Человек-дельфин

Подо мной более чем в 1000 м лежало дно океана. После первого погружения на 53 м я почувствовал себя в отличной форме и заявил, что второе погружение будет хорошим. Я опустился в воду и спокойно провентилировал легкие, с каждым вдохом поглощая ту неопределенную жизненную энергию воздуха, которую мудрецы, приверженцы йоги, называют “прана”. Затем я исчез в бездне. Ускоряя и стабилизируя спуск легкими движениями ласт, я тащил за собой свое тело и ноги, как если бы они мне не принадлежали. Секунды неслись неумолимо, и, хотя я научился мысленно их считать, мозг уже освободился от какой-либо мысли, приближаясь к тому высочайшему состоянию сознания, в котором индивидуальный дух сливается со всеобщим. В течение нескольких мгновений я оставался буквально подвешенным во времени и в пространстве. Ничего не существовало для меня, кроме цели, которую я сам себе установил: преодолеть 54 м, отмеченных оранжевым флажком. На 58–60 м неожиданно появилось странное состояние эйфории (состояние приподнятого настроения, беспечности, довольства, несоответствующее объективным условиям), вызванное, без сомнения, быстрым усвоением кислорода под давлением [33] . Факт этот хорошо известен в физике погружений, он подобен наркозу, т. е. апноэ приписываются определенные химические явления, приводящие к еще мало изученным психопатологическим эффектам, например “веселящему”, который заставляет терять представление о времени, пространстве, расстоянии и даже, может быть, боли.

33

Автор описывает здесь симптоматику так называемого “азотного наркоза”, хорошо известного по глубоководным погружениям с аквалангом, наполненным воздухом.

Реакция Энцо Майорки — это реакция настоящего спортсмена. Монолог последних пяти лет наконец трансформировался в диалог. Осенью того же 1966 г. Энцо превзошел самого себя, за короткие месяцы тренировок прибавив к своему прежнему рекорду 8 м, достигнув, таким образом, 62 м. Напомню, что ранее ему понадобились целых 6 лет (с 1960 по 1966), чтобы прибавить те же 8 м к первоначальным 45. В следующем 1967 г. эта цифра станет 64 м.

В течение того же года и впервые в истории глубоководных погружений в апноэ делает свой первый выход на сцену американец. Это гражданин Соединенных Штатов из Гротона (Коннектикут) Роберт Крофт, ему 33 года, он работает инструктором на подводной базе военно-морских сил США в Гротоне. Крофт, который при росте 1 м 70 см обладает грудной клеткой двухметрового гиганта, самый настоящий феномен, своего рода морское чудовище (общий объем легких — 10 л, остаточный воздух — менее 1 л). Физиологи хорошо его знают и используют как подопытное животное.

Доктор Карл Шеффер с группой медиков, сопровождаемые Робертом Крофтом и его подводниками, приезжает на несколько недель в Форт-Лодердейл во Флориду, где я обычно живу. Однако в этом году меня там нет, потому что я посещаю курсы кинематографии при университете в Калифорнии. Но мне сообщают о присутствии этой необычной группы, за деятельностью которой я внимательно слежу через печать и телевидение. Откуда и узнаю наконец, что мировой рекорд погружения в апноэ завоевал американец, достигший, как сообщают, глубины в 212,5 фута, т. е. около 65 м. Однако обстоятельства этой попытки недостаточно ясны. Никто не информировал о ней ни CMAS, ни также национальные американские федерации. Чтобы развеять сомнения спортсменов, в частности ныряльщиков, Крофт решает совершить новую серию погружений в конце этого же года и бросает мне вызов, который я охотно принимаю. В ноябре 1967 г. мы встречаемся в Форт-Лодердейле. Обе наши группы приглашены под одну крышу гостиницы “Марина Мотор”, но на этом сходство и кончается. Дело Крофта обставлено чисто по-американски, его организация безупречна. Это и униформа для всех членов команды, и грациозные секретарши, менеджер, печать, поддержка береговой охраны ВМС, различные телевизионные станции Флориды, впечатляющее снаряжение и т. д. и т. д. Моя группа состояла прежде всего из любителей, охваченных страстью к морю.

Мой новый рекорд — 70 метров

Местное телевидение, естественно, ставило на свою “лошадку”, потому что я в глазах широкой публики Соединенных Штатов был прежде всего чужеземец, французский эмигрант. К счастью, в Форт-Лодердейле проживал еще один француз (по происхождению — русский), ныряльщик и изобретатель с мировым именем, Дмитрий Ребиков. Его фабрика специализированных подводных товаров производила все — от фотоаппаратов высокой точности до торпед. Благодаря ему я получил необходимые знания по подводному кинематографу. Мои друзья помогают мне как могут, в том числе и материально. Точный регламент согласован между мной и Крофтом, измерение глубины будет осуществляться с помощью пневмофотометра, чувствительного прибора производства ВМС США, измеряющего точное давление в любой точке под водой с помощью длинной трубы, соединенной с поверхностью, где это давление пересчитывается в футы на большом экране. Впрочем, именно из-за этого аппарата CMAS отказывается утвердить рекорды Крофта и мой, потому что подобная система не была предусмотрена правилами свободного погружения в апноэ, существовавшими в то время.

