Человек из двух времен. Дворец вечности. Миллион завтра

— Думаю, что как-нибудь сумею обогреться, — ответила она, неожиданно прильнув к нему всем телом.

— Не сомневаюсь, — сказал Карев, хватая ртом воздух. — Я не позволю, чтобы ты постарела хотя бы на один день. Это недопустимо.

— Ты хочешь меня убить? — пошутила она, и он почувствовал, как ее худое тело напряглось под его руками.

— Нет. Я уже заказал в «Фарме» уколы для нас. Наверняка получу лучшие, со скидкой, поскольку, как ты знаешь, работаю для…

Афина вырвалась из его объятий.

— Ничего не изменилось, Вилл, — сказала она. — Я не сделаю этого и не буду смотреть, как ты стареешь и стареешь…

— Не беспокойся, дорогая, мы сделаем это одновременно. Если хочешь, я буду первым.

— О!

Серые глаза Афины потемнели от неуверенности, и он понял, что жена мысленно унеслась в будущее и задает себе вопрос, ответ на который они оба знали слишком хорошо… Что происходит с прекрасным сном о любви, когда любимый становится импотентом? Как долго продлится связь душ после атрофии яичников?..

— Это уже решено? — спросила она.

— Да. — Он заметил ее внезапную бледность и почувствовал угрызения совести, что так неловко задел эту тему.

— Но беспокоиться нечего. «Фарма» изобрела новый биостат, и я буду первым, кто его получит.

— Новый биостат?

— Да, средство, благодаря которому мужчина останется вполне исправен.

Нанесенный наотмашь удар был совершенно неожиданным и пришелся по губам.

— Ты чего…

— Я предупреждала, что тебя ждет, если ты еще раз решишься на подобное. — Афина смотрела на него с отвращением, дрожащее веко почти полностью закрыло левый глаз. — Пусти меня, Вилл.

Карев почувствовал вкус крови на распухших губах.

— Что тебе взбрело в голову?

— А тебе? На твоем счету есть уже многое, Вилл. Однажды ты пробовал убедить меня сделать укол, когда я принимала иллюзоген, в другой раз привел сюда мою мать, чтобы она тебе помогла, но еще никогда ты не брался за дело так неловко. Вбей себе в голову, что я не сделаю себе укола, пока его не сделаешь ты.

— Но это никакая не хитрость! Действительно изобрели…

Она прервала его проклятием, обрушившимся на него как еще один удар, и отошла. Бушующая в нем мрачная ярость, заставила напрячься все его мышцы.

— Афина, разве так должно выглядеть моногамное супружество? — спросил он.

— Именно так! — ответила она с нескрываемой злостью. — Можешь верить или не верить, но именно так оно выглядит. Такое супружество — это нечто большее, чем господин муж, выступающий с заросшим щетиной лицом и словами: «Охотно бы вас обслужил, девушки, но — увы! — слово сказано, жена ждет, и я должен блюсти чистоту!» Что ни говори, эта роль доставляет тебе большое удовольствие, но…

— Ну, ну, давай дальше, — сказал он. — Раз уж въехала в этот туннель, то езжай до конца.

— Супружество вроде нашего в самой своей основе опирается на безграничное доверие, а ты даже не знаешь, что значит это слово. Ты тянул с закреплением до тех пор, пока не вступил в возраст, грозящий тромбами, ибо уверен, что я не смогла бы жить, перестань ты три или четыре раза в неделю спать со мной. Ты так уверен в этом, что дал бы голову на отсечение.

Карев окаменел.

— Еще никогда я не слышал такого тенденциозного…

— Я права или нет? — прервала она его.

