться с друзьями, беззаботная натура, без гнильцы; и что есть в бандах панков — так это чувство юмора, стёб над миром, некоторые для этого пишут песни, херня по сравнению с «Ramones» или «Vibrators», а некоторые ищут другие пути, а настоящее имя Смайлза — Гари Доддс, его кличку взяли из книг «Солнечные Улыбки», которые нам давали в детстве; фотографии детей-сирот, мы их продавали ради благотворительности; и Смайлз всегда просил лишнюю книжечку-другую, тратил время, загонял грустные фотки смеющихся детей. Мне всегда было грустно видеть их счастливые лица, они знают, что никто их не ждёт, но Смайлз добивался успеха, смотришь на него — он взрослеет и делает что-то осмысленное, он из таких ребят; мать звала его «сокровищем», мой лучший друг Санни Смайлз [6] привалился к стене, ловит каждую секунду пятничного вечера, счастлив, что жив; спид и энергия музыки подавляют плохие мысли, и вот в колонках Дебби Харри, охуенно хороша, но надо отлить; и я отдаю Смайлзу пустую банку посторожить, потому что надо будет что-то вертеть в руках, а денег нет, но не будешь же, как дрочила, стоять с пустыми руками; и я тащусь по краю танцпола в сортир, вхожу, встаю прямо и пускаю струю, почти уже закончил, и тут Дэйв врывается ко мне и толкает вперёд, точно и жёстко, и я ссу на себя; штаны спереди мокрые, расползается тёмное пятно, и ещё хуже пятна — ощущение в трусах, жидкость на перце и яйцах, моча течёт по ногам, и я разворачиваюсь и пытаюсь обрызгать его, но он уворачивается и влетает в кабинку, захлопывает дверь и запирает замок, оставляя меня доссывать; и я начинаю лупить ногой в дверь, петли трясутся от ударов мартенов, но дерево прочное, я не смогу его разбить; слышно, как внутри смеётся Дэйв, и я начинаю напрягаться, что от меня воняет, и хотя я вряд ли подцепил бы сегодня девочку, приятно думать, что у вдруг у тебя всё получится; эта мысль греет, но кто пойдёт знакомиться, воняя, как бомж, спящий в туннеле, как денатуратовый алкаш, по которому плачет дурка, особенно вечером в пятницу, в последний день семестра, и вряд ли какой девчонке понравится парень, который воняет, как толкан, и я забиваю на Дэйва и иду к коробке с бумажными полотенцами, отрываю большой шмат бумаги, сую в штаны спереди, пытаюсь промокнуть ссаки, на хрена он сделал такое западло. Он кричит: «это тебе за то, что ты сделал на прошлой неделе».

6

Собственно, «Солнечные Улыбки».

Я понимаю по напряжению голоса, что он пытается понять, где я есть и почему больше не бью по двери; распахивается входная дверь и влетают Крис и Смайлз, за ними следом — голос Боба Марли, «Рипку Reggae Party», громкость опять убрали, и дверь захлопывается. Крис спрашивает, куда делся Дэйв, мудак он конечно законченный, и я тыкаю пальцем в кабинку, где он заперся; он наверняка слышит наши голоса и понял, что я у раковины, Дэйв выходит с лыбой во всю рожу, надо было бы разобраться, что там было на прошлой неделе, но он уже кинул заподляну, и она к нему вернётся, может, и надо бы оставить всё как есть, как Али не стал бить Уэллса по голове, но я достану Дэйва, когда он не будет этого ждать, а пока посмеёмся; и Крис кривит рожу, когда видит мои штаны и понимает, что тут было, морщит нос, Дэйв смеётся так сильно, что я решаю, сейчас он составит мне компанию и обос-сытся; Крис грустно качает головой, расстёгивает ширинку и стоит у писсуара, бурча себе под нос, а Дэйв достаёт из кармана баллончик краски, трясёт его и начинает раскрашивать стены, пока я вытираюсь, и когда я тоже хочу пройтись по стенам краской, туалет уже покрыт граффити, от «ЭЛВИС ДРОЧИЛА» до «ТНЕ LOFT RUN FROM MOTHERCARE» и «VAMBO MARBLE EYE». Я беру баллончик, он почти пустой, и ребята резко сваливают, и я остаюсь с уликой в руках, толпа дрочил, и я трясу баллончик и вывожу большими грязными буквами «ДЭЙВ БЕРРОУЗ ПЕДРИЛА И СОСЁТ У СОЛДАТ», бросаю пустой баллон в толчок и покидаю место, голова опущена, быстрее смешаться с толпой ребят и девчонок, которые тусят на танцполе; весь зал сходит с ума под «God Save The Queen», лучшей в Праздничную Неделю, и я иду в бар, назад к братве, вижу, что Солдат Барри уже один, разгруженный Трейси Мерсер и кайфующий от песни. Крис собирает деньги и идёт за вторыми банками, последними на сегодня, у каждого есть порция лайма, который стоит целый фунт, но стоит того, чтобы сбить привкус лагера во рту, никто не признается, что он нам не нравится, все говорят, просто для контраста. Крис приносит пиво и тычет в другую подружку Трейси, зырьте — охуительные сиськи, и мы следим за пальцем и видим девушку, которая расчищает секцию танцпола, глаза Дэйва лезут на лоб, и мы видим девушку в действии, мягкое колыхание сисек и линию чулков, и тут начинается, все расходятся, как при махаче стенка на стенку, музыка переключается на «Life On Mars» Боуи; и я жду любимую строчку про троглодита на дискотеке, вспыхивает стробоскоп, может, ди-джей не такой уж дрочила, потому что я понимаю, панк — это значит забить на ту музыку, которую слушал в прошлом, но Боуи — колдун звука, и никто не верит байкам, что Боуи педик, ну музыканты часто говорят, что они голубые, это модно, и это больше в газетах пишут, но Джеффер-соны начинают дурить, и вышибалы прибегают и тащат трёх братьев наружу, и когда они вылетают за дверь, музыка останавливается и чувак из кассы начинает гонево, говорит, какие-то бляди изрисовали туалет, и когда он узнает, кто это сделал, вышибалы отрежут им яйца, вообще-то рисовать нормально, а вот ножом резать не стоит, но народу по большей части до транды; все смотрят на махач у входа, и тут ди-джей просит Дэйва Берроуза выйти вперёд и принять наказание, как мужчина, и пара человек смотрят на Дэйва, но слишком мало, чтобы сдать его, и он въезжает, начинает оглядываться, и это сбивает с толку тех, кто якобы его узнал, он нервничает, а я надеюсь, что шутка не зайдёт слишком далеко, учитывая, что вышибалы заняты; они вытаскивают Джефферсонов за вторую дверь и бьют ногами, братья отвечают, и неплохо для своего возраста; их старик не раз разносил пабы и избивал копов, старший из братьев влетает в самого большого вышибалу, тот теряет равновесие и валится назад сквозь большое зеркальное окно; девчонки принимаются орать, а ди-джей забивает на попытку выяснить, кто раскрасил туалет, ему надо успокаивать публику, лучше всего поставить тупую любовную песенку, и братва — друзья вышибал — лезут в драку, и я вижу сквозь разбитое стекло, что Джефферсоны сваливают, пересекая стоянку, против них слишком большая толпа; они исчезают в темноте, вышибалы тоже, и мы со Смайлзом смотрим на часы, теперь музыка будет говенная, медленные танцы для сладких мальчиков, время клеить девочек; и Дэйв спрашивает, откуда ди-джей узнал его имя, но я улыбаюсь и пожимаю плечами, я тут ни при чём, прислоняюсь к стене, смотрю на девушек издали, тупые бляди танцуют рядом со спонсорами, свежий воздух идёт из разбитого окна, люди смеются и шутят; жарко, все потеют, чтобы угодить всем, ставят «School’s Out» Элиса Купера, мы потягиваем из банок, стоим у стены, становится скучно, хочется уже заняться чем-нибудь другим, и да, сульфат очень даже ничего, вполне себе.