В декабре Крофт готов к попытке, я — нет. Мы согласны, что вещи подобного рода невозможно делать в один и тот же день в один и тот же момент. Позже согласились и члены жюри. И вот я стою среди многих других свидетелей, читающих на экране пневмофотометра глубину, которой достигает Крофт: 217 футов, т. е. около 66 м.

Через три недели, 14 января 1968 г., перед теми же самыми свидетелями (кроме Крофта, который должен был вернуться в Гротон) я погружаюсь в те же воды Форт-Лодердейла; стрелка экрана “пневмо” указывает 231 фут, т. е. 70 м и 40 см.

Но Боб не признает поражения, он и его группа возвращаются в разгар лета 1968 г. в Форт-Лодердейл. Когда же я ему заявляю, что удовлетворен достигнутой глубиной, тем более что Энцо в этом году потерпел крах, пытаясь преодолеть 70 м, Боб Крофт полностью меняет свое отношение ко мне, и между нами рождается дружба, длящаяся и по сей день. Медики ВМС и Майамского университета отныне и впредь могут ставить на мне любые эксперименты, которые пожелают; я становлюсь почти что постоянным членом их группы. Это мне позволит пережить незабываемые мгновения: видеть, например, как мой друг Крофт, голый, как червь (потому что во Флориде в августе вода теплая даже на глубине 240 футов — 73 м!), спускается ко мне сверху. Я никогда не забуду, как выглядят ступни его ног, похожие на стиральную доску (потому что он никогда не надевал ласт и поднимался вдоль каната только силой рук), как стиснутые чудовищным давлением выпирают его ребра, а живот вдавлен до такой степени, что все тело напоминает скелет, на который в разных местах просто нацепили лохмотья кожи и бесформенные куски мяса. Ужас картины довершали огромные контактные линзы, мешающие опускать веки и придававшие ему вид страшного подводного чудища. И наконец, еще одно неизгладимое переживание. Закончив спуск, он оставляет балласт на 73 м и едва разжимает руки, как течение, сильное в этот день, отклоняет его в сторону от каната. Он делает два судорожных гребка “по-лягушечьи”, что на этой глубине выглядит гротескно и смешно, и ему удается ухватиться за канат. Остальное — дело техники и его мощных рук, подтягиваясь, он начинает медленно подниматься вверх, пока не исчезает из моего поля зрения.

Лето 1969 года: погружение с Майоркой

Я снова в Италии (прошло три года, как я здесь не был, после моего багамского рекорда на 60 м) и принимаю сердечное приглашение Энцо Майорки навестить его в Сицилии. Рассказываю Энцо, его команде, организаторам рекордов, господам из FIPS и CMAS о погружении Крофта на 73 м, свидетелем которого был. К середине августа надеваю двухбаллонный акваланг, изотермический комбинезон из самых теплых, потому что вода Сицилии на глубине значительно холоднее воды Флориды, и спускаюсь в компании с Клаудио Рипа и Руджеро Джаннуцци на 74 м в ожидании там Энцо. Втайне я хочу увидеть, как он превзойдет рекорд Крофта хотя бы на 1 м. Однако Энцо останавливается надо мной, быстрым, точным движением срывает сигнал 72 м и на полной скорости поднимается обратно. Но партия всего лишь отложена. Уже на следующий год, в августе 1970-го, там же, где и всегда, в зоне Оньина в Сицилии, Энцо Майорка вновь становится мировым чемпионом, принеся на поверхность сигнал 74 м. Новость о его успехе находит меня в Японии, в Футо, где я тренируюсь с июля, чтобы подойти к стене 80 м. Так как я был первым, кто перешагнул 60 и 70 м, естественно мое желание первым завоевать и 80 м, впрочем, делаю я это с большой легкостью 11 сентября того же года. К сожалению, балластом, который тащил меня на эту глубину, заклинило сигнальную отметку, и я был вынужден подняться на поверхность с сигналом 76 м, который я предусмотрительно захватил по возвращении. Японская федерация утвердила не 80 м, а только 76 м. С этого момента многое начало меняться для меня и для глубоководного апноэ вообще. Мое пребывание в Японии, контакт с ама, наблюдение за мной со стороны японских физиологов и врачей, новый метод тренировок, основанный на дзэн [34] , моя переписка с медицинским комитетом при CMAS, в которой я искренне говорил, что мы переступили границы спорта и что сверх 80 м начинается совершенно иной этап глубоководных погружений, — все это, может быть, и натолкнуло членов исполнительного комитета CMAS принять решение 5 декабря 1970 г., отменяющее подобные рекорды как спортивные.

