Человек воды
Шрифт:
Затем показали запись с американской спортсменкой, выигравшей слалом. Это была девятнадцатилетняя блондинка, большая и сильная. Она прошла через верхние ворота гладко, хотя не очень быстро. Когда она миновала среднюю контрольную отметку, ее время было немного хуже, чем у других, и она это понимала; она пронеслась через нижние ворота, словно исполнявший боковое скольжение автобус, — опираясь сначала на одну лыжу, потом на другую, опустив плечи и срезая углы так близко к флажкам, что ни один из них не остался незадетым. У последних ворот она исполнила балетный номер на твердом, как лед, снегу: потеряв равновесие, она срезала угол на одной лыже, словно на расправленном крыле. Затем она выпрямилась, опустила вторую ногу на снег мягким, как поцелуй, движением, откинула свой большой зад на пятки и присела, устремляясь к финишной
Потом показали интервью с ней. У нее было гладкое, красивое лицо с широким ртом и такими же широкими скулами. Никакой косметики, только белая гигиеническая помада на губах; она то и дело облизывала их, смеялась, преодолевая тяжелое дыхание, и уверенно смотрела в камеру. Все ее крупное тело словно второй кожей обтягивал комбинезон; длинная золотистого цвета застежка-«мол-ния» шла от подбородка до самой промежности; она спустила ее глубоко вниз, демонстрируя свои большие, округлые груди, прикрытые мягким велюровым свитером: Она совершила круг почета вместе с занявшей второе место француженкой Дубо — маленькой, стремительной, похожей на крысу жентиной с моргающими глазками, и выигравшей третье место австриячкой Талхаммер, темноволосой хмурой особой, бесформенной и неуклюжей, чьи хромосомы, в этом я мог бы поклясться, были наполовину мужскими. Американочка оказалась на целую голову выше всех остальных и на пару дюймов выше бравшего у нее интервью журналиста, которого ее груди потрясли не меньше, чем ее спортивные достижения.
Говорил он по-английски ужасно.
— У фас наполофину немецкое имя, — спросил он ее. — Почему?
— Мой дедушка был австрийцем, — ответила девушка, и местные завсегдатаи в Гастхауз-Тауерн-хофе слегка воодушевились.
— Тогда ви гофорите по-немецки? — с надеждой спросил журналист.
— Только со своим отцом, — ответила девушка.
— А может, и со мной? — кокетливо спросил он.
— Nein, — отрезала девушка, и на ее лице мелькнуло легкое раздражение; видимо, она думала: «Почему бы тебе не спросить о моих лыжах, нахал?» Пухленькая соратница по команде высунулась из-за ее плеча и протянула ей развернутую пластинку жевательной резинки. Чемпионка сунула резинку в рог и начала мягко жевать.
— Почему фее американцы шуют резинки? — не отставал противный тип.
— Не «фее американцы шуют резинки», — передразнила его девушка.
Меррилл и я радостно загудели. Нахал сообразил, что ему так просто не сладить с ней, поэтому стал еще нахальнее.
— Как жалко, — сказал он, — что это последнее сорефнование в этом сезоне, хотя, конечно, это большая честь быть перфой американской спортсменкой, вииграфшей первенство.
— Мы «вииграем» еще не раз, — сердито жуя резинку, ответила ему девушка.
— Фозможно, в следующем году, — сказал он. — Ви бутете кататься в следующем году?
— Посмотрим, — ответила девушка. Затем видеозапись запрыгала и оборвалась, что вызвало у меня и Меррилла громкое негодование. Когда изображение снова стало четким, журналист пытался поспеть за девушкой, которая легко несла на плечах свои лыжи. Камера в руках оператора то и дело скакала, звукозапись трещала вместе со снегом.
— Как ви думаете, — спросил он ее, — ви победили потому, што Хэйди Шарцль упала?
Девушка так стремительно обернулась к нему, что едва не снесла нахалу башку своими лыжами. Она не сказала ни слова, и он, немного заикаясь, спросил:
— …или потому, што Маргарет Делакру пропустила форота?
— Я выиграла бы по-любому, — ответила девушка. — Просто я сегодня в лучшей форме, чем они обе. — И она зашагала прочь.
Ему пришлось подныривать под ее длинные лыжи и бежать трусцой, чтобы поспеть, его ноги запутались в проводе микрофона.
