Человек перед лицом смерти

Что же касается установок в отношении смерти и загробного мира, то вновь нужно подчеркнуть, что самодовлеющей «истории смерти» не существует, а потому ее невозможно и написать. Восприятие и переживание смерти — неотрывный ингредиент социально-культурной системы, и установки в отношении этого биологического феномена обусловлены сложным комплексом социальных, экономических, демографических отношений, преломленных общественной психологией, идеологией, религией и культурой.

Но если и нельзя говорить об «истории смерти» как таковой, то вычленение ее в качестве антропологического аспекта социально-культурной тотальности вполне оправданно и дает возможность в новом ракурсе и более глубоко и многосторонне увидеть целое — общественную жизнь людей, их ценности, идеалы, надежды и страхи, их отношение к жизни, их культуру и психологию.

А.Я. Гуревич

Примечания

1. Vovelle M. Encore la mort: un peu plus qu'une mode? //Annales. E.S.C., 37e ann'ee, № 2, 1982, p. 276–287.

2. Aries Ph. Un historien du Dimanche. P., 1980.

3. Burgui`ere A. Aries. //Dictionnaire des sciences historiques. Sous la dir. de A.Burgui^ere. P., 1986, p. 68.

4. Stone L. The past and the present revisited. London, 1987, p. 396.

5. Aries Ph. L'Enfant et la vie familiale sou» L'Ancient Regime. P., I960.

6. Aries Ph. Essais sur l'histoire de la mort en Occident du Moyen Age `a nos jours. P., 1975; idem. Western Attitudes toward Death: from the Middle Ages to the Present. Baltimore and London, 1976; idem. L'Homme devant la Mort. P., 1977; idem. La purgatoire et la cosmologie de l'Audel`a. //Annales. E.S.C., 38e ann'ee, № 1, 1983.

7. Aries Ph. L'Homme devant la Mort, p. 287.

8. Анонимность погребений истолковывается Арьесом как доказательства безразличия к индивидуальности. Но как согласовать этот тезис, который, возможно, имеет под собой известные основания, с тем, что с самого начала Средневековья в монастырях составлялись «некрологи» и «поминальные книги», содержавшие тысячи имен умерших и живых, и эти имена сохранялись и при копировании списков: за спасение души лица, внесенного в подобный список, молились монахи. Сохранение имени может быть истолковано как внимание к индивиду. См.: Schmid K. und Wollasch J. Die Gemeinschaft der Lebenden und Verstorbenen in eugnissen des Mittelalters. //Fr"uhmittelalterliche Studien. Bd. 9. M"unster, 1967.

9. Le Goff J. La naissance du Purgatoire. P., 1981. Ср.: Ле Гофф Ж. С небес на землю (Перемены в системе ценностных ориентации на христианском Западе XII–XIII вв.). Одиссей. Человек в истории. М., 1991.

10. Borst A. Zwei mittelalterliche Sterbeb"alle. //Merc"ur, 34, 1980, S. 1081–1098.

11. Brenk B. Tradition und Neuerung in der christlichen Kunst des ersten Jahrtausends. Studien zur Geschichte des Weltgerichtsbildes. Wien, 1966, S. 43 f. Cp. Rouche M. Haut Moyen Age occidental. //Histoire de la vie priv'ee. Sous la dir. de Ph.Ari`es et de G.Duby. T.I. Paris, 1985, p. 498.

12. См.: Гуревич А.Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников. М., 1989, с. 113–116.

13. Подробнее см.: Dinzelbacher P. Vision und Visionsliteratur im Mittelalter. Stuttgart, 1981; idem. Mittelalterliche Visionsliteratur. Eine Anthologie. Darmstadt, 1989; Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981, гл. 4.

Представление об индивидуальном суде над душою в момент смерти время от времени возникало и в патристике. Однако эта идея была чрезвычайно неясной, и прямо о суде над душой индивида сразу же после его смерти нигде не говорится.

14. Chartier R. Les arts de mourir, 1450–1600. //Annales. E.S.C., 31e ann'ee, № 1, 1976, p. 51–75.

15. Гуревич А.Я. Культура и общество…, с. 87–88, 157.

16. Dinzelbacher P. Reflexionen irdischer Sozialstrukturen in mittelalterlichen Jenseitsschilderungen. //Archiv f"ur Kulturgeschichte, Bd. 61, 1979, S. 16–34; idem. Klassen und Hierarchien im Jenseits. //Soziale

Ordnungen im Selbstverst"andnis des Mittelalters (Miscellanea Mediaevalia, 12, l). Bonn, 1979, S. 35–40.

