Человек, для которого не было тайн
Шрифт:
Сначала к месту военных действий Зорге отправил Вукелича, затем и сам решил выехать туда, чтобы выяснить обстановку, проверить те выводы, которые сделали разведчики в связи с начавшимися событиями в Китае. Одзаки утверждал, и Зорге был с ним абсолютно согласен, что Япония надолго завязнет в Китае, начавшаяся война не принесет ей решающих успехов, только отвлечет значительные национальные ресурсы. Что же касается Китая, то сопротивление его будет постепенно возрастать и вызовет к жизни новые силы для борьбы с интервентами.
Центр в Москве ждал дополнительной информации о Китае. Макс Клаузен каждый раз, когда ему удавалось связаться с «Висбаденом», передавал Зорге лаконичные, настойчивые радиограммы: «Сообщайте, что происходит в Китае».
Оформление документов не вызвало особых затруднений — визы,
Перед отъездом в Китай доктор Зорге, до глубокой ночи, просидел у посла. Это был деловой визит, но разговор часто переходил на отвлеченные темы. Оба они увлекались коллекционированием древних восточных статуэток, и беседа об этом доставляла им истинное удовольствие. Зорге рассказывал, как в Киото ему удалось за бесценок купить чудесную статуэтку будды Майтреи. Несомненно это работа северных мастеров — сочетание наивного примитива и такой искуснейшей резьбы, передающей тончайшие нюансы характера божества, а скорее характера самого резчика.
— Как вам удается добывать такие уникумы! — не скрывая зависти, воскликнул фон Дирксен.
— Мне просто везет! — усмехнулся Зорге. — Вероятно, это компенсация за бродяжий характер. Я люблю скитаться по свету.
Зорге вытянул из пачки сигарету, затянулся дымом и снова зашагал по кабинету, чуть-чуть припадая на правую ногу.
Под потолком горела яркая люстра, на письменном столе на тяжелой подставке тоже стояла зажженная лампа. Был включен и торшер между кожаным диваном и креслами. В одном из них сидел уже пожилой, беловолосый посол фон Дирксен. Он любил яркий свет, и ни один уголок кабинета не оставался в тени. В этом ярком, раздражающем свете морщины, бороздившие лицо Зорге, казались еще более глубокими, и выглядел он сейчас значительно старше своих сорока двух лет. Зато глаза его сейчас поголубели и молодо глядели из-под широких бровей. Выражение его лица постоянно менялось — то это было суровое лицо скифа, то оно становилось вдруг детски добродушным, и тогда из глаз, только что метавших колючие искры, лучилась мягкая, добрая теплота.
Его собеседник Герберт фон Дирксен, педантичный, подтянутый дипломат старой немецкой школы, отрывисто посасывал сигару, выпуская клубы дыма, казавшиеся прозрачными в ярком свете.
— К сожалению, я прикован к креслу, к столу, кабинету, — сказал Дирксен. У корреспондента больше возможностей, нежели у дипломата.
— Я помогу вам, — засмеялся Зорге. — Знаете, если меня убьют в Китае, я завещаю вам свою коллекцию. Согласны?..
Фон Дирксен предостерегающе поднял руку:
— Послушайте, господин Зорге, я не суеверен, но все же на вашем месте я бы не стал так шутить перед отъездом… Зачем искушать судьбу?
— Вы отказываетесь? — продолжал шутить Зорге, и в глазах его прыгали веселые чертики. — В таком случае вы не проиграете, даже если я останусь в живых! Я подарю вам статуэтку Майтреи. Завтра же привезу ее вам.
— Я бессилен против такого соблазна, — рассмеялся фон Дирксен. — Послу нравился этот веселый, непоседливый корреспондент, умевший прекрасно ориентироваться в сложнейшей политической обстановке. Фон Дирксен не первый год был в Японии, считал себя сведущим человеком, но всегда охотно выслушивал мнение франкфуртского корреспондента, энциклопедически образованного человека.
— Ну, а что вы скажете о своей поездке? — спросил фон Дирксен. Беседа, ради которой Зорге приехал к послу, подходила к своей кульминации. — Как вы оцениваете обстановку в Китае?
— Она не удивляет меня, — ответил Зорге. — Во всяком случае, поведение Японии логично, оно вытекает из всей ее многолетней политики.
— То есть?
— Видите ли, за сорок пять лет до русско-японской войны в японском флоте было только одно паровое судно — прогулочная яхта, которую английская королева подарила микадо. Да и эта яхта стояла на приколе, потому что не знали, как управляться с паровым двигателем. А в начале века Япония располагала мощным современным военно-морским флотом в полторы сотни вымпелов и водоизмещением почти в триста тысяч тонн! В сравнении с паровой прогулочной яхтой в четыреста тонн это кое-что значит… Я привык оперировать фактами.
