Человек, ставший Богом. Воскресение

Пилату было чему удивляться. По свидетельствам Евангелистов, Иисус был распят между полуднем и половиной первого. Матфей, Марк и Лука утверждают, что он умер примерно в половине четвертого, а Иоанн, свидетельству которого мы отдали предпочтение, [10] говорит, что Иисус скончался около шести часов. Однако, и это совершенно очевидно, Иисусу не перебивали берцовые кости Не менее удивленный этой преждевременной, если не сказать необъяснимой смертью, стражник, находившийся на Голгофе, не просто уколол грудь Иисуса своим копьем, но нанес глубокую рану Однако Иисус никак не отреагировал, и стражник подумал, что распятый мертв и ни к чему разбивать ему кости. И после этого два члена Синедриона, которые, безусловно, наблюдали за происходящим, отправились к прокуратору с просьбой выдать им тело.

10

Потому что из четырех Евангелий это единственное, которое было написано одним автором, как об этом убедительно свидетельствуют результаты филологических исследований, в то время как три других, называемых синоптическими, явно опираются на утерянный источник и представляют собой более поздние и к тому же косвенные переписывания.

По поводу этой раны следует сделать несколько замечаний. Обычно утверждают, по крайней мере те, кто придерживается христианской традиции, что копье пронзило сердце. Но описание Иоанна противоречит этому постулату. Правда, Иоанн не уточняет, с какой стороны был нанесен удар и в каком месте. Поэтому нет ни малейшего смысла сравнивать этот удар со смертельным ударом, наносимым в сердце. Я полагаю, что, если бы стражник проткнул сердце Иисуса, Иоанн непременно поведал бы нам об этом, поскольку был очень внимательным к деталям.

Кроме того, Иоанн пишет, что из раны вытекло много воды и мало крови. В отличие от некоторых авторов мы не собираемся придавать этому некое символическое значение. Обилие воды, о чем говорит Иоанн, с наибольшей степенью вероятности указывает, что lancea,копье с плоским и острым наконечником, пронзило плевру, а не сердце. Из сердца, безусловно, не могло вылиться много воды. Такое количество воды свидетельствует о плеврите, который мог начаться у продрогшего Иисуса (в Палестине и в Израиле в апреле довольно холодно). Этому способствовало и растяжение грудных мышц. Кровь же вытекает из любой раны.

Когда я задал вопрос судебно-медицинскому эксперту, он сообщил, что из раны, нанесенной уже мертвому человеку, тем не менее может вытекать то, что принято называть «трупной кровью». Эта жидкость состоит из сыворотки и разложившегося гемоглобина и имеет коричневатый оттенок. Неизвестно, была ли у Иоанна, единственного из четверых евангелистов, который находился на Голгофе и был единственным автором своего произведения, возможность обратить внимание на цвет вытекшей из раны жидкости. Однако различие, которое он проводит между «водой» и «кровью», а также порядок их вытекания, по всей видимости, указывают на то, что он все хорошо видел и что ив раны вытекла не «трупная кровь». Но не стоит по-своему интерпретировать факты.

Нашего внимания заслуживают также и другие события, которым можно найти приемлемое с исторической точки зрения объяснение.

В частности, объяснения, безусловно, требует чрезвычайно странное поведение Иосифа Аримафейского и Никодима. Два члена Синедриона, два уважаемых иудея, откровенно нарушают грозные запреты, один из которых носит политический характер, а второй – религиозный. Они преступили политический запрет, потребовав у прокуратора выдать им тело бунтовщика, приговор которому вынесли этим же утром, и таким образом бросили вызов как Понтию Пилату, так и Синедриону, приговорившему Иисуса к смертной казни большинством голосов. Провокация усугублялась еще и тем, что Иосиф Аримафейский намеревался похоронить Иисуса в принадлежащем ему новом склепе. Эту вопиющую эксцентричность можно сравнить только с безумной просьбой члена Верховного суда Соединенных Штатов похоронить Сакко и Ванцетти в своем фамильном склепе!

Религиозный запрет был не менее серьезным. Догмы иудейской религии предписывали совершать обряды очищения накануне Пасхи до захода солнца и считали кощунством прикосновение к трупу или к женщине во время очищения. А Иосиф Аримафейский и Никодим вдруг решили стать добровольными могильщиками! Более того, обычай требовал, чтобы до захода все иудеи находились в черте Большого Иерусалима. Но члены Синедриона были озабочены другим: они отправились на Голгофу, чтобы похоронить врага общества!

