Человек из Голливуда
Шрифт:
Лоретт открывает глаза. Смотрит на внучку.
– Девочка, – говорит бывшая звезда. – Когда он появится, не забудь надеть туфли. Ему нравятся девушки на высоких каблуках.
– Кому, бабушка? – Ивен думает, это бред.
Молчание. Лоретт откидывает голову на подушку и впервые после покушения засыпает спокойно.
Короткая нарезка
– Смотрите, что этот сукин сын мне оставил! – говорит человек, в котором можно узнать одного из двойников Бадди – помятого, с синяком под глазом. Двойник одет во все серое. – Он забрал мой костюм, а тот обошелся мне в полторы тысячи. И еще это.
– И что? Сотня, конечно, старая, но в банке у тебя примут.
– Шеф, откройте глаза. Посмотрите как следует!
Он берет и смотрит.
Не зеленая. Даже не серо-зеленая. Просто серая.
– Фальшивка. – начальник полиции тянется через стол к телефону. Подносит трубку к уху и говорит в задумчивости: – Вот наглый сукин сын. Он ее, что, на ксероксе распечатал?
– Ага, – говорит двойник. – И рубашку с галстуком – тоже.
Рука с поднятым большим пальцем на фоне автострады. Короткие черные волосы. Приближается розовая машина в прозрачном мареве.
– Да, понял… Что?… приметы? – начальник полиции убирает трубку от уха и смотрит на побитого двойника Бадди.
– Так какой, говоришь, у тебя был костюм? – спрашивает шеф.
Спейд, выходящий из розовой машины в белой рубахе с закатанными рукавами и в щегольской шляпе. Рубаха расстегнута на две пуговицы, коричневое пальто переброшено через локоть. Спейд выглядит как гангстер времен Капоне – но гангстер на отдыхе.
– Спасибо, детка, – говорит он и прикладывает два пальца к шляпе.
В машине хихикают на два голоса.
На указателе высоко на фоне голубого неба – белые буквы: Мемфис.
Глава 3. Две женщины
– Он здесь, – сказала Лоретт. – Я позвала, и он пришел.
Ивен только вздохнула. Зазвонил телефон.
– Еву?… Нет, Евы здесь нет… – Ивен взяла трубку. – Кто ее спрашивает?… Джо Спейд, частный детектив. Бабушка, ты его знаешь?… Нет, Евы здесь нет… я повторяю… да, ошиблись. Нет, спасибо… До свиданья.
Лоретт посмотрела на внучку.
– Надень шпильки, – сказала она серьезно. Ивен не знала, смеяться ей или плакать.
Он ждал ее за углом. Невысокий усталый мужчина в шляпе; руки в карманах плаща. Ничего такого в нем не было. Не Джордж Клуни точно.
– Привет! – сказала Ивен. – Ты – Спейд?
Мужчина кивнул. Вставил в угол рта сигарету, чиркнул спичкой.
– Ты меня боишься? – спросил он, прикуривая. Лицо, подсвеченное снизу, казалось гротескным, как у киношного злодея.
– Немного, – призналась Ивен. – Ты похож на чудика, который насмотрелся старых фильмов с Бадди Рукертом.
– Это который умер от рака горла?
– Ты его знаешь?
Спейд выпустил дым в ладонь, внимательно посмотрел на нее снизу вверх. Усмехнулся.
– Нет.
– Моя бабушка обожает такие фильмы. Она сама была актрисой. Золотой век Голливуда, когда женщины были сказочно красивы, а мужчины мужественны и благородны. – «Что я несу?» Ивен рассмеялась, потом нахмурилась. – Почему ты так странно смотришь?
– Ты напоминаешь мне женщину, которую я когда-то знал, – ответил Спейд. Ивен опять засмеялась. Ничего не могла с собой поделать.
– Вот-вот, именно так и говорят в этих фильмах. Только ты забыл добавить «детка» – тягуче, как сквозь жевательную резинку.
Спейд улыбнулся. В глазах его мерцали огоньки. О, нет, подумала Ивен.
– Ты действительно очень похожа на Еву… на Лоретт. Но при этом – другая.
Ивен встряхнула головой, сбрасывая наваждение:
– Еще бы! Я как минимум не блондинка. Бабушка красилась, чтобы выглядеть блондинкой. Тогда это было модно. Вообще, у нее темные волосы. А у меня – каштановые.
– У тебя чудесные волосы, – сказал он. – А теперь я должен видеть Лоретт.
– Невозможно, – ответила Ивен. – Ты серьезно? В нее стреляли. Полиция никого не пускает. – она помолчала. – И вообще, откуда ты знаешь бабушку? Ты не…
«ты не убийца, случайно?»
