Человек человеку - кот

А передать её надо обязательно. Не тащить же с собой туда— не пролезет. И кто-то должен после него возглавить Дозор, выискивая тех собратьев, чья натура откликается на зов бледного света, кто способен стать дозорным, способен дать свой цвет радуге. И тогда Дозор будет жить. Дозорные меняются, дозорные умирают на свалках и на плюшевых ковриках, на столе у ветеринара и в поганых подвалах, под колёсами машин и от мучительной дряхлости — но Дозор живёт. Живёт, пока есть «корона». И тот бедняга, что должен её носить.

— Блин, да тут три часа стоять! — хозяин с досадой шлёпнул ладонью себе по колену. — Идиотизм. Ну уроды ведь, ну куда они, спрашивается, прутся? Жарко тебе? — повернулся он к Арамису. — Ты уж потерпи, ну что ж тут поделаешь? Рассосётся ведь в конце концов. — Он помолчал, облизнул губу. — Ну ты извини, родной, что так получилось. А что делать-то? Куда тебя девать, безногого? Лечение знаешь какое дорогое? И бесполезное, только боли снимает. Антонина хоть и дура, но тут она права, это самый гуманный выход.

Арамис смотрел на него не мигая. Мало кто из котов на это способен, наверное, лишь дозорные. Боятся кошки человеческого взгляда, не выдерживают. Но, как оказалось, и людям неуютно, если кот смотрит, не отводя глаз. Отворачивается человек, подавившись собственными оправданиями. Внимательно смотрит на часы, надеясь разглядеть там что-то новое. Потом его осеняет спасительная идея, и он выскакивает из машины к ближайшему ларьку, за минералкой. И возвращается с пластиковой бутылкой, жадно пьёт, и не смотрит назад — ведь ничего и не было. Надо за дорогой следить — вдруг всё же рассосётся?

Вот и рассосалось. Сперва медленно, как отравленный таракан, а потом быстрее и ловчее, как таракан, оправившийся от яда, двинулась вперёд «шестёрка». Вперед, в ветлечебницу. Туда, где прекращаются страдания.

5

А там тоже была очередь. Хозяин, примостившись на краешке банкетки, поставил сумку с Арамисом себе на колени. Пахло от него липким потом, бензином и стыдом, но эти запахи не могли заглушить здешнюю атмосферу, навсегда пропитавшуюся звериной болью, лекарствами и унылой человеческой гигиеной.

Арамис повёл глазами, изучая обстановку. Бесполезно. Коты были, целых два. Маленького серого котёнка принесла девочка-подросток, немолодого уже белого кота — старуха в шерстяной кофте. Но всё не то. Ни малейшего проблеска. Их разум не пробудить, наверное, даже коллегам.

Он всё же протянул ниточку Силы к котёнку. Перелом задней лапы… где ж это пацан так неудачно упал? Но ничего, от этого не умирают. Арамис снял ему часть боли, слепил её в желтоватый ком и медленно растворил в скучном воздухе. Увы, себя так не полечишь. Люди в таких случаях говорят про локоть, который не укусишь. Нельзя Силу на себя тратить, и даже не из-за Устава, а просто невозможно. Уж такая она невкусная, Сила.

Сперва из кабинета вышел мальчишка с морской свинкой, затем морщинистый дядька с овчаркой, которая и носом не повела на кошачий запах. А далее — попугай, болонка, хомяк… с сопровождающими их людьми. И наконец настала их очередь.

Когда хозяин поднял сумку с колен, в желудке у Арамиса похолодело. Раньше он не думал, что это окажется так страшно. Время ускорилось, побежало острыми кремнёвыми песчинками, посыпалось в вязкую тьму.

Хотя сам кабинет был залит солнечными лучами. Ветеринар, высокий тощий дядька с начинающими седеть волосами, вопросительно уставился на хозяина.

— Да вот, — видимо, тот попытался улыбнуться, но не получилось. — Такая вот петрушка…

— На стол кладите, — не дослушав, распорядился ветеринар. И хозяин суетливо принялся вытаскивать Арамиса из сумки. Сердце у обоих случало часто-часто.

— Усыплять? — сразу понял доктор.

— Да вот… — невнятно забормотал хозяин, — похоже, это… паралич задних конечностей… и старый он вообще… так что, исходя из милосердия…

Ветеринар со свистом втянул воздух, потом бесцветным голосом велел:

— Выйдете, пожалуйста, за дверь… Нет, кота оставьте. Я вас позову.

И когда дверь с противным скрипом затворилась, он низко наклонился над столом. Внимательно, не мигая, посмотрел Арамису в глаза и тихо произнёс:

— Как же это ты так, дозорный?

6

— И передать мне её некому, — Арамис купался в тёплом облаке света, которое выплыло из ладоней ветеринара. Было хорошо и спокойно, ничего не болело, но грусть оставалась в нём. Грусть не развеять ни потоками Силы, ни ласковыми словами. Главного-то всё равно не отменить.

— Я не могу тебя вылечить, — виновато объяснил Павел Дмитриевич. — Слишком поздно. Это ведь не обычный паралич… там бы как нечего делать. Но вот пятно у твоей тёщи…

— Она не моя, — через силу улыбнулся Арамис. Хорошо, что можно было говорить правильной речью, не издавая звуков. Просто чужие мысли проступали у каждого внутри. Бумага, на которую капнули водой, становится прозрачной — вот так же и они понимали друг друга.

Жаль, что так только с коллегами и поговоришь. Ну и с дозорными котами, да и то — лишь от заката до рассвета. А уж люди — те исключаются. Нет, конечно, затратив часть Силы, Арамис мог бы произнести звуки человеческой речи, но зачем? Напугаешь ещё до полусмерти. Так было с прежним хозяином, стареньким пьяницей дядей Сашей. Ещё в те давние времена, когда был он не Арамисом, а молодым Угольком. Из-за того и пришлось оттуда уйти — хозяин всё порывался прибить «вселившегося в котика чёрта». Вместе с котиком, разумеется.

— Слишком поздно, — повторил Павел Дмитриевич. — Ты хоть понимаешь, что такое это пятно? Ну, или сгусток, как вы их называете. Это же воронка в другую реальность… в другое измерение… и через неё оттудавысасывают нашу жизненную силу. За пару часов, что ты утром поспал, эта тварь выдоила тебя подчистую. Ну что я могу сделать, что?

Сколько Силы в тебя ни закачивай, вытечет. Такую дыру мне не заткнуть… И не только мне. Наши товарищи, конечно, съездят к Антонине Ивановне… ей самой теперь потребуется лечение… но вот с тобой-то что делать? Паралич твой снять можно на счёт раз, но жизни-то в тебе не осталось. Сейчас же или сердце откажет, или кровотечение начнётся… или просто остановится дыхание. Мне очень стыдно, но я ничего не могу.

На миг сознание ветеринара заволокла лёгкая дымка, маленькая такая тучка в солнечный день, но тут же и развеялась.

— Да я понимаю, — признал очевидное Арамис. — За Дозор обидно. Сияниеже некому передать. Эту, как вы выражаетесь, «корону». А без этого кто поведёт?

— Ну, — осторожно, точно боясь прикоснуться к загнивающей ране, начал ветеринар, — ваша семёрка ведь не единственная на свете.

— Здесь — единственная, — Арамис вздохнул, удивляясь человеческой тупости. Всё-таки коллеги — всего лишь люди… — Для меня мир — в этом городе. А за его пределами тоже есть мир, но меня в нём нет. Что будет с моимДозором, человек?