Человек с яйцом. Жизнь и мнения Александра Проханова
Шрифт:
Потерял ли он что-нибудь в финансовой турбулентности начала девяностых? «Все абсолютно — накопленные литературные гонорары, все сгорело», — произносит он с неожиданно шпаковской интонацией: два магнитофона… Гонорары за опубликованные в «Роман-газете» «Дворец» и «Последний солдат империи» были весьма скромными. Квартира на Тверской тогда еще не была сдана (судя по роману Анны Козловой «Открытие удочки», где главная героиня встречается с сыном Проханова-Бамбаева, это произойдет где-то в конце 90-х, с предварительным евроремонтом). Это, разумеется, не значит, что он нищенствовал и подавал заявки на соросовские гранты: газета была довольно прибыльным предприятием, кроме того, многие «благодетели» оппозиции, особенно «белой» оппозиции, имели собственный бизнес и даже не то что помогали — «они, по существу, взяли на прокормление лидеров, людей, ушедших из ЦК, лишившихся крова, дотаций, — давали зарплату, финансировали поездки, иногда помогали купить приличную одежду».
На самом деле, середина 90-х, несмотря
Это заложило экономическую базу для газеты: они купили нескольким сотрудникам автомобили, несколько квартир, которые сейчас сдают и из аренды выплачивают жалованье и гонорары. «И если сейчас мы еще существуем здесь в этом офисе замечательном, это эхо тех бурных экономических времен. Тогда я проявил недюжинную экономическую сметку и вообще мог возглавить Министерство экономики. Я учился торговать, по-ленински, торговать и делать бизнес».
Впрочем, по большому счету все прохановские газеты были небогатыми, «скопческими», именно в силу экономических причин он так и не сделал свою «Литературку». У них никогда не было штата спецкоров — не то что за границей, но и по России (что не мешает печатать иногда в «Завтра» очень грамотно написанные травелоги, от которых не отказался бы и CondeNast Traveler: Ливия, Северная Корея, Боливия). Как он при этом умудряется разъезжать по всему миру, от Ирака до Штатов? Только по чьим-либо приглашениям: «я ездил туда, где можно было сорвать политический куш».
Чтобы закрыть эту тему — газете «Завтра», участвующей в большой политике, где естественным образом ходят внушительные деньги, перепадает кое-что от «благодетелей», все время меняющихся. Разумеется, это хороший повод для сенсационных «разоблачений»; самый неприятный, пожалуй, подкоп под репутацию газеты осуществили ичкерийские пропагандисты, которые в начале нулевых пытались запустить слух о том, что в октябре 1992-го и мае 1993-го Проханов якобы получал от Дудаева «помощь» в размере 50 и 300 тысяч долларов соответственно; слухи вызвали в редакции бурю возмущения и, насколько это возможно, были опровергнуты.
Сколько я понял из разговоров с ним, сейчас газета требует ежемесячных дотаций около трех тысяч долларов, что доставляет Проханову некоторые хлопоты. Газете принадлежат две квартиры на первых этажах во Фрунзенских переулках. В одной размещается редакция, во второй — верстка. Ходят слухи, что Проханов — владелец находящегося по соседству, в здании Российского союза писателей, ресторана «Пегас». Это неправда: он лишь посоветовал СП в свое время сдать в аренду это помещение.
Я прошу его, как эксперта по конспирологии, рассказать мне, что на самом деле стояло за кризисом 1998 года. Официальная версия, как известно, состоит в том, что 17 августа правительство и Центробанк объявили о повышении верхней границы курса рубля до 9 руб. 50 коп. за доллар и временном отказе государства выплачивать доходы по ГКО, краткосрочным облигациям, которых за несколько лет было выпущено на 70 млрд долларов. «Разумеется, для конспиролога дефолт явился не чем иным, как огромной кражей четырехмиллиардного транша МВФ, в результате чего эти деньги бесследно пропали. До сих пор об этом не говорят».
— Про вас можно сказать, что в экономическом смысле вы представитель среднего класса. У вас свой небезуспешный бизнес, вы владеете недвижимостью, у вас относительно комфортный образ жизни…
— Наверное, можно так сказать, но я сейчас в таком состоянии, и в смысле возраста, и в эволюции своих потребностей, что это дольче фар ниенте мне не интересно. Я не выезжаю на курорты в Анталию. Так сложилось, что я абсолютно не трачу деньги на себя. Люди, которые во мне заинтересованы, бизнесмены или политики, приглашают меня на встречу в рестораны или в заграничные поездки. Я в такого рода встречах не нуждаюсь. Я никогда не приглашал к себе на встречу крупных дельцов, они мне просто не нужны. Поэтому, да, являясь представителем сегодняшнего среднего класса, я тем не менее не изменил ни свой уклад, ни свои привычки. Скорее меня можно было бы назвать не человеком среднего класса, а патрицием, который предается интеллектуальному, а не плотскому гедонизму.
— Патрицианство, однако ж, предполагает наличие счета в банке.
— Необязательно. Несколько рабов преданных, несколько оливковых деревьев плодоносящих — и вид на любимую Адриатику..
— А чего вы тогда глумились над средним классом в передовицах? Я помню это ваше «курс доллара — семь-сорок».
