Человек с чужим прошлым

Сейчас май, а осенью будут справлять «задушки». Первого ноября, в день поминовения всех усопших, зажгут на могилах свечи, поставят букеты белых хризантем; и его внук Янек придет, зажжет в память деда свечу, может быть, даже принесет цветок. Но куда? Кто знает, где будет его могила?..

Как же трудно вытащить руку с гранатой из-под своего тела, ставшего тяжелым и неподвижным, как дубовая колода. А ведь остались какие-то доли секунды…

Байер сам помог ему. Он хотел видеть – исказил ли страх лицо умирающего? Почти всю жизнь сам проведя в страхе, он привык искать его приметы в других, особенно прощающихся с жизнью, – это тем более интересно. Приятно сознавать, что кто-то может бояться больше тебя, и насладиться этим, пусть и недолго.

Начальник СС и тайной полиции поднял ногу в начищенном сапоге и небрежно повернул старика на бок. Увидев, ч т о тот держит в окровавленной руке, Вилли Байер успел отшатнуться и повернулся, чтобы бежать по лестнице вниз, подальше от этого проклятого поляка, который хочет утянуть его с собой… Но было поздно.

Ему показалось, что огромная доска, утыканная острыми гвоздями с размаху ударила по спине, подняла в воздух и завертела, бросив в темно-багровую, резко сужающуюся воронку.

Старый мэтр почувствовал только тупой толчок в грудь, и гулко, в последний раз, ударил колокол в его голове: прощальным, погребальным звоном…

* * *

Бергер пил кофе, сидя за столиком: он как раз ставил чашечку на блюдце, когда шальной осколок гранаты разнес ее вдребезги, оставив в его пальцах только тонкую ручку; густая жижа плеснула в лицо и на мундир; тут же гpохнул взрыв и туго заложило уши. Казалось, совсем беззвучно посыпались на пол осколки оконного стекла, впустив в зал свежий ветер с улицы.

Оберфюрер достал платок и старательно вытер лицо. Подкочил шарфюрер Клюге.

– У старика была граната! Убит начальник СС и тайной полиции!

– Черт знает что! – Бергер бросил грязный платок на стол и поднялся. – Кто его будет замещать?

– Гауптштурмфюрер Франц Фельдхубер! – вытянулся Клюге.

– Через полчаса я жду его у себя. – Бергер взял фуражку и пошел к выходу. Приостановившись, он полуобернулся к следовавшему за ним по пятам шарфюреру. – Передайте ему: пусть не мешают здесь абверу. А этих, – он кивнул в сторону охраняемых автоматчиками задержанных, – расстрелять!

– Всех? – на всякий случай осведомился Клюге.

– Всех, – раздраженно ответил оберфюрер. – И еще сто жителей города. Мужчин!

* * *

– Вы спрашиваете меня, не хочу ли я истребить целые нации? Да, примерно так. Природа жестока, поэтому и мы должны быть жестокими. Если я могу бросить цвет германской нации в ад войны, не испытывая никакой жалости перед пролитием драгоценной германской крови, тем более я имею право устранить миллионы представителей низшей расы, которые размножаются как черви!

Наэлектризованная выкриками фюрера толпа заревела «Хох»! Пронзительно запели фанфары, возвещая об окончании митинга, оркестры заиграли бравурные марши. Под дробный рокот барабана и звук шагов слаженно марширующей железной пехоты рейха, мужской хор запел:

…И если весь мир в развалинах будет лежать, К черту! Нам на это наплевать! Мы все равно дальше будем маршировать, Потому что нам сегодня принадлежит Германия, А завтра – весь мир! Завтра – весь мир!

Шмидт повернул ручку громкости, и марш, рвущийся из динамика рации, заполнил всю машину. Дымша, сидевший на заднем сиденье между двух дюжих охранников, еще больше съежился. Темнеющий впереди лес и безлюдная дорога наводили на мрачные мысли о последних часах бренного бытия. Зацепиться за жизнь не поможет и то, что он все рассказал Ругге, абсолютно все. Если бы ему верили, разве повезли бы на место встречи в наручниках?

– Фюрер окончил речь. Поставьте рацию на нужную волну, – приказал сидевший впереди Ругге. Шмидт послушно выполнил приказание. Наступила тишина.

Машина свернула на проселок и, переваливаясь на ухабах, поползла ближе к лесу. Дымша покрылся потом, чувствуя, как его капли щекочуще стекают по небритой щеке, противно ползут за воротник.

– Я всегда был против коммунистов, – ни к кому не обращаясь, пролепетал смертельно бледный Алоиз. Никто ему не ответил.

Наконец автомобиль остановился. Ругге вышел, размял ноги. Охранники выволокли Дымшу, сняли с него наручники. Он с трудом растер багрово-синие полосы, осязавшиеся на запястьях от стальных браслетов.

– Перестаньте трястись! – брезгливо бросил ему абверовец. – Сейчас мы даем вам бон шанс, как говорят французы. Пойдете на место встречи с людьми из лесной банды. Нам они нужны живыми. Место встречи окружено, поэтому не вздумайте попытаться скрыться или подать им какой-нибудь сигнал.

Дымша с трудом понимал, что говорит Ругге. Его лицо казалось Алоизу белым пятном с темными провалами глазниц – лицом смерти. Но вдруг и вправду удастся вывернуться, в который раз поменять хозяев, и снова можно будет жить, пусть и не так, как мечталось совсем еще недавно, но зато жить. Жить!

– Я сделаю все! – быстро сказал Дымша. – Но они могли видеть машину.

– Нет, отсюда до места встречи далеко. Надеюсь, все пройдет хорошо, – усмехнулся абверовец и сел рядом с Шмидтом в авто.

Через несколько секунд лишь тонкий запах бензиновой гари да оставшиеся на влажной лесной почве следы протекторов напоминали об автомобиле.

Дымша огляделся – впереди, насколько хватал глаз, только деревья и заброшенная, заросшая травой дорога между ними. По ней ему предстояло идти. Подполковник сказал, что до места встречи далеко. Но сколько – километр, два, пять? А если вильнутъ в сторону – кто отыщет его в этом дремучем лесу?

Сзади раздался шорох, и Дымша быстро обернулся. Из-за кустов появился немец, одетый в маск-костюм и вооруженный автоматом; он жестом приказал двигаться вперед.

Вот оно что – абверовец и тут не оставил его без присмотра. Поведут к месту встречи, как бычка на веревочке – ни сорваться с этого крючка, ни вильнуть в сторону, ни оборвать веревку…

Первый шаг дался с великим трудом. Потом стало немного легче. Конвоиров было не видно и не слышно, но Дымша знал – они здесь, рядом. Дожил пан Алоиз: помимо собственной воли превратился в живца, на которого ловят нужную абверу крупную рыбу. Может быть, зря он начал говорить после задержания в кабинете начальника абверкоманды? Но что оставалось делать – ждать, пока начнут ломать тебе кости? И еще фактор внезапности, проклятая собака, прыгнувшая на него из открывшейся двери, автоматная очередь над головой, а от улик не отпереться – вскрытый сейф, разбросанные таблицы, фотоаппарат. Надо было еще на свою беду пристрелить собаку Ругге, в которой тот души не чаял!