Человек, который бросил Битлз
Шрифт:
В промежутке между выступлениями в «Стар-клубе» и возвращением в Ливерпуль Битлы взяли к себе Ринго Старра. К тому времени он забросил мечты о Техасе, что оказалось очень кстати, потому что Джон, Джордж, Пол и их новый босс Брайан решили выгнать Пита Беста и взять его, Ринго. Прощай, Техас! Здравствуй, Гамбург и миллионы фунтов!
Однажды вечером Джордж, Пол, Джон и Брайан пришли ко мне в «Голубой Ангел». Мы спустились в погребок, чтобы выпить и поболтать. В полумраке бара я заметил, что у Джорджа синяк под глазом. Странно, Джордж такой тихий, миролюбивый парень. Я ничего не сказал. Как обычно, я налил ребятам виски с кока-колой, а Брайану — одно виски. Джордж спросил меня очень серьезным тоном: «Алан, кто, по-твоему, лучший ударник — Пит Бест или Ринго Старр?»
Не знаю, почему Джордж задал этот вопрос.
Джордж заулыбался. «Ну что, Брайан? Что я тебе говорил? Конечно, Ринго Старр!»
Оказалось, что днем они играли в «Пещере», и вместо Пита Беста за ударные впервые сел Ринго Старр. Кто-то из верных фанов Пита Беста бросился на Джорджа и поставил ему фонарь под глазом. Они были чертовски преданы своим кумирам, эти ребята из «Пещеры». Впрочем, скоро они признают Ринго.
В другой раз, вскоре после присоединения Ринго, Брайан пришел ко мне в «Голубой Ангел». В глазах его были слезы. «Выйди-ка на улицу, Алан. Посмотри, что они сделали. Это ужасно! Как они могли?» Слеза скатилась по его щеке. Брайан был очень, очень впечатлителен. Он недавно купил «бентли» и вот теперь вел меня к сверкавшему свежей эмалью новенькому автомобилю. Оказалось, кто-то облил машину кислотой, и во многих местах кислота так разъела краску, что страшно было смотреть. Бессмысленный, подлый вандализм. «Ревность, — сказал Брайан, уловив вопрос в моих глазах. — Обычная ревность.» «Но кто ревнует и кого?» «Ревнуют меня к Битлам. Знаешь, Алан, есть очень злые люди. В таком деле, как наше, все может случиться.» «Ничего. Машину ты можешь покрыть новой краской, а вот тот, кто это сделал, новую голову себе не достанет.»
Моя шутка развеселила его. Мы вернулись в «Ангел» и крепко напились. Как раз в то время я начал сильно поддавать. Я и сейчас поддаю. Мне это нравится.
Когда БИТЛЗ играли в зале «Нью Брайтон Тауэр», Брайан на себе испытал, что битломания может приводить к безобразным, кровавым сценам насилия. Эта сторона шоу-бизнеса была ему еще незнакома. В тот вечер он получил боевое крещение.
В «Нью Брайтон Тауэре» хозяева ставили вышибал не только у входных дверей, но и внутри, на лестнице, ведущей наверх, в танцевальный зал. В тот вечер я стоял у дверей, помогая вышибалам сдерживать напор безбилетной толпы. Когда подростков не пускают, они жутко озлобляются и лезут в драку. В тот раз они стали даже швырять в нас камнями и осколками кирпичей. Хорошо что рядом были баки для мусора: мы подтащили их к дверям и укрылись от града камней. Мы чувствовали себя, как древние римляне или бритты.
Брайану сообщили про стычку у входа, и он решил сам пойти посмотреть. Подойдя к дверям, он увидел, как двое грузных вышибал колотят одного подростка дубинками. Брайан не мог такое стерпеть. Он схватил одного из вышибал за плечо и завизжал своим фальцетом: «Прекратите! Вы звери! Сейчас же отпустите бедного мальчика!»
Вышибалы не верили своим изуродованным, как у боксеров, ушам: один из боссов вступался за врага! Брайану было невдомек, что тот «бедный мальчик» только что огрел вышибалу кирпичом — так, что того пришлось срочно везти в больницу. Поэтому заступничество Брайана за юного головореза никто не оценил. Кто-то схватил его за грудки, ударил в живот и сказал: «Вали отсюда, тра-та-та!» Корчась от боли, Брайан заковылял прочь, а вышибалы продолжали дубасить юного хулигана, который теперь уже не сопротивлялся.
Веселые времена.
Глава двадцать третья
Последняя встреча со Стю в ливерпульском кегельбане
В начале 1962 года Битлы возвратились из своей очередной поездки в Гамбург. С ними приехали Стюарт Сатклифф и прекрасная Астрид. Было видно, что они очень любят друг друга. Меня поразило физическое состояние Стюарта: он был похож на мертвеца. В кегельбане, куда мы все зашли, я отвел его в сторону и сказал:
«Стюарт, ты плохо выглядишь. Точнее, ты просто ужасно плохо выглядишь. В чем дело?» «Я знаю, Алан, знаю. Это все из-за проклятой головной боли. Она все не проходит. И ничего нельзя сделать. Я был у английских врачей, но они говорят то же, что и немецкие: ничем не можем помочь.»
