Человек не сдается

Старик хмыкнул.

– Да, да, дезертирами...

– Ты не стращай!
– отрубил вдруг старик.
– Они и сами уже оружие собирают...

Деревня, в которой задержался раненый Маринин, лежала в стороне от больших дорог, по которым устремились к Минску части 39-го танкового корпуса гитлеровцев. Вот-вот можно было ожидать, что в деревне опять появятся фашисты. И Петр спешил скорее стать на ноги.

Вечером рыжая собака опять лизала его рану. Наложив повязку, Петр, опираясь на палку, попробовал ходить по гумну.

– Больно?
– спросил хозяин.

– Немного чувствуется, но идти можно. А если удастся коня раздобыть совсем хорошо будет.

Разговор прервали шаги, донесшиеся со двора. На гумно вошел низкорослый мужчина в соломенном капелюхе. Разглядеть его лицо в полумраке было трудно.

– Куда будем собирать хлопцев?
– спросил он.

– Много их?
– отозвался Маринин.

– Покуда еще неизвестно. Десятка три наберется.

– Хорошо. Тогда пускай захватят харчи, оружие, если у кого есть, и на рассвете собираются на выходе из села...

Когда на дворе стемнело, на гумно прибежал Степка.

– Мать велела вечерять идти.

Маринин зашел в хату. На столе стояла большая глиняная миска, наполненная блинами, рядом поменьше - со сметаной.

Петр отодвинул от себя миску, которая поменьше, и начал жевать душистые, пухлые блины.

– Кушайте со сметаной, - упрашивала хозяйка. Но Петр упрямо отказывался. Перед его глазами стояла крынка, из которой хозяин поливал раненую ногу.

В сенцах стукнула дверь. В хату зашел мужчина в соломенном капелюхе. При свете лампы Маринин вгляделся в его загорелое, заросшее светлой щетиной лицо. Раздвоенный подбородок, глаза - строгие, умные, брови густые, вылинявшие.

Мужчина присел на лавку, снял капелюх, рукавом рубахи вытер со лба пот.

– Сорок шесть человек на рассвете будут готовы, - сказал он.
– Село наше большое, народу много.

– Сорок шесть человек!
– обрадованно воскликнул Петр.

Кто-то постучал в окно. Мужчина со стариком, который молча готовил для своего временного постояльца мешок с продуктами, переглянулись и вышли в сенцы. Через минуту они вернулись, пропуская через порог впереди себя двух красноармейцев.

Увидев младшего политрука, солдаты остановились, насторожились.

Все молчали, сверля друг друга испытующими взглядами.

– Долго будем так переглядываться?
– спросил Маринин.

– А как знать, наши вы или немецкие?
– ответил один из солдат.

– Вы одни или есть командир?
– спросил Маринин.

Солдаты молчали.

– Зовите сюда командира. С ним мы быстрее договоримся.

Один красноармеец вышел и вскоре возвратился с военным невысокого роста, в накинутой на плечи плащ-палатке.

– Сержант Стогов, - представился вошедший.
– Пробиваемся проселочными дорогами на восток.

– Младший политрук Маринин.
– Петр протянул сержанту руку. Стогов неуверенно пожал ее и потребовал:

– Разрешите удостоверение личности...

Маринин машинально пощупал нагрудный карман и вдруг сник. Уронив голову, он дрогнувшим голосом сказал:

– Нет удостоверения... Фашисты с мясом вырвали... Вот и ранен.

Стогов пристально смотрел на младшего политрука и с сомнением качал головой.

– Так, так...
– затем взял на скамейке автомат Маринина, с любопытством повертел его в руках.
– А автоматик-то немецкий...

– В атаке добыл, - пояснил Петр.

– Слушайте вы его!
– сердито бросил от порога один из солдат.
– Мы уже насмотрелись на таких в нашей форме!.. А этот еще и со своим автоматом. К стенке его!

– Ишь какой скорый на расправу!
– вступился хозяин дома.
– Эдак ты и меня за чужого примешь.

– Верно, хлопцы, разобраться надо, - поддержал хозяина мужчина с капелюхом в руках.

Вдруг распахнулась дверь, и в дом влетел боец.

– Товарищ сержант, немцы!
– взволнованно выпалил он.

Сержант Стогов заколебался, глядя на Маринина:

– Ходить можешь?

– Смогу, если надо.

– Пошли! Вздумаешь бежать - пристрелю.

– Полегче, сержант, - строго сказал ему Маринин. Еще хотел что-то сказать, притронувшись рукой к левой стороне груди, где под гимнастеркой, в потайном кармане, был спрятан партбилет, но его перебил хозяин дома:

– А как же с хлопцами нашими?
– старик стоял у порога и требовательно смотрел на Маринина, на Стогов а.

– Возьми пополнение, сержант, - посоветовал. Маринин.
– Четыре десятка парней деревенских.

– Ха!
– хмыкнул Стогов.
– Я вон бойцов с оружием в отряд свой не принимаю...

– Ну и дурак!
– негодующе сверкнул глазами Маринин.
– Хозяин, спасибо за хлеб-соль. Может, увидимся еще. А ребята ваши пусть сами действуют, не маленькие.

И ушли...

– Ящук, посчитай, сколько нас, - устало говорил утром сержант Стогов, сидя на стволе сваленного, полуистлевшего дерева. На его коленях немецкий автомат, отобранный у Маринина. Вокруг - глухой лес, просвечиваемый косыми лучами только что взошедшего солнца.

– Тридцать два штыка! И семеро раненых, - ответил Ящук - высокий, худой, заросший рыжей щетиной пулеметчик. Он лежал на траве среди таких же смертельно усталых, испачканных землей и кровью бойцов. Белели свежие повязки раненых...

– А этот - в форме младшего политрука - не сбежал? Давай-ка его сюда.

Привели под ружьем Маринина - без фуражки, усталого, злого.

– Ну?
– повысил голос сержант Стогов.

– Что "ну"?
– сердито переспросил Петр.
– Воевать не умеете. Кто же переходит через шоссейную дорогу без разведки? Ведь в тылу противника!

– Мои люди, я командую, - раздраженно ответил сержант.

Маринин едко улыбнулся, покачал головой и повернулся к солдатам:

– А по-моему, тут ни моих, ни твоих нет. Есть наши, советские люди, красноармейцы...

– Ну, допустим, - Стогов недобро скосил глаза на Маринина.
– А как знать, кто ты такой?..

– Да наш, чего сомневаться!
– сказал кто-то из бойцов.
– Разве не видели, как в бою он?..

– Верно!
– раздался еще чей-то голос.

– Товарищи, не митинговать!
– поднял руку Маринин.
– Сержанта Стогова смущает то, что при мне не оказалось удостоверения. Подозрение законное. Однако нельзя забывать, что немцы своих диверсантов в наши тылы без документов не забрасывают. А во-вторых, я вам могу доказать, что... Ну, в общем, сами судите...
– Маринин расстегнул пояс и из-под гимнастерки достал знамя, развернул его.