— Я абсолютно не глумился над средним классом. Моим врагом был Ельцин, я не утомлялся его демонизировать, и вся свистопляска вокруг него — экономическая, политическая — питала наши перья, наши воспаленные от ненависти печени. Но газета
не занималась экономикой, это не экономическая газета.— Проханов — давали мне понять многие мои знакомые — «он-же-когда-придет-к-власти-будет-таких-как-ты-вешать-первым-номером».
— Я?! Я достаточно индифферентен к социальному экономическому строю. Я — империалист, и любая формация, которая обеспечивает целостность пространства и процветание популяции, меня вполне устраивает. Если нужно уничтожить территорию и уполовинить население для того, чтобы утвердить здесь экономический и политический либерализм, я — тотальный враг либерализма. Поэтому средний класс сам по себе для меня не является ни врагом, ни другом. Если энергия национальная перетекает из советского среднего класса, который был испепелен этими реформами, что было для меня, и вообще для популяции, огромной трагедией, если эта энергия перетекает в новый средний класс, я только рад этому обстоятельству. Я же реалист, я понимаю, что уже никогда не будут созданы эти великолепные сталинские экономические супершколы, это все кончено, эра завершена. И я радуюсь любой энергетике в стране, утонувшей, погруженной в мрак, в апатию, в безысходность. Я радуюсь любому цветению, в том числе и олигархическому. Странно: я побывал в империи Ходорковского, и у меня сложилось впечатление, что этот фрагмент советского он вытащил из небытия и спас, и он живет, правда, не на благо всей остальной померкшей стране, а на благо себя самого, но в любом случае при другом стечении обстоятельств этим потом можно будет воспользоваться как огромной сохраненной деталью механизма. Так что средний класс — это нормально. И у меня довольно много знакомых людей, многие дети моих сверстников особенно, превратились в людей среднего класса: те, кто не спился, те, кто имеет стимул учиться, те, кто аналитически смотрит на мир, кто эти калории, которые он получает от родителей или от советской эпохи, включает в другие, более эффективные модели.
— А что значит «при другом стечении обстоятельств»?
— Если все-таки возобладает идея выстраивания большого русского пространства, попытка новой интеграции. И в этом смысле мне и Чубайс импонирует с его либеральной империей, меня восхитила эта формулировка. Вот вчера он вылез, рассказывал о том, как наши энергосети оплетают и Киргизию, и Таджикистан, и даже Афганистан. И это правильно, эта экспансия: какая разница, через что воздействовать — через силовое присоединение или через утонченное управление, через систему влияния. Это ведь не самоцель — создание огромного купола, просто без целостной евразийской геостратегической конструкции не может существовать Вологодская область, она не может быть отдельно взятой. Это завершенное, выстраданное самой геологией и этногеологией образование, великое и прекрасное. И это образование пытались построить такие великие люди, как Чингисхан, — создать огромную машину пространств. Такая задача выпала на долю русских великих князей, царей и вождей. Мне почему-то кажется, что эта задача не снята и в XXI веке.
Долго наблюдая Проханова со стороны, я много раз прикидывал, как могла бы сложиться альтернативная история России, если бы он сам возглавил оппозицию. Как он — страстный, уверенный в себе, телегеничный, владеющий риторическим аппаратом — выпестовал бы себе «дофина», который бы оппонировал Ельцину в 96-м, стал бы премьером в 98-м, президентом на выборах в 2000-м. Разумеется, эта мысль много кому приходила в голову, политолог Белковский прямо говорил о том, что к Проханову история еще предъявит счет, по которому ему нечем будет расплатиться.
«Нет, вы — молодой человек, поэтому вам так кажется. Я к этому не предрасположен. Ведь это особая психика, особая гальваника. Я бы никогда не пошел на пролитие крови. Я никогда не был кровожадным. Я бы не стал Троцким. Я никогда не пошел бы на прямые репрессии. Я всегда оставался гуманистическим человеком. Во время заседания секретариата в августе 1991-го я совершенно искренне хотел предотвратить всякие формы подавления интеллигенции, культуры».
Между тем Проханов — обладатель репутации «певца биоагрессивности». Наталья Иванова писала о нем в книге «Ностальящее»: «Я просто проанализировала его поэтику, его отношение к крови, посмотрела, как он описывает свежевание туши коровы, с чем сравнивает ее позвонки, как работает со словом. Язык, метафорика, композиция — все это выдает в Проханове брутальность и инфантильность. Но это кровавый инфантилизм. Проханов не просто соловей Генштаба, он певец биоагрессивности как таковой. Поэтому в контексте всей русской литературы Проханов — явление глубоко чужеродное, при всех его клятвах в патриотизме и инвективах в адрес антипатриотов». Правда ли, спрашиваю я заместителя главного редактора журнала «Знамя», что Проханов и в жизни был биоагрессивен? «Нет, думаю, в жизни… Сейчас я его вижу только по телевизору, а раньше… раньше его биоагрессйвность никак не реализовывалась в его человеческом поведении. Я думаю, наверное, он все-таки это разделяет. Я не говорю, что он стал чудовищем. Он стал такой, какой он есть. Я же не говорю, что раз он чудовище, его надо сажать в клетку, подвергать каким-то преследованиям. Пусть он пишет что хочет, а я имею право иметь свою точку зрения на то, что он пишет». Так а каким он все же был, Наталья Борисовна? «Он был очень пассионарным».