— Zu Biggi Kunft, — пробормотал журналист, спотыкаясь. — Die American aus Fermont, USA [14] , — сообщил он. Он догнал ее, на этот раз не забыв пригнуть голову под ее длинными лыжами, когда она развернулась к нему.
14
Это Бигги Кунфт, американка из Вермонта, США
— При
сегодняшних погодных услофиях, — начал он, — при таком жестком, бистром снеге, как ви думаете, фаш фес помог фам? — Он самодовольно ждал ее ответа.— А при чем тут мой вес? — удивилась она; девушка была сбита с толку.
— Он фам помогает?
— Он мне не мешает, — ответила она, словно защищаясь, а я и Меррилл страшно разозлились.
— У тебя потрясающий вес! — заорал Меррилл.
— Каждый его фунт! — добавил я.
— Почему фас зофут Бигги? — не отставал от нее нахал с микрофоном.
Она растерялась, это было заметно, но потом повернулась прямо к нему, выставив вперед грудь и широко улыбаясь. Она глянула на него с высоты своего роста; нам показалось, будто она собирается опрокинуть его своими титьками.
— А ви как думаете? — передразнила она его. Этот ублюдок отвел от нее взгляд в сторону и придвинулся к камере, лучезарно улыбаясь в объектив и переходя на свой быстрый немецкий.
— Mit mir hier ist die junge Americanerin, zu Biggi Kunft… [15] — провозгласил он, и в это мгновение она неожиданным движением лыж заехала ему по башке. Он пропал из рамки, а камера попыталась догнать ее, то находя, то теряя в толпе, пока, наконец, девушка не исчезла окончательно. Но ее голос за кадром еще звучал, обиженный и сердитый.
15
Со мной молодая американка, Бигги Кунфт… (нем.)
— Оставьте меня в покое, черт бы вас побрал! — Потом она добавила: — Пожалуйста…
Диктор не дал себе труда перевести это.
Затем я и Меррилл Овертарф принялись на два голоса расхваливать добродетели этой лыжницы, Сью Бигги Кунфт, предварительно отбив исключительно националистические нападки нескольких австрийских выпивох из Тауернхофа.
— Редкая девушка, Меррилл!
— Подстилка для спортсменов, Боггли.
— Нет, Меррилл. Совершенно ясно, что она девственница.
— Или мужик.
— О, ни за что, Меррилл. Ее железы не могут ввести в заблуждение.
— Тогда я выпью за это, — заявил Меррилл, страдавший из-за ограничений, наложенных его диабетической диетой; не будучи слишком дисциплинированным, он зачастую заменял еду пивом.
— Я сегодня ужинал, Боггли?
— Нет, — сказал я ему. — Ты остался без ужина, поскольку впал в транс.
— Отлично, — обрадовался он и заказал еще одну порцию сливовицы.
После окончания телевизионного репортажа с лыжных гонок посетители Тауернхофа вернулись к своей обычной крестьянской свирепости. Играла очередная венгерская группа из Эйзенштадта: аккордеон, агонизирующая цитра и скрипка — для большей душещипательности.
С полной свободой, предоставленной нам возможностью беседовать на английском в этой битком набитой германоязычными посетителями таверне, мы с Мерриллом обсуждали международный спорт, Иеронима Босха, функции американского посольства в Вене, нейтралитет Австрии, необыкновенный успех Тито, шокирующий взлет буржуазии, скуку телерепортажей о гольфе, причину дурного запаха изо рта герра Халлинга, потом поспорили, все ли официантки носят лифчики, и бритые ли у них подмышки или нет, и кто осмелится спросить об этом; хорошо ли мешать сливовицу с пивом; поговорили о стоимости симпиритовских радиальных шин в Бостоне, бурбона в Европе вообще и гашиша в Вене в частности; о возможных причинах появления шрама на лице сидящего у двери мужчины; посетовали, что за дрянь эта цитра; далее выясняли, кто более творческая нация — чехи или венгры; согласились, что этот замшелый нижний древнескандинавский — полное дерьмо; сошлись на неадекватности двухпартийной системы в США; осудили новые религиозные домыслы; отметили незначительность различий между фашизмом клерикалов и нацизмом; погоревали о неизлечимости рака, об абсолютной глупости мужчин и о том, какая это боль в заднице — диабет. А также обменялись мнениями о том, как лучше всего знакомиться с девушками. Один из провозглашенных Мерриллом способов был «сиська-луп» [16] .
16
Loop — петля (англ.).