Я видел: Стю на пороге смерти. И, несмотря на это,
он отказывался говорить о себе, переводя разговор на БИТЛЗ. Он прямо преображался, говоря о том, как хорошо идут у них дела. Нет, он не жалел, что оставил группу. Он знал, что гитариста из него не выйдет и через миллион лет.Потом Битлы и Стюарт с Астрид опять уехали в Гамбург, а спустя несколько недель я получил от Астрид телеграмму. В ней говорилось: «Моя Стюарт умер». Это случилось 10 апреля 1962 года. Он умер от кровоизлияния в мозг на пути в больницу в карете скорой помощи.
«Пятый Битл» умер, когда ему было всего 20 лет. Он прожил так мало. Ему не суждено было увидеть взлет БИТЛЗ к славе. Он был бы так рад этому. И не завидовал бы, не испытывал никакой горечи, что они сделали это без него.
Надо было сообщить о смерти Стюарта его матери Милли. Эту печальную миссию пришлось выполнять мне. Она рыдала на моем плече. Я тоже не мог удержаться от слез.
Миссис Сатклифф вылетела в Гамбург вместе с Брайаном, который отправлялся туда, чтобы повидать БИТЛЗ. Они встретили их в аэропорту все в слезах.
Битлы не были на похоронах Стюарта, которые состоялись в Ливерпуле, на хьюстонском кладбище. Они даже не прислали хотя бы букетики цветов юноше, который их так любил. Битлы — не из тех людей, кто ходит на похороны. Но они очень переживали эту утрату.
Астрид, которая часто говорила мне: «Стюарт для меня — все», была безутешна. Она и Милли Сатклифф никогда особенно не дружили. Даже смерть дорогого человека не сблизила их, и Астрид остановилась у жены Джона, Синтии, в Вирроле.
После похорон я поехал по ливерпульским кабакам и порядком набрался. Поздно ночью я очутился в Бланделсэндсе, где провел с ребятами столько веселых часов на пляже, где мы когда-то жгли костры и пели озорные песни. С канала Кросби доносились звуки туманного горна и печальные гудки пароходов. Я развел маленький костер и сидел у него, вспоминая человека, который пошел работать мусорщиком, чтобы «узнать настоящих людей». Так, у костра, я и заснул.
Проснулся я только на рассвете. Пес лизал мне щеку. Наверное, он думал, что я мертв. Когда я возвращался в город, из-за облаков вдруг выплыло солнце.
После смерти Стюарт стал своего рода культовой фигурой для молодых ливерпульцев. В некрологе на смерть Стюарта «Ливерпул Дэйли Пост» писала:
«В 15 лет он получил Аттестат об общем образовании в Прескотской грамматической школе. В 16 был студентом Ливерпульского Художественного колледжа. В 17 стал бас-гитаристом БИТЛЗ. Через два с половиной года он ушел из группы, чтобы учиться в гамбургском Колледже Искусств, где подавал большие надежды. Спустя 10 месяцев он умер от кровоизлияния в мозг.
Так трагически оборвалась жизнь Стюарта Сатклиффа, одну из картин которого купил сам Джон Мурс.
Ранние работы Сатклиффа напоминают Джона Брэтби… Его последние, гамбургские, работы сделаны в абстрактной манере и полны теплой задумчивости…
Днем он ходил на занятия, а вечером и до поздней ночи играл с БИТЛЗ в ночном клубе Гамбурга. Потом его учитель, профессор Эдуардо Паолоцци, посоветовал ему бросить БИТЛЗ и сосредоточиться на живописи. Он так и сделал. Но он был уже серьезно болен. Ему оставалось жить всего 10 месяцев.
Предстоящая посмертная выставка Стюарта Сатклиффа в „Блюкоут Чеймберс“ организована его матерью, бывшей школьной учительницей, женой мистера Чарльза Сатклиффа, судового инженера.»
Билли Харри, основатель и владелец поп-газеты «Мерси Бит», ныне большой человек в лондонском шоу-бизнесе, писал в своей газете:
«Я помню Стю как человека впечатлительного, сложного, талантливого… Это большая потеря — нет, не для музыки, но для искусства вообще.
Он любил БИТЛЗ. Счастливейшим моментом в его короткой жизни был тот, когда он продал одну свою картину, купил на эти деньги гитару и примкнул к БИТЛЗ.
Он много дал БИТЛЗ — не как музыкант, но как личность. В нем шла внутренняя борьба между любовью к музыке и любовью к живописи. Последняя победила… Многие ведущие искусствоведы восхищались его работами.
Он был очень молод. Из него мог выйти крупный художник. Его смерть была ударом для всех… Его мать Милли, кроме воспоминаний о сыне, хранит много его работ. У меня самого есть несколько картин Стю. С ними я никогда не расстанусь.»