Человек со свинцовым чревом

Его хорошее настроение по дороге сменилось какой-то неясной тревогой, тем более сильной, что он не мог понять ее причин. В конце концов он признался себе, что не последнюю роль в этом играло его уязвленное тщеславие. Он излишне поторопился с оценкой графа де Рюиссека. Его неопытность — месье де Ноблекур назвал ее простодушием — доходила до наивности. Старый дворянин, несмотря на его оскорбления, произвел такое впечатление на Николя, что его привычная интуиция не сработала. Упоминание о титулах и правах, к которым, вопреки его воле, он был чувствителен из-за детства, проведенного среди бретонской знати, повело его по ложному пути. Генерал, телохранитель мадам Аделаиды, с ловкостью придворного разыграл перед ним представление, скрыв истину за привычной солдатской грубостью, и Николя поддался на эту уловку. Он действительно не мог себе представить, что честолюбие для него дороже собственного сына, если версия самоубийства будет отметена. Но месье де Рюиссек умел хранить секреты.

Что до младшего сына, следовало как можно скорее его найти, чтобы завершить картину семьи. И снова Николя разозлился на себя за то, что не имел этих сведений и узнал их из уст старого прокурора. Положение графа при дворе еще более осложняло дело. Николя рисковал задеть интересы высокопоставленных особ. Он уже знал по опыту, что месье де Сартин не всегда сможет взять его под свою защиту. Оставался король. В конце концов, думал Николя, суверен сам назначил его следователем по особо важным делам. Относилось ли нынешнее расследование к этой категории? Следовало вести его с осторожностью и в самом крайнем случае обратиться к тому, от кого зависело все. С этой утешительной мыслью Николя переступил порог особняка де Грамон.

Лакей тут же провел его в кабинет своего хозяина. Часто, приходя сюда за заданиями, Николя любовался великолепным большим шкафом, в котором хранились парики всех видов и форм — коллекция месье де Сартина. Весь Париж обсуждал эту невинную причуду и наблюдал за сменами прически магистрата. Послы короля в соседних государствах без конца присылали ему новые модели. Известно было также о его дружеских отношениях с одним человеком, разумеется, безупречной репутации, пользующегося огромной привилегией — еженедельными аудиенциями у короля. Одним лишь своим словом он мог погубить репутацию и разрушить карьеру.

Когда Николя вошел в комнату, он увидел, что Сартин не один. Одним взглядом ему дали понять, что лучше не выступать вперед и прислушаться. Николя наблюдал за сценой. Генерал-лейтенант стоял за своим столом и задумчиво смотрел на выставленные перед ним головы манекенов из ивовых прутьев, с надетыми на них париками. Николя предположил, что вторгся в ежедневный утренний церемониал шефа. У того был вид одновременно восхищенный и уставший. Рядом в кресле сидел человек небольшого роста, с огромным животом, одетый в бархатный сюртук цвета опавшей листвы, и говорил голосом таким же высоким, как и его немецкий парик. В его безупречном французском выговоре иногда проявлялся сильный акцент, Николя предположил, что немецкий. На левой руке он носил кольцо с огромным бриллиантом, сверкавшим каждый раз, когда он подкреплял свои слова резким движением. Николя прислушался.

Месье де Сартин вздохнул.

— Позвольте представить Вашему Превосходительству комиссара Николя Ле Флоша. Он занимается делом, по поводу которого я имею честь принимать вас сегодня у себя.

Человек обернулся, бросил яростный взгляд на молодого человека и тут же заговорил:

— Итак, я должен еще раз повторить… То, что произошло, чрезвычайно меня огорчает, и я хотел бы, чтобы вы осознали, насколько жаль мне сообщить вам о событии крайне неприятном. Вчера вечером, между шестью и семью часами, я возвращался в Версаль, и мою карету остановили у дверей Совета. Один из служащих вышел из дверей и сказал, что ему доложили о том, что в моей карете находится контрабанда. Представьте себе мое изумление! Я ответил этому человеку, кажется полицейскому, чтобы он следовал за мной, и я позволю ему провести обыск в карете только в моем присутствии. Если он действительно найдет контрабанду, пусть наложит на нее арест. Он отправился сопровождать мою карету, по дороге я решил доложить месье де Шуазелю о том, как обращаются в Париже с послом курфюрста Баварского, и попросить аудиенции у вас, чтобы вы стали свидетелем того, что со мной приключилось, и отправили в тюрьму тех из моих людей, которые окажутся виновными, чтобы они признались, откуда взялась эта контрабанда.

