Человек-Хэллоуин

Существо облизнуло пламенеющие губы, словно волк, вырвавший глотку овцы.

— Разве вы не видите, что оно делает? — спросил Стоуни.

Фэйрклоф кивнул, улыбаясь.

— Я видел, что Божественный Огонь принял наше пожертвование.

— Это же чудовище, а вы продолжили его род, Господи, боже мой, вы же сделали меня частью его! Все вы!

Стоуни развернулся к собравшимся в часовне и, не желая того, ощутил прилив энергии, внутренний огонь, который был больше не в силах сдерживать. Он закричал во всю мощь своих легких:

— Вы использовали меня, чтобы я зачал сына, вы использовали Джонни Миракла, чтобы продолжить род этого чудовища из пещеры! Вы дали ему возможность воплотиться, когда оно было просто видением, огнем. Это стихия, а не божество — вы, проклятые…

И тут он увидел ее, у дальней стены часовни.

Нора стояла за последней скамьей.

— Твою мать! — ахнул он. — Нора, только не ты! Ты же не одна из этих…

Он медленно двинулся вперед, осторожно шагая по центральному проходу между скамьями, а верующие поворачивали головы, чтобы видеть его.

5

— Ты же не одна из них, — повторил он холодно, приблизившись к ней. — Скажи мне, что ты не одна из них.

Нора ничего не ответила.

Он дотронулся до ее лица, слегка развернул вверх, взяв за подбородок, теперь он смотрел прямо в ее молочно-белые глаза.

— Они привезли сюда с собой дьявола Я же говорила тебе, — негромко произнесла она — Хотя я всегда надеялась, что это все-таки ангел Господень — Это не дьявол. И не ангел. — Нора попыталась улыбнуться, но улыбки не получилось. — Я не могла противиться им, Стоуни. Я пыталась. Но не смогла. С того мига, когда ты родился…

— Не надо больше лжи, Нора. Не надо небылиц. Не надо сказок.

— Прошу тебя, прости меня, мальчик мой. Прости меня, пожалуйста. Я должна была рассказать тебе раньше, но ты был не готов. Ты был недостаточно силен… даже сейчас я сомневаюсь. Ты ведь так молод.

Он дотронулся ладонью до ее щеки, между его пальцами просачивались ее слезы.

— Я могу тебе дать кое-что. Я чувствую это.

— Не надо, — сказала она.

— Я могу это сделать. Я чувствую. Мне кажется, я и раньше мог, только оно…

— Еще не пробудилось, — закончила она вместо него. — Я знаю. Некоторые вещи нам и не стоит пробуждать в себе. Не надо…

Он легонько надавил большими пальцами ей на глаза, чуть дотронулся до глазных яблок.

— Нет, — произнесла она — Если пробудится эта часть тебя…

Но было уже поздно.

Ему показалось, он держит розу, маленькую розочку, розовый бутон, маленький, розовый, и когда он раскрылся, Стоуни ощутил тепло, разлившееся вокруг от акта творения…

Нора смотрела на него живыми глазами оттенка корицы.

— Слепые прозреют — возвестил он, вспомнив уроки воскресной школы.

6

— Стоуни, — прошептала она, впервые в жизни увидев его, увидев лицо того, кого любила как собственного ребенка все эти годы. Она протянула руку и коснулась его щеки.

7

Он ощутил, как колючий жар пробежал под кожей, потом несколько искр вырвалось в том месте, где она прикасалась к нему.

Ее глаза широко раскрылись от ужаса, словно первое, что она увидела спустя столько лет, был кошмар, самый страшный из всех, когда-либо виденных.

Хлопающий звук заполнил его слух, как будто забились тысячи крыльев…

— Ты выпустил ее, — простонала она, шарахаясь от него, как от огня. — Это свет творения. Ты не сможешь его удержать…

Ее тело вжалось в стену, руки вывернулись, словно некая гигантская сила вынудила ее принять такую позу.

— Ты выпустил ее! Стоуни! — кричала она, но ветер, вжимающий ее в стену, как какое-нибудь насекомое, не давал ей говорить. — Ради этого она родила тебя! Ради этого! Она может выйти только через тебя!

— Нет! — крикнул он, но та самая сила, которая вырывалась из него, отбросила его назад. — Нора! Нет!

— Она ждала, что ты сделаешь это! Ей нужны твои чудеса! Ты освобождаешь ее! Стоуни! Нет! Ты должен загнать ее обратно…

Она закричала, и слезы из только что прозревших глаз превратились в огонь, потекли струями лавы по лицу, пожирая ее черты.

Лицо Норы задымилось от нестерпимого жара, он понимал, глядя на нее, что она очень старается держаться, возможно, ради него, возможно, из-за тех, кто видел все это. Старается справиться с болью.

«Пожалуйста, дай мне силы сдержать это, — молился он. — Умоляю!»

А потом она превратилась в фонтан крови.

8

Там, где миг назад стояла Нора, осталась бесформенная масса — лужа крови и кости. Он больше не в силах был смотреть на это, не мог ни рыдать, ни мыслить. Он до сих пор дрожит? Он не мог понять. Весь мир содрогался. Залитый кровью Норы, Стоуни развернулся к собравшимся.

— Чудо! — завопила Тамара Карри, указывая на алтарь. — Ангел Божий явился к нам!

На алтаре существо из света изменило форму, превратившись в прелестного ангела в великолепном белом платье, с раскинутыми крыльями, заслонившими большую часть алтаря. Золотой свет струился из него, словно свет зари.

Стоуни вскинул руки, двинувшись вперед по проходу. Глаза его потемнели, кровь текла с волос.

— Узрите чудеса Бога Живого! — закричал Алан Фэйрклоф. — Восхвалите имя Его!

— Имя ему Слава! — выкрикнула паства.

— Вы поклоняетесь чудовищу! — крикнул Стоуни.

Ангел из света снова изменил форму, теперь Богиня-Мать стояла у подножия каменного алтаря, полумесяц сиял в ее золотистых волосах, голубое платье закрывало бледное тело. Она подняла руку в просительном жесте.

Но Стоуни видел кровь у нее на губах.

А ягненок на алтаре… что-то с ним было неладно, Стоуни никак не мог понять, никак не мог сфокусировать взгляд.

Это был вовсе не ягненок.

А тело его брата Вэна лежало, выпотрошенное, разверстое, выеденное.

Чудовище уже выгрызло глаза из глазниц, нос тоже был откушен. Вместо горла зияла алая рана.