34

Течение восточного буддизма, оказавшего огромное влияние на китайскую и японскую поэзию, живопись, культуру. Буквально означает — медитация, самоуглубление, а практически — проповедь того, что истина невыразима словами и постигается через внутренний скачок сознания, освободившись от знания, от мысли. Для дзэн характерен интуитивизм, парадоксальность, неприятие установленных норм, что трансформировалось на Западе в вульгарную форму отказа от цивилизации и декларировалось, в частности, битниками.

Разные точки зрения

По возвращении с Дальнего Востока спустя год я вновь нашел Энцо Майорку в Катании в августе 1971 г. Я рассказал ему подробности моего пoгружения на 80 м и объяснил, почему принял точку зрения CMAS. По моему мнению, мы занимались исследованием новых рубежей и делать это обязаны были вместе, исключив спортивный антагонизм и используя все средства современной техники. Наступил момент, говорил я, отделить глубоководные спортивные погружения с постоянным весом (во время которых атлет не пользуется балластом и должен подняться на поверхность с тем же снаряжением, что было у него при отплытии: в костюме, с ластами, в маске или без всего этого, неважно) от погружений с варьируемым весом, когда ныряльщик обременен тяжелым, в 25 кг и более, балластом и, достигая максимальной глубины, оставляет гам все лишнее, поднимаясь налегке. Энцо не соглашался со мной, и наши живейшие многочисленные дискуссии на эту тему не прекращались.

Итак, Энцо настаивал на своем и, несмотря на решение CMAS, продолжал собственную деятельность под знаменем спорта. К середине августа 1971 г. он достигнет 77 м, и рекорд этот будет стоить ему очень дорого, потому что один из его верных друзей, один из самых великих спортсменов-апноистов Европы, Руджеро Джаннуцци, будет поражен ужасной газовой эмболией — очевидный результат технической ошибки. Энцо прибывает в Сиракузы после происшедшего. Несмотря на напряженную атмосферу в команде, почти раздоры, он решает все же попытать счастья на 80 м. Через три дня я надеваю акваланг, и в момент нашего погружения Рипа, Ди Дадо и другие сообщают мне, что на дне я найду белый платок, на котором написано 78 м. Они просят меня привязать его к направляющему канату на этой глубине, как знамя, чтобы Энцо не мог ошибиться. Дело в том, что маска, которой он всегда пользовался в предыдущих случаях, была теперь отвергнута, но и до моих контактных линз он еще не дошел, поэтому нырял так, как я в 1966 г., т. е. без маски и с очень ограниченной способностью видеть. Прошло две или три минуты, и мы увидели, как Энцо, похожий на подвешенного на паутине наука, делает компенсационный кувырок на 60 м и поднимается на поверхность. Свой “метр больше” он завоюет в следующем 1972 г. (78 м), чтобы затем на просторе Порто-Венере в августе 1973 г. достичь 80 м. Тогда я решаю вмешаться снова. Я убежден, что Человек достигнет 100 м, и я сделаю это, приближаясь с наибольшей осторожностью к этой отметке, которая считается немыслимой.

Отметка — 86 метров

Для осуществления цели я должен придать больше значения физиологической и психологической подготовке и окружить себя целым экипажем исследователей, медиков, техников. Результат? В ноябре 1973 г. погружаюсь на 85 м без каких-либо проблем и через два дня достигаю глубины 86 м, отдав 20 секунд времени доктору Сандро Маррони для подсчета моего пульса, который он улавливает на сонной артерии. Спортивный рекорд или нет, не все ли равно? Важно было зафиксировать достигнутую глубину при помощи точной аппаратуры и свидетельства двух подводных “охранников”, доктора Сандро Маррони из Медицинской комиссии CMAS и Альфредо Гульельми. Эти четверо находились на финише, и кроме них меня сопровождали фотографы и кинооператоры, потому что речь шла о самом настоящем эксперименте в состоянии апноэ на большой глубине. Итак, первый этап нашей операции заканчивается в начале декабря 1973 г., а в октябре следующего начинается второй, полностью посвященный серии экспериментов, никогда ранее не проводившихся. Фортуна мне улыбается, и в Парети для нас все идет замечательно, мы принимаем гостей, таких, например, как доктор Жак Пикар, который живо интересуется моими поисками именно из-за их научного характера.

Для Энцо же, наоборот, дела в этом году не клеятся, хотя, казалось, все было готово к его триумфальному завоеванию 90 м. Возможно, они и впрямь слишком размечтались и совершили ошибку, пытаясь объять необъятное. От первоначальной идеи “чистого” погружения не осталось и следа. Тем не менее 20 сентября 1974 г. в водах Сорренто Энцо Майорка выигрывает свой метр, поднявшись с 87-метровой глубины. Но какой ценой! По-моему, игра не стоила свеч, потому что еще немного — и это стоило бы ему жизни.