Человек, ставший Богом. Мессия

Иосифа охватило сильное волнение, словно он увидел обоих впервые. Он попытался совладать с чувствами, но страдание, питаемое воспоминаниями о покойной жене, смягчило его сердце.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Иосиф первый раз после той ночи, проведенной в хлеву.

– Неплохо, – ответила Мария, наблюдая за служанкой, которая клала хворост в жаровню.

Вздох, близкий к рыданию, чуть не вырвался из груди Иосифа. Он хотел что-нибудь сказать, но ему это не удалось, и он вышел из комнаты.

Однажды утром соседи нашли дверь и ставни в доме Иосифа закрытыми. Когда торговец молоком и торговец овощами постучали в дверь, в опустевшем доме они разбудили только эхо. В стойле не было осла, да и служанка исчезла. Через несколько дней люди из охраны Ирода, а не Храма, пришли разузнать что-нибудь о старом священнике, но так и не смогли ни от кого добиться никаких вразумительных сведений, кроме того что накануне в доме кто-то был, поскольку многие видели, как служанка выливала воду из лохани в канаву. Значит, Иосиф с женой и сыном уехали ночью, но никто не знал куда. Никто, даже сыновья и дочери Иосифа. Новые перешептывания соседей присоединились к завываниям ветра.

Никто не видел, как поздно ночью в дверь дома Иосифа постучал незнакомец. Никто не присутствовал при торопливом разговоре, который состоялся между ним и Иосифом. И тем более никто не видел, как встревоженный Иосиф побледнел. То, что сообщил незнакомец, было, несомненно, вопросом жизни и смерти, поскольку вскоре Иосиф разбудил Марию, укутал Иисуса в шерстяное одеяло, взял некоторые предметы первой необходимости, положил немного провизии в небольшой мешок, дал служанке несколько монет и приказал ей надежно укрыться за городом. Затем он вывел осла из стойла, положил в другой мешок несколько охапок сена для животного и закрыл дверь дома на замок.

Конечно, они бежали. И был один признак, который выдавал, что у обитателей дома, собиравшихся в спешке, от волнения дрожали руки: упавшая наземь и разбившаяся чаша с мукой, усыпавшей пол, словно нетающий белый снег. А ведь из этой муки можно было бы испечь хлеб.

Глава IV Александрия

Иосиф, торопливо покинувший Иерусалим под покровом ночи, выбрал менее использовавшуюся из тех дорог, что вели на юг. Едва забрезжил рассвет, как он, Мария и Иисус добрались до Хеврона. Они не делали остановок, и Мария, державшая на руках Иисуса, завернутого в плащ, не смела даже вздремнуть, поскольку боялась, что упадет с осла вместе с ребенком. Когда после полудня три беглеца пересекли вади недалеко от Биршебы, там, где можно перейти вброд, они совершенно выбились из сил. Зато отныне они были в безопасности, ведь они ступили на землю Идумеи. Конечно, это пустыня, но здесь им больше нечего было опасаться. Иосиф расположился за дюной, разжег костер, протянул Марии ломоть хлеба и кусок сыра – еду, которую взял с собой, завернув в кусок холста, сам немного поел, укутал жену и сына в одеяло и стал смотреть, как они засыпают. Он пытался бороться со сном, но вскоре возраст и усталость одержали верх. Бегавшие в окрестностях тушканчики остановились и встали на тонкие задние лапки, привлеченные светом костра. Два шакала учуяли непривычный запах, который донес до них ночной ветер, но, несомненно, решили, что громкий храп Иосифа свидетельствует о слишком серьезной опасности, и помчались вдогонку за песчаным зайцем.

Разгорался день, сначала прохладный и ветреный, но когда чернота ночи наконец растворилась и пустыня окрасилась в розовый, а потом в рыжеватый цвет, солнце вновь согрело песок. Иосиф проснулся, чувствуя, что так и не отдохнул, и осторожно вытянул свои затекшие члены. Уже давно ночи не приносили ему желанного покоя, как это всегда бывало в юности. Иосиф знал, что ему недолго осталось ждать, когда Великая Ночь покончит со всеми тяготами старости. Он склонился над Марией. Она спала, едва касаясь рукой Иисуса. Ребенок открыл глаза и посмотрел на Иосифа. Он выглядел совершенно спокойным. «Может, он голоден? – подумал Иосиф. – Надо будет разбудить Марию, пусть она его покормит». Но прежде Иосиф должен был удовлетворить собственные потребности. Он пошел за дюну, за которой они укрылись, чтобы справить нужду.