Такое поведение может оправдать лишь романтический мечтатель. Или скептик. Но на самом же деле причины столь дерзкого нарушения запрета кроются в другом. Иосиф Аримафейский и Никодим прекрасно знали, что Иисус не умер. Этим и объясняется, почему с такой легкостью они пренебрегли обычаями.

Если мы восстановим хронологический порядок их действий после предполагаемой смерти Иисуса, мы получим следующую картину.

18 часов. Стражник, находившийся на Голгофе, предполагает, что Иисус умер. Иосиф Аримафейский и Никодим спешно направляются к Пилату. Заметим, что в тот день солнце село в 17 часов 47 минут и что оба иудея уже должны были находиться в черте Большого Иерусалима.

18 часов 10 минут. Иосиф Аримафейский и Никодим приходят во дворец Асмонеев и просят у Пилата аудиенции.

18 часов 15 минут. Прокуратор принимает членов Синедриона 18 часов 20 минут. С Голгофы возвращается центурион и подтверждает смерть Иисуса. Пилат разрешает своим посетителям забрать тело покойного.

18 часов 50 минут. Иосиф Аримафейский и Никодим идут в город, чтобы купить саван и ароматические вещества, а затем возвращаются на Голгофу. Разумеется, в сопровождении слуг.

19 часов. Они восходят на гору и приступают к снятию распятого Иисуса с креста. Им необходимо вытащить гвозди, а для этого им требуются клещи, лестница и помощь трех мужчин.

19 часов 20 минут. Иисуса кладут на землю. Но омывают ли его? Иоанн ничего об этом не говорит. Они перекладывают Иисуса на саван и осыпают ароматическими веществами.

19 часов 40 минут. Мужчины несут тело Иисуса в новый склеп Иосифа Аримафейского.

20 часов 10 минут – 20 часов 30 минут. Тело кладут в гробницу и закрывают вход в склеп. Иосиф Аримафейский и Никодим возвращаются в Иерусалим.

Тем вечером наши спасатели едва успели перекусить, поскольку у них было очень мало времени. Но помимо этой странности первой величины имеют место еще по крайней мере две, также весьма существенные. Во-первых, иудейский закон запрещал, чтобы тело оставалось на Голгофе на кресте накануне Пасхи после захода солнца. Поскольку было невозможно снять с крестов еще живых распятых, разбойникам и Иисусу должны были перебить берцовые кости. Однако Иисусу кости не перебили, как об этом явно говорит Иоанн. Почему? Теоретически – потому что он был уже мертв. Но, по моему мнению, потому что существовал заговор. Стражников, остававшихся на Голгофе, подкупить было нетрудно. Подкупили ли их Иосиф Аримафейский и Никодим? Но заговор был, без сомнения, более масштабным. Ничто не мешает нам предполагать, что в заговоре были замешаны Прокула, жена Пилата, равно как и Мария Клеопа, принадлежавшая к дому Ирода, и – почему бы и нет? – сам прокуратор, который, как известно, относился к Иисусу вполне лояльно.

Матфей повествует, что, когда гробницу нашли пустой, именно священники заплатили стражникам, чтобы те ничего не говорили об ослепившем их ярком свете, когда ангел отвалил камень от входа в склеп, а утверждали, что «ученики Его, придя ночью, украли Его, когда мы спали». Наивная хитрость, которую с трудом можно приписать священникам, ведь если стражники спали, как тогда они узнали, что ученики украли тело? И если стражников случайно разбудили эти расхитители гробниц, почему они не схватили их? Эта антиистория тем более сомнительна, что в одном месте (XVIII; 3–4) Матфей говорит о нескольких стражниках, а в другом (XVII) – только об одном.

Два умозаключения завершают этот обзор исторических данных, на которые я опирался для подтверждения своей теории о существовании заговора в пользу Иисуса. Первое касается очевидных, странных, а порой и коварных усилий, предпринимавшихся для спасения Иисуса. Несмотря на то что христиане Эфиопии создали страстный религиозный культ прокуратора и его супруги, Пилат не предстает перед нами глубоко религиозной личностью. Иосиф Флавий и Филон Александрийский описывают Пилата как грубияна и убийцу, «по природе непреклонного, упрямого и беспощадного», по словам Филона. Конечно, Иосиф Флавий и Филон Александрийский были истинными иудеями и не питали нежных чувств к римским чиновникам. Однако мы с полным правом можем отвергнуть гипотезу, согласно которой в присутствии Иисуса на Понтия Пилата внезапно снизошла милость Божья и это вызвало у прокуратора такое восхищение, что он попытался спасти Иисуса от распятия.