Человек с того света

Переводчик (в явном замешательстве). Но, сударь… Почему вы им сами не скажете?

Новрузов (усмехнувшись). Они, сударь, меня не слышат, хотя я с ними объясняюсь не на иностранном… Надеюсь, в переводе с французского до них дойдет.

Садыхов переводит.

Кривцов (вспыхнув, отрезает). А что ты хотел?! За бродяжничество и сомнительный образ жизни, во время которого ты, наверняка, черт знает, что натворил, нам, оказывается, следует создать тебе курортные условия.

Новрузов. Прокурор, все это нужно сначала доказать.

Тюрин. Докажем! Обязательно докажем!.. Сейчас же прошу не отвлекаться. Продолжайте.

Новрузов. Рос без отца. Отец мой Артамонцев Георгий Мефодневич, инженер-мостостроитель, умер от ран, полученных на войне. Я его не помню. Когда он умер, мне не было и года. Растила меня мать, Артамонцева Лариса Михайловна. Врач-биохимик. Работала в Щербинской городской больнице. Сначала врачом-лаборантом, а потом уже главврачом. Она одна поднимала меня. В школу я пошел с 6 лет. По соседству с нами жила Добровольская Нина Константиновна. Как она любила выражаться — столбовая дворянка. Весть о революции в России застала её с мужем в Англии. Вернулись они оттуда в 1935 году. В 1939 году её мужа репрессировали как агента английского империализма. В 1941 году она получила от него единственное и последнее письмо, в котором он сообщал, что находится под Оршей и является свободным бойцом Красной Армии…

Кривцов (перебивает). Мы просим не отвлекаться. Рассказывайте только о себе.

Новрузоз. Нет уж, слушайте. Насколько я понимаю, мной все это говорится не для вас с капитаном, а для всех присутствующих здесь. Вам, безусловно, слушать скучно, так как я дважды имел честь излагать своё житие от пеленок… И все что я говорю — обо мне. Моя биография.

Кирьянова (просительно). Товарищ прокурор, пусть рассказывает. (Кривцов машет рукой.)

Новрузов. Итак. Добровольская после войны бедствовала. Ей как жене английского шпиона отказывали в работе. Мама наняла ее учить меня английскому языку. Потом мы уже жили втроем. Нина Константиновна знала неплохо и французский. Вот откуда у меня хорошая основа языков и… воспитания.

Кривцов. Что ты имеешь в виду?

Новрузов. Ничего кроме воспитания… (бросил, и без паузы продолжал). Первая моя попытка поступить в МГУ на философский факультет закончилась неудачей. С августа по июнь следующего года я работал слесарем на Щербинской автобазе. Студентом философского факультета я стал со второй попытки. К 4-му курсу в университетском Вестнике у меня вышли две статьи по биокибернетическим устройствам. Я занимался исследованиями на стыке двух наук — биологии и кибернетики, то есть философией их взаимосвязи в прикладном аспекте. Интересная складывалась концепция…

Тюрин. Нас твои концепции не интересуют. Времени нет…

Новрузов (задумчиво). Что вы знаете о времени? Есть оно пли нет его? Какова природа его? Источник? Вечно оно или конечно? Материально или бесплотно, как ангел небесный?.. Я, прикоснувшийся к нему…

Тюрин (перебивает). Бросьте ваши бредни. Слышали. Ближе к делу!

Новрузов. Все, о чем я говорю, имеет непосредственное отношение к делу. К моему делу, в котором вы не хотите разобраться.

Кривцов (перебивает). Слышали?! Надоело!.. Но коль понятые настаивают — продолжайте.

Новрузов (устало). Тогда прошу не перебивать… (Все так же устало и негромко.) Именно на 4-м курсе мы с Лазарем Шереметом, аспирантом по кафедре физиологии человека, решили создать универсальный, не имеющий аналога робот, с качествами, максимально приближенными к людским.

