Человек, закрывающий глаза

– Отпустите их. Они же маленькие.

Один немец берет стул, садится рядом с ней и говорит на ломанном русском.

– Милые волчата вырастают и превращаются в волков. Мы убьем их, как и всех. Медленно и мучительно. И будем получать от этого удовольствие. Хочешь избавить их от мучения? – он достает пистолет из кобуры, взводит курок и протягивает ей- Убей их сама. Быстро и безболезненно. Мы их жалеть не будем.

Женщина, трясущимися руками берет пистолет и наводит его на детей. Её глаза полны ужаса и боли. Малыши замолчали и смотрят на мать. Это немое прощание между ними, криком звучит в моей душе. Немцы смотрят на неё и на детей. Ждут, сволочи, когда мать совершит самый страшный грех. Но женщина вырывается, направляет пистолет в сторону немца и нажимает на курок. Выстрел не раздаётся. В пистолете нет патронов. Солдаты начинают мерзко смеяться. Немец со всей силы бьёт женщину по лицу.

– Vollidioten! *(идиотка)

Дети громко плачут. Их вытаскивают из угла…

Я закрываю глаза, не в силах больше на это смотреть. Открываю и вижу эту женщину стоящую на табуретке с петлёй на шее. Её детей и мужа больше нет. Дом пуст. Она пуста. В ней не осталось даже слез. Она все видела. Как ей с этим жить. КАК? И надо ли? Делает шаг вперёд…

В комнате раздаётся скрип двери. Я вижу как заходит старушка в платке и ватнике.

– Да, боже мой, Настюша. Да что же ты делаешь, глупая ты моя?

Старая женщина бежит к ней и обнимает за ноги, приподнимает и ставит обратно на табурет. Попыталась снять петлю с шеи Насти, но та не дала ей это сделать.

– Не трогайте меня. Не хочу! Не хочу жить. Уйдите. Не хочу.

Хрупкая старушка буквально держала на руках уже худое тело Насти.

– Не позволю! Не пущу! Не одам тебя никому. Моих тоже всех на фронте убило. Держусь с трудом, но держусь. И ты будь сильной. Не гневи Бога. Он все видит. Он за все воздаст. Война закончится. Ты молодая. Жить заново начнёшь. И все у тебя будет. Не уходи, дочка. Не бросай меня.- Женщина обняла Настю ещё крепче. – Не бросай меня.

По Настиной щеке потекли слезы.

– Вот и хорошо. Плачь, моя родная, через слёзки вся боль выйдет.

Старушка быстро начала снимать петлю с шеи Насти. Помогла ей спуститься, обняла за плечи и повела к двери.

– Ко мне жить пойдёшь. Нечего тебе здесь делать.

Дальше Настина жизнь пронеслась как на ускоренной перемотке. Она помогала старым людям, а после войны ушла работать в детский дом. Со временем её боль утихла, но ни куда не делась. Она чувствовала страдания других, помогала чем могла и не давала сникать людям с серьёзными проблемами. Она лечила человеческие души словом и делом. Её любили все. А сама она так и не завела своей семьи. И вот она уже старушка, лежит на больничной койке. И рядом с ней стоит… Серафим! И он меня не видит. Он садится рядом с ней, прикасается к её старым морщинистым рукам. Настя открывает глаза.

– Господи, если ты есть, не дай мне больше этого пережить. Или дай мне силы все изменить.

Серафим улыбнулся ей. Погладил по щеке. И Настино лицо расслабились.

– Не переживай. Я передам кому надо. Все будет хорошо. Закрывай глаза.

Прежде, в те эпохи он не приходил ко мне. Я сама насильственно завершала свою жизнь. Не выполняла свою миссию, а ведь она у меня была. Нужно было пройти через боль, через потери и жить, помогая другим. Из жизни в жизнь я не доходила до конца. Серафим не закрывал мне глаза. Судьба повторялась снова и снова, но я постоянно делала одну и ту же ошибку. И несла за это наказание в следующем своем воплощении. И лишь однажды я сделала все, как надо, в прошлой жизни... А что же происходит сейчас? Опять повтор? Нет. Настя нашла в себе силы дойти до конца, и подарила мне возможность все исправить. Может быть смерти и нет для того, кто "уходит", как говорит Серафим, но она есть для того, кто остается. Очнись, Иванка. Судьба дала тебе шанс спасти семью. Быстро очнись!