Голова генерал-лейтенанта затряслась, поднимаясь и опускаясь, как у лошади, которая пытается освободиться от поводьев.

— Прибыв к себе, я позволил полицейскому начать обыск. Мой лакей, сопровождавший меня в Версаль, поговорил с кучером и уверил меня, что тот может быть единственным виновным. Полицейский вызвал меня и подтвердил, что в карете было полно табаку и что кучер заявил, что получил его от форейтора папского нунция. Больше из него ничего невозможно было вытащить. Через некоторое время мой кучер исчез. Что до нунция, к которому я тотчас же отправился, он наотрез отказался выдавать своего форейтора.

Николя заметил, что его шеф принялся передвигать с места на место вещи на своем столе, как будто играл в шахматы, и в ожидании атаки готовился провести рокировку. Это несомненно означало нарастающее раздражение.

— А что, собственно, я могу сделать для Вашего Превосходительства?

Посол, от которого не укрылось состояние месье де Сартина, произнес, понизив голос:

— Вам это дело может показаться досадной безделицей. Однако мне оно доставляет массу неудобств. Я должен был избежать этих неприятностей, ведь сотню раз я приказывал своим людям не подавать мою карету без проверки. Я настаиваю, месье, чтобы вы разыскали и арестовали моего кучера. По вине этого канальи я оказался в такой компрометирующей меня ситуации. Умоляю вас, месье, расследовать это дело не откладывая. Если месье де Шуазель думает, что я вправе требовать сатисфакции, я льщу себя надеждой ее принять.

— Господин посол, я могу только попросить у Вашего Превосходительства облегчить доступ к вашим людям присутствующему здесь господину Ле Флошу. Он будет действовать от моего имени и мне одному представит полный отчет. Я понимаю ваше волнение и то, что вы не можете приступить к своим обязанностям до выяснения всех обстоятельств этого дела, но могу вас заверить, что мы далеки от мысли подозревать хотя бы отчасти иностранного министра в подобном мошенничестве. Мы примем все меры, чтобы найти вашего кучера и выяснить, кто же истинный виновник этого достойного осуждения предприятия.

Далее последовал обычный придворный балет — шаги вперед и назад, полуреверансы и шелест галантных слов. Месье де Сартин проводил своего гостя до лестницы и вернулся с лицом, красным от негодования.

— Черт бы побрал этого зануду! Неприятности с самого утра. Сперва меня порезал брадобрей, затем я обжегся шоколадом, ну а потом меня замучил своими делами барон Ван Эйк.

Сартин закрутил локоны одного из своих каштановых париков.

— И в довершение всего повысилась влажность, и мои парики развились!

Послышался стук в дверь.

— Кто там еще?

Вошел лакей и вручил генерал-лейтенанту конверт. Тот взглянул на него, сломал печать, прочел письмо сначала про себя, а затем вслух для Николя:

— Ну, что я вам говорил? Слушайте: «Версаль, 24 октября 1761 года. Скоро вы узнаете, сударь, о происшествии, случившемся вчера с графом Ван Эйком по возвращении в Версаль. Король желает, чтобы вы расследовали это дело со всей возможной скоростью, и обнаружили виновных. Сообщайте мне напрямую о ходе расследования».Подписано: «Шуазель».Как будто от этого мелкого происшествия зависит жизнь короля!

Николя уже знал, что последует далее. Он приготовился держать удар.

— Месье де Ноблекур, который хорошо знает двор, сказал мне сегодня утром…

Но Сартин не слушал. Он лихорадочно перелистывал огромный том в сафьяновом переплете, украшенный своим гербом, теми самыми «сардинами», свидетельствующими о его происхождении и о презрении к парижским насмешникам. Он нашел то, что искал.

— Он не граф — Шуазель польстил ему, готов биться об заклад. «Господин барон Ван Эйк, полномочный посол курфюрста Баварского и кардинала Баварского, епископа, принца Льежского», гм… он живет в особняке Бове, на улице Сен-Антуан. «Королевский альманах» незаменим! Николя, вы должны немедленно заняться этим делом, чтобы успокоить господина де Шуазеля, удовлетворить барона и утихомирить весь этот шум из-за нескольких пакетов скверного табаку. Черт возьми, излишнее усердие иногда мешает жить!