Человек из очереди

Короче. Выждал Виктор Максимович две недели и пошел к Антонине Петровне вовсе попрощаться (ну да, расставаться вы расстаетесь, но поговорить-то надо. Поговорить-то надо, а как же!).

Звонит в дверь — никто не открывает. Вдруг слышит слабый голос: входите, дверь открыта.

Антонина Петровна лежит в постели бледная и, главное, шелохнуться не может. Представляешь, Максимыч, вчера всю спину прострелило. Шелохнусь или кашляну — кол в поясницу вгоняют. Ну, это радикулит, уверенно сказал он, у меня такое бывало. И не раз. Тепло, мази, и пройдет.

Так-то оно так, пройдет еще когда, а шелохнуться она не может сейчас. И Виктор Максимович напрочь забыл, что пришел он прощаться. Ну да, хоть он и батрак, но человека в беде бросать не привык. Спросил про лекарства, да, доктор сегодня был, соседка сбегала в аптеку.

Короче, Антонина Петровна лежала неподвижно две недели. Ну, ее лечили, это все понятно. Днем Виктор Максимович ездил по своим рабочим делам, но все вечера неотлучно был при Антонине Петровне.

Ну, приходила подруга, это все понятно — днем выхаживала. А самую трудную работу, перестелить постель, к примеру, оставляли Виктору Максимовичу. А перестелить — это как? Это взять Антонину Петровну на руки и, осторожно прижимая к себе, перенести на диван, а потом уже и обратно.

Однажды заметил, что Антонина Петровна обняла его, и он отличил, что это она не боль облегчает, но благодарит его. Ничего друг другу не сказали, но непонятным образом Виктор Максимович понял: что-то стронулось в Антонине Петровне, и он уже не нужный человек, не батрак, а кое-кто поболее.

Да, вот еще что: Виктору Максимовичу нравилось держать ее на руках: она такая легкая и беззащитная, что сердце его, рассказывал, буквально поднывало от жалости.

Потом она месяц пролежала в больнице, и, когда выписывали, сказали: вам нельзя наклоняться и поднимать за один раз больше двух килограммов.

Ездил в больницу, это понятно, а когда выписали, приходил каждый вечер. Ну поужинают, телевизор посмотрят, Виктор Максимович что-либо поделает по дому (покуда хозяйка не может наклоняться и поднимать тяжести), и как-то оно так складывалось, что ему покуда удобнее вовсе сюда переселиться. А хотя бы до полного выздоровления Антонины Петровны.

Но однажды Виктор Максимович не пришел. День, два — нет Виктора Максимовича. Может, заболел. Позвонила — нет никого. Тогда она пошла в «подвальчик», магазин, где работает Виктор Максимович.

Нет больше нашего Виктора Максимовича. КамАЗ раздавил его машину, что букашку. Без вариантов и восстановления. А Максимыча как раз сейчас хоронят. Мы бы все пошли, хороший был человек, но надо же кому-то работать.

И это всё! Взяла такси, успела бросить ком земли на могилку.

К ней подошел друг Виктора (однажды они что-то ремонтировали на ее кухне). Виктор очень хорошо к вам относился. Она горько заплакала, а потом внезапно оборвала рыдания и улыбнулась застенчивой, как у девочки, улыбкой. Да, вот именно застенчивой улыбкой предпенсионной девочки.

А вы знаете, месяцы, которые мы были с Виктором, и есть лучшее время моей жизни. Я ведь всю жизнь, как и положено, о ком-нибудь заботилась. А обо мне не заботился никто. Вот только Виктор. И она снова, и уже безнадежно, заплакала.

2000-е

«О, если б навеки так было…»

Всеволод Васильевич Соловьев жил вдвоем со своей матерью Марией Викторовной. Ухоженная двухкомнатная квартира. Седьмой этаж — это важно подчеркнуть.

Человеку уже полтинник или совсем под полтинник, а хозяин этого полтинника очень даже в порядке — жилистый, любит в одних трусишках по парку побегать и в воду нырнуть. В том числе и в прорубь. Коротко стрижен, сединка на висках. Здоровый. Что понятно, если человек в прорубь ныряет. В самом деле, не будет человек в трусишках шустрить по парку и в прорубь нырять, если здоровьишка осталось на один вздох. Это все понятно.

И одевался хорошо. Нет, не то чтобы богато, мол, вот какой я весь из себя и берите меня на учет, мафиози, но вот именно модно.

Хотя и был Всеволод Васильевич почти богатеньким. Он вот в чем кумекал — он в электронных и вычислительных машинах кумекал. Почти всю жизнь был при КБ, денежку получал соответственную, а лет пять назад, при новых уже временах, плюнул на КБ и начал кумекать в одиночку и дома. Как любила объяснять его мать Мария Викторовна, он программы сочиняет. Сын, знаете, на дому играет. То есть человек играет, а ему за это денежка капает. И Мария Викторовна всегда подчеркивала, что хорошая денежка. И заказов у него было навалом. Он какие-то совместные игры вел даже и с заграницей. Со Швецией там, с Канадой. И ездил за границу. Причем не на свои любезные, а в командировку и исключительно на халяву.

То есть с работой везение: не рвешь жилы, не вгоняешь себя в пену, поигрываешь дома, а денежка капает. Это работа.

Теперь бытовая сторона жизни. В ухоженной квартире все есть: и телик и видик, о разной малости вроде мебели что и говорить. Да! Всеволод Васильевич любил покупать книжки и музыкальные пластинки, и этого всего собралось навалом.

И была машина.

Маманя его, Мария Викторовна, в свои семьдесят пять — сухонькая и вполне здоровая, и жила она, что и подчеркивать не надо, исключительно для сына, тем более он у нее один. Это бытовая сторона жизни.

А что еще человеку надо, чтоб он никогда не захотел испариться с земли в безвоздушное пространство? Ну да, то самое — личная жизнь.

И вот тут Всеволод Васильевич не был большим везунчиком. В ранней молодости его бросила жена. Подробные причины уже не установить, потому что тогда они жили на другом конце города — в деревянном клоповнике. Три года вместе и пожили, а жена ушла к другому. Нет, не понять, двухлетняя дочка, и муж не пьет и любит тебя, чего ж ты уходишь. Нет, не понять.

Однако все спокойно прошло — без дележа и разборок. Хотя там и делить было нечего. Тем более жена ушла к человеку, у которого как раз было жилье. Причем в городе. Куда жена с дочкой и перебралась. Да… остаемся друзьями, обойдемся без хамства, а с дочкой можешь видеться, сколько хочешь. И ты и Мария Викторовна.

И что характерно, не обманула, остались друзьями, к ним ездил и он и Мария Викторовна, а на лето девочку привозили в Фонарево, к отцу. Вроде как на дачу.

Да, но как время летит! Оглянуться не успел, а девочке уже три года. Причем не дочке, а внучке. Ладно.

Всё так. Но! Но больше Всеволод Васильевич не женился. Покуда мама жива, ни боже мой. А нет нужды. Квартира убрана, еда сготовлена, о пожалеть тебя, когда плохо, что и говорить. Человеческий и мужской долг ты выполнил — есть дочка и внучка, а для души есть мама, работа и книжки. Нет, жена не нужна. Женщины — другое дело. Покуда ты здоров и нестаренький, встреча с существами противоположного пола полезна для здоровья. Да и приятна, верно? Словом, женщины у него были.