17. Zeitschrift f"ur historische Forschung. Bd. 6, H. 2, 1979. S. 213f.

18. Vovelle M. La mort et l'Occident de 1300 `a nos jours. P., 1983. Ср. Vovelle G. et M. Vision de la mort et de l'au-del`a en Provence d'apr`es autels des ^ames du purgatoire. XVe — XXe si`ecles. P., 1970; Vovelle M. Mourir autrefois. Attitudes collectives devant la mort aux XVIIe et XVIIIe si`ecles. P., 1974; idem. Pi'et'e baroque et d'echristianisation en Provence au ХУЩС si`ecle. P., 1978.

19. Vovelle M. La mort et l'Occident, p. 23, 24; idem. Les attitudes devant la mort: probl`emes de m'ethode, approches et lectures diff'erentes. //Annales. E.S.C., 31e ann'ee, № 1, 1976.

20. Vovelle M. Y a-t-il un Inconscient collectif? //La pens'ee, № 205, 1979, p. 125–136 (Vovelle M. Id'eologie et Mentalit'es. P., 1982, p. 85 — 100).

От переводчика

Два томика, 648 страниц, набранных убористым шрифтом, — такова книга Филиппа Арьеса в издании «Эдисьон дю Сей», по которому и сделан русский перевод. Обобщены результаты 15 лет исследований. Сведена в стройную систему огромная масса данных, рассеянных во множестве опубликованных и архивных литературных, юридических, литургических, эпиграфических, иконографических памятников. Оригинальные идеи и наблюдения автора далеко выходят за рамки «истории смерти», охватывая всю эволюцию менталитета, коллективной психологии, культуры на протяжении более чем тысячелетия: от Раннего Средневековья до наших дней. Конечно, в таком большом тексте неизбежны повторы и длинноты, в русском переводе частично устраненные, так что книга выходит с незначительными сокращениями и все же именно такой, как она написана. Читается она не всегда легко. Стиль ее неоднороден: от статистики до лирического эссе. Но это свободная, прямая и очень индивидуальная речь настоящего интеллектуала.

Книга написана для французских читателей. Об истории и географии Франции, ее литературе и народных обычаях, о подробностях католического культа и церковной организации здесь говорится как о чем-то общеизвестном. В русском переводе сделана попытка представить исторических лиц, места и события, упоминаемые автором, чуть обстоятельнее, не нарушая при этом ритма повествования. Рассказывая о чувствах и поведении людей прошлого перед лицом смерти, Арьес охотно и много цитирует: письма, завещания, трактаты, стихи. Практически все цитаты даются в нашем переводе, фрагменты же сочинений Толстого, Бабеля, Солженицына приводятся, естественно, в подлиннике. В обширных примечаниях восполнены недостающие библиографические данные и исправлены некоторые неточности.

Книгу, вышедшую в 1977 г., ждал немедленный громкий успех. Не убоявшись большого объема, ее прочли не только коллеги и студенты-историки. Она вдохновила и определила собой целое направление исследований по истории менталитета, коллективного сознания и культуры и уже стала классикой. Но эта работа известнейшего французского представителя «новой истории» говорит о большем, чем история. Громко заявляя сегодня о необходимости нового понимания и подхода к смерти, социологи, психологи и врачи, в сущности, лишь повторяют сказанное Арьесом 15 лет назад. Для нас и сама эта книга, и ее проблематика — еще одно новое, ранее немыслимое обретение. Пусть оно не останется незамеченным.

Владимир Ронин

Часть 1. Все умирать будем

Посвящается Примроз, во всех обстоятельствах неизменной

Глава 1. Смерть прирученная

Тот образ смерти, который мы возьмем за отправную точку в наших исследованиях, восходит к Раннему Средневековью, ко времени смерти Роланда. Но на самом деле этот образ еще старше: смерть, какой она была на протяжении долгих эпох древнейшей истории и, может быть, еще доисторической эры, вне времени. Этот образ смерти пережил Средневековье — мы снова встретим его у дровосека из басен Лафонтена, у крестьян Толстого и даже у одной старой дамы в Англии в середине XX в. Особенность же Раннего Средневековья в том, что рыцарская аристократия внедрила систему образов, присущую народным, устным культурам, в общество образованных клириков, наследников и реставраторов античной учености. Смерть Роланда стала смертью святого. Но не исключительной смертью мистика, как в случае с Галаадом или королем Мегенье. Средневековый образ святого был заимствован клириками у культуры светской, рыцарской, которая сама имела фольклорное происхождение[1].