Кибернетическая часть устройства лежала на мне, а физиологическая — на моем товарище. Занимаясь механикой его, я, как и следовало ожидать, все глубже и глубже увязал в дебрях философских теорий о возникновении человеческого существа. Сначала увлекся механизмом психики. Если, по правде, считал его основополагающим в жизнедеятельности Хомо сапиенса. К счастью, заблуждение мое длилось недолго. Мне не давала покоя серия вопросов… А именно: какая сила дает ему, человеку, изначальный побуждающий импульс бытия, ведет по всей линии жизни, управляет его поступками, приводит к победам или поражениям, делает счастливым или наоборот? Ну, например, дураком или умным? Почему одних считают дураками, а других умными?.. Ведь потенциальные возможности мозга, как мы знаем, у всех одинаковы. Так оно в действительности и есть.

Но некая сила, которой мы не понимаем и не берем в расчет, воздействуя на мозг, возбуждает только определенную его часть, формируя мышление, образ жизни и действий. Одним словом, формирует все то, что мы называем человеческой судьбой…

Кривцов (не без ехидства). И удалось тебе с товарищем сделать искусственного человека?

Новрузов. С товарищем — нет. Он, к сожалению, заболел.

Кривцов (торжествующе). Для справки: Лазарь Шеремет спятил…

Носов (увещевающе). Зачем вы так?… (явно заинтересованный — Новрузову). Ну и что — докумекали?

Новрузов. Докумекал. Долго пришлось биться. И осенило…

Вот человек рождается, живет и умирает. От появления на свет до его кончины, казалось бы, все в его жизни непредсказуемо. Никто, в том числе и каждый из нас, не знает, что сделает, скажет и выкинет он в следующую минуту. Хотя все мы уверены, что мы действуем обдуманно, сообразно логике… Но вопрос: своей ли логике?

Переводчик. Своей, разумеется. Тут двух мнений быть не может.

Новрузов. Блажен кто верует!.. А я сомневаюсь, сударь. От рождения до смерти чего только не бывает. Знает ли кто — когда и при каких обстоятельствах он уйдет в иной мир? Никто не знает. А чувствовать может? Может! Примеров этому сколько угодно… Вам приходилось, слышать, мол, та семья долгожителей, а у тех — умирают рано. Биологи объясняют это явление наследственностью — от природы данным генным свойством организма. Но исключений от этого правила так много, что невольно возникает мысль: а в генах ли дело? Да, долго- и малолетне может быть закодировано в генной структуре. Но в дистанции от рождения до точки — бесчисленное множество неожиданностей. А имя этой дистанции что? (пауза).

Имя ей — Время… Все мы пронизаны временем. Каждый своим собственным… И оно-то является тем самым загадочным, самым таинственным и никем не изученным механизмом. Я поделился своей догадкой с Лазарем. Он сначала отмахнулся от меня. Но меня нельзя уже было остановить. Написанная по этому поводу в университетский Вестник статья была отвергнута.

Не знаю, что мной двигало, но я ни с того ни с сего отнес ее в московский филиал редакции журнала «Человек — Хомо сапиенс», издаваемого тогда только что организованным в Лондоне Институтом Человекознания. Я пришел туда в день, когда редактора московского филиала подменял на несколько дней, так у них практиковалось, прибывший из Лондона шеф-редактор. Он принимал авторов. Взял и мою рукопись. Опубликоваться в «Человеке» я и не мечтал. Ведь журнал считался одним из самых престижных из всех научных изданий мира.

Носов. Ну и чем кончилось дело?

Новрузов. Прошло, кажется, с полгода. За это время с Шереметом произошло несчастье. Он так проникся верой в мою идею времени, что стал искать ей практические подтверждения. И это, как я теперь понимаю, плохо кончилось для него. Он тогда, правда, на примитивном уровне, но сумел придумать один из способов манипуляции с ним. Сколько я не просил его рассказать о нем, он категорически отказывался. Дело, говорил, опасное, не спеши, испытаю на себе, а потом все расскажу.