Человек с железного острова

– С обрыва они нас как мух перебьют, эй, вы, держите край на прицеле, хватит шуму! Плот на глубину, живо!

Берег уже полностью очищен, только штук десять или семь побитых и недопобитых агрессоров валяется на песке. Андрей оклемался, по колено в воде стоит и обводит обрыв соколиным взором, а Ларбо, все остальное куда подальше послав, хлопочет вокруг Анлен, она то ли в обмороке, то ли придушили ее немного – лежит без никаких движений, и личико задумчивое. Ар растерял весь свой аристократический вид, помятый да потрепанный, даже благородные седины песком пересыпаны, толкает комплекс со всей возможной спешностью. Я забираю у Андрея пистолет – в нем, судя по индикатору, три патрона осталось – и распоряжаюсь:

– Эгей, мясо-то, какое не потоптано, тоже заберите, не зря же воевали!

Изредка на краю обрыва на фоне сосен и неба происходит какое-то движение, и тогда я или Брык посылаем туда пули. После одного выстрела там раздается даже вскрик, но никакого трофея не валится. Чисимет, который мародерствует на поле битвы, выбирает напоследок наиболее внешне невредимого краболова и тащит его на плот, а Ларбо параллельным курсом со всей возможной нежностью волокет Анлен. Краболов, сообразив, куда его несут, начинает дергаться и пихаться связанными руками, но Чисимет притягивает ему их к ногам и в таком виде укладывает на корявый помост между понтонами. Я по-прежнему держу берег под прицелом, а работоспособная часть команды выпихивает «Анарлаана» на более-менее глубокое место, где нас подхватывает течение.

Опосля трудов ратных личный состав отдыхает в разного рода вариантах горизонтального положения, и я командую, а вернее, командирским голосом констатирую факт общего привала при необходимом минимуме наблюдения за волной и берегами – речка опять поширела сильно. Чисимет легонько пихает меня и показывает на пленника – надо допрос делать, в годы работы у Куна мы наловчились к таким вещам.

Итак, на глазах у «языка» Чисимет разминает и шевелит пальцы. Я вытаскиваю набор инструментов из комплекта при плотике, и раскрываю его. Там всякие пилы, стамески, коловорот с зубчатым колесом, все никелированное, блестит и сияет. Я весь этот инструментарий перебираю, примеряя к разным частым тела пленного, а Андрей с Брыком молчат, но глядят с явным отвращением – это даже хорошо. Ран у краболова вообще нету – ему Чисимет не очень удачно рукояткой меча заехал, не в висок, как полагается, а в скользячку, повезло лупоглазому. Но он себя везучим явно не считает: Чисимет, плотоядно улыбаясь, ощупывает ребра, потом берется за шею и нащупывает место помягче да поприхватистей. Затем спрашивает, как бы в задумчивости:

– А он у нас не помрет, пока разговоры разговаривать будем?

Ларбо безмятежно отзывается:

– Помрет – так воскресим до поры. Он у нас еще на передних лапках по воде побегает!

Краболов уже дошел или, в крайнем случае, уже на подходе, к нужному состоянию. А для ускорения процесса Чисимет свечку зажег и струйку дыма пленному в лицо направил. Это только называется свечка, а вообще – трубочка деревянная с дырочкой в боку, внутри смесь трав разнообразных и горит весьма интенсивно. Я отворачиваюсь, чтобы не нанюхаться, а языку деваться некуда. Андрей с Брыком все еще считают нас за палачей-садистов, начинают бурчать, но я им по-русски приказываю молчать и делать вид, что тоже мечтают принять участие в работе. Вид, правда, не получается, но и так все идет неплохо. Чисимет уже непосредственно к пленному обращается:

– Ну, так ты сразу говорить будешь, или сначала мы поговорим? – и демонстративно шевелит пальцами: артист в своем роде. Краболов предпочитает говорить сам и сразу, наших аргументов не дожидаясь, что и требовалось доказать. Я его предупреждаю только, что отвечать лишь на вопросы, а лирику типа «жить хочу» на потом приберечь. Связанная, еще не оклемавшаяся после контузии, напуганная и окуренная дымом высокая договаривающаяся сторона выражает согласие, и допрос начат.

