Человек, который улыбался
Шрифт:
– В этом случае мы не имеем права проходить мимо любой, самой незначительной детали.
– А в других случаях? – удивился Нюберг. – Мы, по-моему, никогда и не проходим мимо.
Валландер поднялся.
– Спасибо, что пришел, – сказал он. – Хорошо бы ты сумел рассказать мне побольше об этом чертовом контейнере уже завтра.
Они расстались у подъезда. Валландер поехал домой, съел несколько бутербродов и лег. Но уснуть не удалось. Он вертелся с боку на бок, потом встал и, не зажигая света, прошел в кухню. В свете уличного фонаря все предметы выглядели загадочными, чуть ли не потусторонними. Он не находил себе места от нетерпения. Слишком много боковых тропок
Был уже пятый час, когда он снова лег. На улице поднялся ветер, стало холодней. В квартире тоже было довольно прохладно, так что его немного знобило, когда он разделся и залез под одеяло. Ему не удавалось сохранять выдержку. То, что он требовал от своих сотрудников, у него у самого получалось плохо. Сохранять терпение и выдержку.
Он пришел на работу рано – не было еще и восьми. Ветер был почти штормовой, и в приемной говорили, что возможен ураган. Он подумал, что крыша в отцовском доме в Лёдерупе может не выдержать. Его все время мучила совесть, что он так и не перекрыл ее, хотя собирался уже давно. Он сел в кресло и решил первым делом позвонить отцу. Они так и не разговаривали после той драки в «Систембулагете». Он уже взялся за трубку, как раздался звонок.
– Тебе звонят, – сказала Эбба. – На улице просто ураган.
– Я утешаюсь тем, что может быть еще хуже, – сказал Валландер. – А кто звонит?
– Фарнхольмский замок.
Валландер выпрямился:
– Соедини.
– Это дама с примечательной фамилией. Ее зовут Дженни Линд.
– По-моему, самая обычная фамилия. Ничего странного.
– Я не сказала, что фамилия странная. Я сказала – примечательная. Ты ведь слышал о знаменитой оперной певице Дженни Линд?
– Ладно, соединяй, – улыбнулся Валландер.
Голос был молодой. Наверно, еще одна из его многочисленных секретарш.
– Комиссар Валландер?
– Это я.
– Если я не ошибаюсь, во время вашего визита к нам вы хотели попросить аудиенции у доктора Хардерберга?
– Я не прошу ни у кого аудиенций, – сказал Валландер, подавляя раздражение. – Мне надо с ним поговорить в связи с делом об убийстве.
– Я понимаю. Сегодня утром доктор Хардерберг прислал телекс с сообщением, что он приезжает домой сегодня во второй половине дня и завтра готов вас принять.
– А откуда телекс?
– А это имеет значение?
– В противном случае я бы не спрашивал, – соврал Валландер.
– Доктор Хардерберг сейчас в Барселоне.
– Я не могу ждать до завтра, – сказал Валландер. – Мне надо поговорить с ним как можно скорее. И если он приезжает сегодня, то пусть примет меня сегодня.
– Насколько мне известно, вечер у него свободен, – сказала Дженни Линд. – Но, прежде чем дать вам ответ, я должна позвонить в Барселону.
– Вы можете звонить куда угодно, – сказал Валландер, – только передайте ему, что я приеду сегодня в семь часов вечера.
– К сожалению, я не могу на это пойти. Доктор Хардерберг сам планирует свои встречи.
– Не в этом случае, – отрубил Валландер. – Не забудьте – мы приедем в семь часов.
– Комиссар будет не один?
– Да.
– Тогда я попрошу вам назвать имя вашего спутника.
– Попросить вы можете, но я вам его не скажу. Еще один следователь из Истада.
– Я
свяжусь с доктором Хардербергом. Хочу вас предупредить, что он иногда резко меняет свои планы. Ему может понадобиться полететь куда-то еще, и тогда он сегодня не приедет.– А вот этого я позволить не могу, – сказал Валландер и мысленно усмехнулся – на самом деле он не мог этого не позволить.
– Должна сказать, что вы меня удивили, – сказала Дженни Линд. – Вы уверены, что полиция может требовать, чтобы доктор Хардерберг изменил свое рабочее расписание?
Валландер решил идти до конца – превышать полномочия, так превышать.
– Если я получу согласие прокурора, я могу ставить любые требования.
Он произнес эту фразу и сообразил, что этого делать было не надо. Они же решили двигаться осторожно. Хардерберг должен быть убежден, что их интерес к нему не выходит за рамки протокола.
– Мы, разумеется, ни в чем не подозреваем доктора Хардерберга, – попытался он исправить ошибку. – Но в интересах следствия я должен поговорить с ним как можно скорей. У меня нет ни малейших сомнений, что такой выдающийся человек, как доктор Хардерберг, с удовольствием поможет полиции в раскрытии тяжкого преступления.
– Я свяжусь с ним, – повторила Дженни Линд.
– Спасибо за звонок, – сказал Валландер и повесил трубку.
Внезапно ему пришла в голову мысль. Он позвонил Эббе и попросил ее найти Мартинссона и сказать, чтобы он к нему зашел.
– Альфред Хардерберг объявился, – сказал он, не успел Мартинссон открыть дверь. – Он сейчас в Барселоне и направляется домой. Я хотел взять с собой туда Анн Бритт.
– Ее нет. У нее ребенок заболел.
– Тогда поедем с тобой.
– С большим удовольствием. Очень хочется посмотреть этот аквариум с золотым песком.
– Но самое главное вот что, – сказал Валландер. – У Хардерберга свой самолет, называется, по-моему, «Гольфстрим», не знаю, что это значит. Но если есть самолет, значит он где-то зарегистрирован. Значит, есть план полетов, и можно узнать, куда и когда он летает.
– У него должна быть как минимум пара пилотов, – сказал Мартинссон. – Я этим займусь.
– Пусть кто-то другой этим займется. У тебя есть дела поважнее.
– Звонить по телефону? Анн Бритт вполне может сидеть дома и названивать во все места. Думаю, она будет только рада принести пользу.
– Из нее выйдет хороший полицейский, – сказал Валландер.
– Будем надеяться. Но пока, честно говоря, еще не вышел. Мы только знаем, что она была отличницей в полицейской школе.
– Ты прав, – сказал Валландер. – Реальная жизнь и ее имитация в Школе полиции – не одно и то же.
Мартинссон ушел. Валландер сел за подготовку материалов к оперативке, которая должна была начаться в девять. Его еще не оставила ночная мысль о боковых тропах, о торчащих во все стороны обрывках нитки. И неизвестно, за какую тянуть.
Выход один – надо как можно быстрее отбросить все, что не является важным для следствия. Надо наконец выбрать нить, за которую тянуть. Если все же окажется, что нить не та, можно вернуться к обрывкам. И выбрать снова.
Валландер сдвинул в сторону кучу бумаг на столе и взял чистый лист. Много лет назад Рюдберг научил его, как смотреть свежим, незамыленным взглядом на идущее следствие. «Мы должны все время менять угол зрения, – говорил он. – Иначе все наши выводы и обобщения бессмысленны. Как бы ни было запутано следствие, надо изложить себе его суть, причем так, чтобы было понятно и ребенку. Мы должны смотреть на вещи просто, но не упрощать».