— Да, но сейчас
близится уже вторая половина нашего века. — Фон Дирксен сказал так, чтобы подзадорить собеседника. Зорге понял это и продолжал с нарастающей горячностью:— Я хочу сказать, что военный флот строят не для прогулок, хотя морскому флоту Японии положила начало прогулочная яхта. Подтверждением этому может служить русско-японская война. Она началась с нападения японских кораблей на русскую эскадру. Это уже двадцатый век. Не так ли? Флот, как и японская армия, служит основой политики создания «сферы сопроцветания Великой Азии». Вспомните: сначала захват Кореи, потом интервенция в России, оккупация Маньчжурии, теперь война в Китае. Я глубоко уверен, что японская экспансия не ограничится проникновением в Китай. Кстати говоря, наше положение там весьма сложно. С одной стороны, мы сближаемся с японцами, с другой — помогаем Китаю, поставляем оружие Чан Кайши и держим в китайской армии своих военных советников.
Фон Дирксен все с большим интересом следил за ходом мыслей своего экспансивного собеседника. Корреспонденту нельзя отказать в логике, в политической хватке. Германского посла в Токио давно тревожила ситуация, которая сложилась на Дальнем Востоке. Фон Дирксен обладал большим дипломатическим опытом, но в данном случае все еще не решил, как выйти из сложного, даже щекотливого положения. Теперь многое зависело от того, как он, фон Дирксен, будет информировать министерство иностранных дел в Германии. В раздумье посол сказал:
— На Дальнем Востоке мы продолжаем придерживаться политики нейтралитета.
— И держим в Китае наших советников во главе с генералом Фалькенгаузеном и его штабом! — иронически воскликнул Зорге. Он остановился перед фон Дирксеном, засунув одну руку в карман, а другой резко жестикулируя с зажатой в пальцах недокуренной сигаретой. — Германские советники были нужны, когда Чан Кайши воевал против китайской Красной армии. А теперь они действуют против Японии. Фалькенгаузену пора ехать в Берлин. Да, да!.. Это лакированный сапог, а не человек. Пусть марширует на Унтерден-Линден, здесь ему нечего делать. Иначе они наломают дров…
В кабинете немецкого дипломата редко кто позволяя себе такие выражения. Фон Дирксена несколько шокировала несдержанность Зорге.
— Если отбросить излишнюю горячность, в ваших словах есть трезвость суждений, — невозмутимо произнес фон Дирксен, — но отзыв наших военных советников усилил бы позиции русских. В политике не бывает вакуума. Русские тотчас же займут освободившиеся места наших военных советников в китайской армии. Мы окажемся в проигрыше.
— Русские прежде всего знают, чего они хотят, а мы не знаем, — возразил Зорге. — Кремль не желает усиления Японии, выступает против ее агрессивной политики и поэтому кроме советников посылает в Китай своих добровольцев-летчиков. Это же не секрет!.. У русских позиция ясна. Вспомните советского генерала Блюхера, главного советника китайской армии, который отлично знал, чего он хочет в Китае — победы национальных сил. А мы чего хотим? Может быть, помогать русским? Я этого не понимаю! Получается, что мы сотрудничаем с Советами в японо-китайском конфликте. Да, да! Мы оказываемся в одной лодке с большевиками!..
Зорге зажег погасшую сигарету и зашагал перед фон Диркееном, который не сводил с него глаз.
— А Чан Кайши ведет двойную политику, двойную игру. Он ненавидит коммунистов больше, чем японских империалистов. Японская армия сильнее китайской. Япония оружием и подкупом победит продажных китайских генералов. Я не удивлюсь, если она купит и самого Чан Кайши. Что тогда?
Вы представляете себе, в каком положении окажется Фалькенгаузен и его сотрудники? Мы не можем рисковать и делить ответственность за поражение Чан Кайши. Его разгром свалят на германских советников… Фалькенгаузену нужно уезжать, и немедленно, пока он не сел в лужу и не посадил туда наш генеральный штаб. Не думаю, чтобы фюрер остался доволен потерей военного престижа Германии. Тогда полетят головы. Да, да!.. И это будет правильно! Это тоже надо принимать во внимание… Впрочем, я человек штатский, может быть, не во всем разбираюсь, но, насколько мне известно, полковник Отт тоже так думает. А в военных вопросах он куда больший авторитет, чем кто-либо другой. К тому же он умеет мыслить не только узковоенными категориями…