Мы идём к грузовику хот-догов, народ перед нами загораживает прилавок, такие жирдяи подобрались, но я слышу шкворчание бекона, чую жареный лук сквозь пыль дорожных работ и запах пива. Продавец в фургоне ещё толще покупателей, на нём забавный полосатый фартук, подвязанный поясом с рюшечками, крошечная поварская шапка растёт из головы. Он прямо напрашивается, но мы его не дразним, не зовём Сиськоголовым, Дондиком или ещё как, чтобы подоставать его. Все ведут себя паиньками, мы видели, как месяц назад алкаш обозвал его жирной турецкой блядью, когда у того кончились криспы, а через десять секунд мужик собирал передние зубы с земли. Мы сидели на стене, посасывали чай, занимались своими делами, а оказались на лучших местах, когда Шеф давал урок хороших манер, лучше, чем «Ужас в Маниле» [7] или «Буря в Джунглях» [8] .

7

Название боя Мохаммед Али — Джо Фрэзер в 1975 году.

8

Бой Мохаммед Али — Джордж Форман в 1974 году.

Прикол в том, что Шеф — грек, вряд ли ему нравится, когда его зовут турком, а что такое блядь, он может и не в курсе. Его английский — не фонтан, но он быстро учится, и, по-любому, слово «турок» он знает. Он вышел из фургона, размахивая тяпкой, быстрее, чем идиот успел бы сказать «Мохаммед Али». И вот повсюду кровь, а мы выяснили, что турки и греки друг друга ненавидят, что Шеф воевал с турками в войне на Кипре. Нам всё это рассказал один из покупателей. Шеф расстроился, сказал, надо было подождать, пока дети допьют чай и расползутся по домам, очень извинялся. Мы не сразу врубились, что это он про нас говорит, а он пошёл в фургон и выскочил с батончиком «Марса» для каждого из нас. Мы не слишком обрадовались, что нас называют детьми, но предпочли молча сжевать батончики.

С тех пор, как он урыл того парня, у Шефа больше не было проблем. По кирпичной стене, где все сидят, едят свои хот-доги и бутерброды с беконом, пьют какао и чай, жуют криспы и шоколад, поползли истории, как Шеф убил троих турков во время кипрской войны, порезал на части мечом, отрезал руки-ноги, отрубил яйца и засунул мертвецам в рот. Убийство и так невесёлая штука, а расчленёнка вообще выбивает людей из колеи. Не знаю, что тут правда, а что нет, но с тех пор никто не пытался дерзить Шефу. Даже те мужики спереди, явно из отдела продаж, которым обычно по фиг, кого они там напрягают, ведут себя вежливо и мило, в нужных местах говорят «спасибо» и «пожалуйста», отпускают шуточки и бородатые подначки, с этим громадным греком в фартуке и поясе с рюшечками, киприотом-мясником.