Долго разговор идет. Уже и якорь бросили, уже Анлен в себя пришла, а все беседу веду. Ситуевина больно забавная из его рассказов проявляется, хоть топись, хоть вешайся, хоть так помирай. Итак, напавшая на нас компания подчиняется некоему Властелину, без указания цвета, Властелин и все. Как и полагается уважающему себя претенденту на мировое господство, он себе в горах замок выстроил, армию собрал и принялся за разбой. Вся равнина – потом оказывается, что все же не вся – принадлежит ему, это на левом, западном, берегу, а сколько владения идут собственно на запад, так это неизвестно. А на правом берегу находится мощное государство, с запада оно ограничено нашей рекой и небольшим плацдармом на левом берегу, с востока – этой же рекой, в горах уже на юг развернувшейся, с юга – болота и с севера – горы. У Властелина с государством война, естественно, и тот отряд, с которым мы стыкнулись, выполнял диверсионный рейд в тылу сторожевых постов на левом берегу. Властелин наметил большую операцию по ликвидации плацдарма, и этот рейд играл немаловажную роль в развитии событий. Поэтому можно представить злость диверсантов, которые увидали дымовой сигнал и решили, что дело провалено. Правда, потом злость удивлением сменилась – сигналы врагов известны, а здесь что-то непонятное, и решили: костер погасить, а тех, кто жжет, не прикончить – Властелин – мужик хозяйственный, – а повязать, оставить под малой охраной и потом отправить на предмет дальнейшего использования. Властелин пленных продает на какой-то Токрикан, название почти нарицательное, а что и кто с ними там дальше делает, никому не известно. Сведения о «государстве» важны тем более, что сейчас мы, в общем-то, на его территории. Называется оно заковыристо: Мульмуга Лимну Джонкин Туткандя – Самое северное из королевств светлого народа. Название старое, и пользуется им сейчас только заграница, а как сами «самые северные из» себя именуют, неизвестно, и вообще, о противнике властелиновых воинов мало информируют. Но известно, там живут и люди, и эльфы, и гномы, и еще всякие живые, судя по армиям, с которыми приходилось сталкиваться.

Ладно, давай сведения о Властелине, но этим уж пусть занимается Чисимет – он лезет на мое место и принимается с новыми силами за допрос, а я лезу на плот-понтон.

Анлен глядит в небо и что-то бормочет, высчитывает – гороскоп, что ли? Ларбо в руках вертит полупросохшую фигурку из глины, в которой я без труда узнаю зубастого бегемота – Анлен по ларбовским рассказам слепила. На соседнем понтоне ужин, я тоже беру кусок копченого мяса. Хоть дымом и воняет, а соли все равно не помешало бы, но я сам же отдал приказ ее экономить и теперь жую как не мясо, а тряпку какую-то, траву жухлую. Андрей копался-копался в моем мешке, да и вытащил магнитофон, чудом я его через все передряги протащил. Две кассеты – одна рабочая, а другая полна эльфийских песен, их я и ставлю. Заряжаю я аккумуляторы аккуратно, и поэтому они дожили до сих пор в божеском виде: звук у аппарата хороший, и, без преувеличения сказать, чудесные эльфийские песни разносятся вверх и вниз по реке. Под них – отбой, я делаю звук потише, тем более, что ко мне Чисимет лезет, спросить что-то хочет.

– Слушай, Алек, а кто такие хаттлинги?

– Не знаю.

– Понимаешь, этот лупоглазый говорит, что у Властелина они в подчинении есть. Росту небольшого, крупнолапые, но на человека похожи. Вроде как разведчики они у него, надо поостерегаться. А то еще можно и просто не узнать и пристукнуть, за зайца приняв, иди потом доказывай, что на эту Мульмугу не работаешь. А ведь нам еще через горы пробираться, и кто там будет – неизвестно. Ты же знаешь: всякие недобрые силы чаще всего в горах гнездятся, и мне кажется, что и тут без некоего мага не обходится. Из твоего белого пятна на восток надо выбираться? Так что бы нам не попроситься пересечь Мульмугу посуху, а?