Возвращаясь к месту стоянки, Иосиф заметил столбы пыли в часе ходьбы от них. Он хорошо видел, глядя вдаль, и сумел различить караван, направлявшийся, несомненно, на северо-запад. Его охватило смятение. Появилась надежда на спасение. У них оставалось мало еды, и весьма сомнительно, чтобы они выдержали все тяготы пути – жару, голод, жажду и усталость, которые должны были стать их неизбежными спутниками до тех пор, пока они не доберутся до выбранного Иосифом места – до Александрии. Если их возьмут в караван, ему не придется идти пешком. Они убежали, чтобы спасти свои жизни, но Иосиф толком не знал, что делать дальше. Но как караванщики узнают, что им нужна помощь? Человек на вершине дюны на таком расстоянии заметен не более, чем муха на спине верблюда.

И тогда Иосиф собрал последние силы и побежал к Марии, криком разбудил ее, велел ждать, взобрался на осла и, обогнув дюну, потрусил как можно быстрее, чуть ли не рысью, направляясь к каравану.

Через полчаса Иосиф догнал караван. По белым шерстяным бурнусам, худощавым лицам и иссиня-черным кудрявым бородам мужчин он сразу понял: это были набатеи. [6] Он часто встречал их в Иерусалиме. Они были союзниками иудеев и ненавидели Ирода. Все набатеи были богатыми людьми, поскольку занимались торговлей драгоценными камнями. Караван, как Иосиф узнал позднее, вез жемчуг и кораллы в Александрию на продажу. Как только вожак каравана увидел задыхающегося старика на осле, он отдал приказ, и все верблюды мгновенно остановились. Черные глаза пристально смотрели на Иосифа. Тот тоже не отводил взгляда, хотя его глаза безжалостно заливал пот.

6

Арабы

Иосиф знал, что набатеи говорили на арамейском языке. Он обратился к вожаку каравана, человеку лет сорока с ястребиным лицом. Иосиф рассказал ему о своих бедах, о жене, маленьком сыне, нехватке провизии и совсем небольшом запасе воды. Он хотел добраться до Александрии. Не позволят ли ему за определенную плату проделать путь на одном из верблюдов, поскольку в конце каравана идут с десяток верблюдов с незначительной поклажей или совсем без нее?

– О плате не может идти и речи, – ответил вожак каравана. – Это было бы для нас постыдно. Отправляйся за женой и сыном, а мы подождем вас здесь.

И он нагнулся, чтобы лучше рассмотреть Иосифа.

– Ты совсем не знаешь пустыни, отец. Оазис находится в трех днях пути отсюда. Ты бы умер от жажды.

Он протянул Иосифу бурдюк.

– Два глотка для тебя и два глотка для твоей жены, больше вам вредно. Но это много для ребенка, поскольку тогда жара его убьет.

Иосиф обратился к Господу с молитвой: он просил благословить самого вожака каравана, его семью и все племя набатеев. Поспешая за Марией и Иисусом, он почему-то вспомнил, что эти люди высоко ценили камни, упавшие с неба.

Неделю спустя они прибыли в Александрию. Прощаясь с набатеем, который спас ему жизнь и ни разу не спросил, почему он бродит по пустыне с женой и маленьким сыном, Иосиф плакал от благодарности. Вскоре он снова не смог сдержать благодарственных слез: набатей дал ему небольшой тканевый мешочек, наказав развязать его только после того, как сам он уедет.

Когда Иосиф развязал мешочек, он увидел жемчужину величиной с горошину. Деньги, которые он мог бы выручить от ее продажи, позволили бы безбедно жить несколько месяцев.

А ведь жить им предстояло в Александрии, незнакомом и дорогом городе, который привлек к себе внимание Иосифа только потому, что он знал по разговорам, что там безбедно живут несколько тысяч иудеев, да и другие чужеземные колонии – галаты, иллирийцы, ахейцы, уроженцы Кирены, Карфагена, Пергама. Прижились там и беженцы из порабощенных царств, те, кто спасался от мести жестоких тиранов, а также колонии звездочетов, философов, гедонистов и прорицателей, и все они не знали, что такое бедность. Иосифу также говорили, что под властью Птолемея XV, который был родным сыном царицы с лицом кошки и Юлия Цезаря, Египетское царство настолько ослабло, что не представляло уже ни малейшей опасности для всех тех, кто не желал почитать богов с головами различных животных: сокола, кошки, собаки, обезьяны или бегемота. Хвала тебе, Бог Израиля! Бастард оказался слабоумным! Но даже морской ветер, заставлявший лепестки жасмина вихрем кружить над террасами вилл, расположенных около моря, казался Иосифу приторно-сладким и настораживающим.