Спейд помолчал, выпустил дым.
– Однажды она предложила мне сто долларов, – сказал он. – По тем временам это были хорошие деньги. Работенка непыльная. Незаметно пойти за ней и проследить…
чтобы с ней ничего не случилось.– И как?
– Я провалил дело, – сказал Спейд. Глаза у него постарели. – И за мной должок. Очень большой должок.
Монтаж в стык
Руки лежат на столе. Длинные пальцы, узкие ладони – но руки, несомненно, мужские, хоть и безволосые. Бледная пористая кожа. На правой кисти – черные точки, покраснение, словно от порохового ожога.
На стене перед столом – фотографии Лоретт в образе Евы Уондерли. Их много. В центре – цветной плакат фильма, датированный сорок шестым годом. Чуть правее – фотография постаревшей Лоретт с дочерью, перечеркнутая надписью красным маркером. Лоретт на этой фотографии выглядит постаревшей и жутко некрасивой.
Руки спокойно лежат. Есть в них что-то неправильное, но это не определить на первый взгляд.
Ноготь на указательном пальце обломан.
Красная надпись гласит:
«НЕТ. ОШИБКА»
Глава 4. Зеленая ширма
– Тебе не кажется, что ты слишком много пьешь?
Я посмотрел на нее поверх бокала с джином.
– Иногда кажется.
– И?
– Тогда я напиваюсь сильнее обычного – чтобы заглушить чувство страха.
Она засмеялась.
– Бог ты мой, ты себя хоть слышишь? Эти дурацкие афоризмы! Дешево звучит, вот как, Джо Спейд. Дешево.
Я промолчал. Для меня звучало нормально.
Утром я побрился, глядя на себя в зеркало. Лицо распухло от вчерашнего, глаза как у побитой собаки.
– Боже, на кого ты похож, – сказала Ивен.
– Просто сегодня хороший день. Обычно по утрам я выгляжу гораздо хуже.
Ивен не поддалась на шутку.
– Если ты пробудешь здесь еще пару дней, то развалишься на куски.
– Пожалуй, ты права. – Спейд закинул ноги на стол. – Мне нужно попасть к твоей бабушке.
Ивен посмотрела на его ботинки, на серые носки в мелкий узор – такие, похоже, уже лет тридцать не делают.
– У меня глупое ощущение, – сказала Ивен. – Словно я нахожусь не в своей квартире, а на конкурсе двойников Бадди Рукерта. Плащи, твидовые пальто и шляпы. И неизменная сигарета. Ты мне весь дом прокурил.
Спейд поднял брови:
– Конкурс двойников? Кинотеатр «Маджестик»?
– Он самый. Я видела по телевизору. Дурацкий конкурс, если честно. Шляпа, серый плащ, руки в карманы – и ты уже старина Бадди. Не отличить одного от другого. Сплошная серость. Разве что один афроамериканец…
– Черный, что ли? И что?
– Он был похож больше всех.
Спейд усмехнулся.
– По крайней мере, выделялся из толпы, – пояснила Ивен. – А это признак настоящего Бадди Рукерта. Как сказала бабушка, это гораздо важнее пальто и шляпы. Рукерт всегда был виден в любой толпе. Не сливался с ней. Чтобы воцариться на экране, ему достаточно было войти в кадр. Кстати, бабушка – одна из учредителей конкурса…
Спейд ничего не ответил. Это его внимательное молчание уже начало Ивен раздражать. Воплощение, блин, мужественности! И что только бабушка в нем нашла? Хмурый неотесанный похмельный мужик.
– Виден в любой толпе, – повторила Ивен. Спейд ждал.
– Да! – она вскочила. – Конечно! Ты умеешь носить смокинг?
Спейд посмотрел на неё с интересом.
Двери распахиваются. Белый мраморный пол стелется под ноги. Люди оглядываются на Спейда. Оркестр перестает играть, музыканты опускают трубы. Вперед выступает распорядитель – в белом, черное пятно бабочки на шее. Он объявляет:
– Леди и джентльмены! Сегодня! Сейчас! Немедленно! Благотворительный бал для городской больницы Мемфиса! Бадди Рукерт возвращается! Все Бадди Рукерты сегодня возвращаются!
С громким хлопком над залом разлетаются конфетти.
Зал полон. В гуле голосов тонет звучание оркестра. Опять сорок шестой год, подумал Спейд, забирая бокал с шампанским с подноса. Я почти дома. Спейд увернулся от очередного Бадди – полноватого и лысеющего. Почти дома – если не считать вот этих.
Его остановил пожилой джентльмен с усиками. Спейд посмотрел на его спутницу. Хорошенькая.