Глава 10.

Я захотела поднять голову, но она была тяжелее, чем обычно. Дети! Где они? Я попыталась подняться. Не получилось. С трудом повернулась и поползла в сторону стола. Это не далеко, всего пару метров. Пространство вокруг меня напоминало свалку строительного мусора. Рядом стоял Серафим. Серьёзный, как в тот день, когда мы спасали ребят попавших в аварию. Что он хочет? О, нет. Только не это. Я же видела искры жизни у моих детей и родителей. Неужели он здесь для того, чтобы "закрыть им глаза"?

– У тебя мало времени. Был взрыв газа. Дом частично разрушен. Постарайся двигаться быстрее.

– Они живы?

– Да, они все ещё живы.

Надежда на спасение моей семьи дала мне силы. Я поднялась на колени и поползла вперёд. Сервфим стоял среди развалин так, как будто они ему и не мешали.

– Сначала сюда. Тут твой сын. До лица ты не достанешь, возьми его за руку,. Вот эта стена держится на балке. Не двигай ничего, иначе, даже оставшись в живых, они останутся инвалидами. Просто возьми сына за руку.

Я почувствовала теплую ладошку Егорки и заплакала.

– Закрой глаза, малыш. – услышала я приговор от Серафима. Ну уж нет.

– Открой глаза, сынок. Рано тебе ещё уходить, родной мой.

Смотрю на Серафима, жду результат.

– Получилось. Все хорошо. Теперь к матери, она тут. Не трогай балку.

– А дочь? Где она.

– Дочери отведено чуть больше времени. Сначала спаси свою маму.

Я пробиралась сквозь поломанную мебель, остатки еды и то, что раньше называлось стенами дома. Там где была мама, было темно. _к_н_и_г_о_ч_е_й._н_е_т_ И сама она лежала среди пыли и обломков кирпичей. Наугад я просунула руку и наткнулась на мамин локоть. Мама была в сознании и сама протянула мне ладонь.

– Держись, мамочка. Всё будет хорошо.

Я услышала тяжёлый вдох мамы. Ей сложно дышать.

– Закрой глаза.

Дыхание остановилось. Моя очередь творить чудеса.

– Открой глаза, мамуль. Открой глаза. – умоляла я ее, крепко держала за руку. Мне не было видно, но я услышала вновь мамино дыхание. Получилось.

Меня тянуло к дочери. Я очень хотела прикоснуться к ней. Но Серафим направил меня к отцу.

– Следующий твой папа. Он за твоей матерью. Попробуй как-то добраться с другой стороны.

Было темно. И дымно. Я не знала точно куда двигаться. Серафим вёл меня своим голосом. Я слышала его и делала все, что он говорит.

– Иванка, поторопись. У твоего отца не осталось времени.

– Я прошу, пожалуйста, не закрывай ему глаза, пока я не доберусь до него. – я делала все, что в моих силах.

– Осторожно, Иванка. Это старая мебель, она крепкая. Под ней твой отец. Двигать нельзя, иначе его раздавит. Проберись дальше.

Я передвигалась, как змея среди камней. И вот я нащупала что-то тёплое и мягкое. И мокрое. Это кровь. И это Арина. Моё сердце разрывалось на части. Но я не могла не верить Серафиму. Ей отведено больше времени. Я старалась не уходить в истерику. Доченька, держись.

– Иванка, времени больше нет. Закрывай глаза. – это было сказано моему отцу.

– Нет. Серафим, не надо!
– говорила я пытаясь нащупать тело папы.

Я помнила урок, который преподал мне Серафим с той наркоманкой. Нельзя ни чего исправить, если прошло много времени. С отчаянием дернулась вперед и почувствовала то, что не было ни куском стены, ни деревом, ни железом. Это была подошва туфель. Нет. Это подошва папиных домашних тапочек. Я стянула тапок и ухватилась за пятку.

– Открой глаза, папа. Открой глаза, слышишь. Открой. Открой. Открой!