– Ну, пятно не мое, а, скорее, ваше, а насчет попросить – это мысль. Судя по всему, этот Властелин на темную силу тянет, а тогда Мульмуга должна на светлой стороне сидеть не менее чем по двум градациям, если я правильно закон цвета и силы помню. Тем более, что страна разноплеменная, и расовых предрассудков можно не бояться, это не Золотой лес с его высокомерными жителями…

– Ну, ты тоже тогда не самое верное выбрал, – Чисимет, судя по голосу, улыбается. – Это ж надо так мужа Владычицы обложить, твое счастье, что он еще по-приозерному не понимает!

Я оправдываюсь:

– Ну, уж очень он мне тогда на нервы действовал, а из приозерного я и сам только ругань знаю. А он – тоже мне, мудрый. Одна забота на уме – как поскорее и потише слинять, хорошо хоть, жена его под каблуком держала, да и по сей час, наверное, держит. Впрочем, что теперь вслед ругаться, они нам помогли, и на том спасибо.

Я замолкаю, а из магнитофона песня как раз тех времен идет. Чисимет тоже молчит, а когда кончается куплет, жмет на все кнопки разом – в темноте стопа не видать. Но песня продолжается – голос с берега поймал мотив и выводит, звонко так, приятно, без срывов и прихрипотиц. Затем он тоже стопорится, и уже другой голос, тоже эльфийский, предлагает «друзьям на реке» спеть еще, а лучше плыть в гости. Я запускаю дальше, а сам думаю, что делать? Судя по всему, это – Мульмуговский пост, а нас принимают за сторожевую заставу на плаву. Плыть к ним – опасно. Пойдут разбирательства, кто пел и что за магия такая – неизвестно, куда эти гнилые базары заведут.

В общем, кассета крутится, а я во втором гнезде другую установил и лихорадочно ищу что-либо подходящее, нашел и сразу, как песня кончается, на берег идет сообщение «Счастливого пути и доброго ветра!» – уж не помню, где и писал-то его! Конечно, прощание малость не подходит к данной ситуации, но зато голос стопроцентно эльфийский, а там на берегу пусть думают, что хотят.

Затем мы приподнимаем якорь и тихо дрейфуем по течению в надежде на то, что те, с берега, не очень внимательно на нас глядели – от эльфийских глаз темнота не спасет. Я бужу Ара, обрисовываю события – он наши действия верными признал и принимает решение тормозиться только через час, не раньше. Я согласен и заваливаюсь спать, над плотом все никаких завес не соорудим: времени нет, а надо. Рядом сопит пленник, он после свечки долго спать будет, а я и так заснуть способен, и еще с какой охотой!

Утро – вот это да, наступило, а тумана нет. Вернее, он был, но сдуло его, а там, где от берега ветровая тень, он, как и ранее, плотный и непроницаемый. Но вообще это надо поприветствовать: первый раз ветерок за все время в этих краях подул. Небо чистое, те два облака уже не воспринимаются, и на востоке – толстенький слой дымки, солнце в ней запуталось и никак вылезти не может.

Экипаж проснулся тоже, даже пленный, но он тут же обратно глазки захлопнул. Завтрак – меню то же, что и вчера, и, видимо будет завтра. Анлен силится раскрасить эту преснятину какими-то травами, но толку нет – соли мало до удивления, ее беречь надо. Ларбо по собственной инициативе вытягивает булыжник, и нас несет прямо в туман, а я, давясь полупрожеванными кусками, высказываю соображения по действиям в новых условиях – половину речи приходится договаривать во мгле, река и правый берег видны как через марлю. Треп трепом, а вот через него слышны звуки непонятные, я замолкаю и всем «Тихо!» показываю, хотя и так вся команда замерши сидит. Из-за поворота реки показывается лодка, в ней сидят и гребут четыре эльфа, все в одинаковой коричневой одежде с зелеными разводами, и еще один стоит на носу и вглядывается в левый берег. Если б он повернулся, то заметить нас никакого труда не представилось б, но впередсмотрящий не оборачивается, и лодка уходит из виду.