Он вдруг закрыл рот. Вспышка Афины была смесью злости, страха и характерных для нее устаревших взглядов на связи между людьми, однако это не меняло факта, что все сказанное ею — в том числе и о нем — полностью соответствовало истине. И именно в эту минуту, любя ее, он почувствовал к ней ненависть. Одним глотком он допил молоко, смутно надеясь, что содержащаяся в нем известь успокоит его нервы. Его вовсе не удивляло, что в нем по-прежнему клокочет гнев. Только Афина могла превратить минуты, которые могли бы стать лучшими в их жизни, в очередной испорченный вечер, в очередной из горьких, регулярно повторяющихся эпизодов. Это выглядело так, словно их взаимное воздействие друг на друга создавало нестабильное магнитное поле, полюса которого иногда менялись, поскольку иначе уничтожили бы их обоих.

— Послушай, — в отчаянии обратился он к ней. — Мы должны поговорить об этом.

— Пожалуйста, говори, если хочешь, но я не обязана выслушивать это, — ответила Афина, сладко улыбаясь. — Помоги мне немного. Достань эти новые самоохлаждающиеся стаканы, которые я купила на прошлой неделе.

— Рано или поздно должны были сделать это открытие. Подумай, сколько усилий вложено в эти исследования за последние двести лет.

Афина кивнула.

— И, как оказалось, стоило, — ответила она. — Подумай только, нам никогда больше не придется возиться с кубиками льда.

— Но я говорю об этом новом средстве «Фармы», — упрямо стоял он на своем, огорченный тем, что значит Афина упрямится, если ведет себя беззаботно. — Афина, это средство действительно существует.

— Принеси еще закуски.

— Ты наглая, глупая, отвратительная ведьма, — заявил он.

— Взаимно, — ответила она, подталкивая его в сторону кухни. — Вилл, я просила тебя принести стаканы.

— Ты хочешь стаканы? — Поддавшись детскому капризу, Карев задрожал от возбуждения. Он пошел на кухню, вынул ледяной самоохлаждающийся стакан и заспешил обратно. Афина задумчиво осматривала уже сделанное. Карев пробил стаканом изменяющийся цветами радуги наряд, крепко обнял ее за талию и почувствовал резкую судорогу раздраженных мышц. Афина отскочила, стакан покатился по полу, и в этот момент вошел первый из приглашенных гостей.

— Отличная забава, — сказала с порога Термина Снедден. — Можно сыграть с вами?

— В это могут играть только супружеские пары, — тихо ответила Афина, пронзая взглядом Карева. — Но, прошу: входи и выпей чего-нибудь.

— Меня не нужно уговаривать.

Среди бессмертных почти не встречались люди полные — это обеспечивало неизменность образов воспроизводства клеток, но у Термины всегда была величественная фигура. С руками, поднятыми почти на уровень плеч, она поплыла через комнату, таща за собой пурпурный шелк, и добралась до бара. Разглядывая импонирующую ей коллекцию бутылок, она что-то вынула из сумки и поставила на стойку.

— Да, да, выпей чего-нибудь, Термина, — сказал Карев. Он зашел за стойку и едва не застонал, поняв, что это проектор трехмерных картин. Похоже, сейчас начнется игра в «цитаты». — А может, хватит духовной пищи?

— Я одета в красное, значит, дай мне выпить чего-нибудь красного, — игриво попросила она. — Все равно, что.

— Хорошо.

С равнодушным выражением лица Карев выбрал какую-то неопределенную, но подозрительно выглядевшую бутылку, память о давно забытом отпуске, и налил ей полный стакан.

— Что здесь с вами происходило, Вилл? — спросила Термина, наклоняясь над стойкой.

— А кто говорит, что что-то происходило?

— Но я же вижу. Твое красивое лицо выглядит сегодня, как гранитная скульптура. В тебе есть что-то от Озимандия.

Вот и началось, подумал Карев и вздохнул. Друзья Афины интересовались книгами и поэтому обожали игру в цитаты. Он подозревал, что в разговоре с ним они из кожи вон лезут, чтобы набить его литературными намеками. Карев, которому не удалось дочитать до конца ни одной книги, понятия не имел, что означает слово Озимандий.