Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 1

– А что она любит? – спросила первая скрипка, забыв о похмелье.

– Эта ядовитая змея останавливается в маленьких грязных номерах. Она бы ела мужчин и на завтрак, если бы не сидела постоянно на диете, – Боб затрясся от смеха.

– Вот те на, – произнес уволенный гобоист, воспрянув духом. – А Гермиона знает?

– Господи, конечно же, нет! Зачем ее огорчать? Сесилия вечером будет предположительно в «Багли-холле» на заключительном концерте. Борис Левицки – мастер развлекать, так что положение вещей можно немного улучшить. Я думаю, туда закатятся и Раннальдини, и Гермиона. Причем все прилетят на разных вертолетах.

– Этот малый просто святой, – сказала первая скрипка, когда Боб направился успокаивать Гермиону.

16

«Багли-холл» был респектабельным пансионом, расположенным среди холмов на границе Ратминстера и Глочестершира. Родители, в основном деятели искусств и представители средств массовой информации, выбирали эту школу, считая музыку прекрасным занятием, а отдаленную сельскую местность – идеальной для проживания своих чад. Первое оказалось верно только отчасти после того, как музыкальным воспитателем стал Борис Левицки. Обнаружив угрозу спокойствию жены со стороны Лизандера, встретившегося ей в аптеке, Борис быстренько покинул лондонский «Мет», где был помощником дирижера, и укрылся в сельской местности, чтобы спасти брак.

Борис ненавидел свою должность помощника дирижера, ведь она означала полное бесславие. В его обязанности входило только проведение репетиций и восстановление в памяти музыкантов партитур, а фрак хранился в глубине шкафа, напрасно дожидаясь момента, который, увы, никогда не наступал.

Это, а также безнадежные попытки услышать собственные произведения звучащими или увидеть опубликованными, привели его к роману с меццо-сопрано Хлоей.

Завидуя природному таланту композитора и дирижера Бориса и не терпя духа соперничества у себя в оркестре, Раннальдини способствовал получению им работы в «Багли-холле» еще и потому, что сознавал: его дочь Наташа и сын Вольфи, обучающийся последний год, совершенно не имеют музыкальных способностей, и он надеялся только на учителя, у которого можно что-то перенять.

Вскоре Борис обнаружил, что быть учителем еще хуже, чем помощником дирижера. Наставничество так утомляло, что не оставалось сил на творчество. Ему был тридцать один год, и он остро чувствовал, как уходит время, особенно, когда после падения Берлинской стены Европа наводнилась русскими музыкантами. Его новаторство убывало, и он уже не надеялся достичь признания.

Сегодня концертный зал был заполнен до отказа. Из-за толстых зеленых бархатных занавесей Борис видел Китти, славную, но подавленную отношением падчерицы. Чувственная шестнадцатилетняя девочка, чуть ли не до кровосмешения влюбленная в отца, унаследовала от родителей артистический темперамент, но не талант. У нее был сильный, но неприятный голос. Уверенная в себе, что в общем неплохо, она была нетерпима к критике.

Любимым учеником Бориса был Маркус Кемпбелл-Блэк, умевший играть на фортепиано в семнадцать лет с таким вдохновением, что учить его практически было нечему. Из-за занавеса Борис видел и отца Маркуса, легендарного красавца Руперта. Завлеченный сюда только настоятельными просьбами своей жены Тагги, Руперт рассчитывал уйти пораньше. Ему не хотелось объясняться с бывшей женой Элен, сидящей позади.

Руперт не мог простить ей того, что она не оставила Маркуса в старой школе в Хэрроу. Понимая, что игрой на фортепиано много денег не заработаешь, он долгое время не мог оправиться от шока, когда четыре года назад сын робко объявил о своем желании стать концертным пианистом.

Но сегодня Руперта беспокоили последствия экономического спада. «Венчурер», местная телекомпания, директором которой он являлся, объявила о своем кризисе. Торговля чистокровными лошадьми тоже пришла в упадок. И наконец, он провел целую ночь около больной кобылы, у которой был шанс победить на 4 Гинеях» и эпсомских скачках для трехлеток, и теперь ему хотелось к ней вернуться.

Его одного не втянули в суматоху, вызванную звонком Раннальдини Наташе, сообщавшего, что он обязательно посетит концерт. Родители и педагоги заволновались – ведь их чадам неожиданно представлялся случай выступить перед маэстро. Сами ученики были больше возбуждены присутствием Джорджии Магуайр и Гая Сеймура, ставших легендарными после выпуска «Рок-Стар». Наташа Раннальдини, считавшая себя жертвой развода матери и отца, любила «Рок-Стар» как самую прекрасную песню и причину меньшей популярности в «Багли-холле», чем у Флоры Сеймур, видела в отсутствии таких счастливых родителей, как Гай и Джорджия. С удивлением узнав, что они прибыли вместе с игнорируемой ею мачехой, она теперь старалась заставить себя заговорить с Китти ради знакомства со знаменитой четой.

– Стыдно за вашего отца, не приехавшего послушать пение, – сказал Гай.

– Он будет, – из-под тяжелых век Наташа бросила злобный взгляд на Китти. – Только что звонил и сообщил, что в пути.

На какую-то секунду Гаю показалось, что Китти сейчас рухнет в обморок, может, вспомнив, что не включила отопление или не постелила чистые простыни в спальне Раннальдини или в своей на случай, если он соизволит провести с ней ночь. Да и для ужина ничего не было приготовлено, а сторожевые собаки находились в долине с псарями. Раннальдини же нравилось, когда его встречала свора.

– Мне нужно домой, – пробормотала она побелевшими губами. – Я возьму такси.

– Не нужно, – Гай твердо взял ее за руку. – Раннальдини сам виноват, что прибыл днем раньше. Мы пригласим его в «Небесный сонм».

Джорджия, все еще переживавшая, что Раннальдини не оценил «Рок-Стар», еще больше разозлилась на Гая из-за своих грязных волос. Макияж она делала в машине и теперь боялась, что из-за духоты ее бледная кожа начнет краснеть и покрываться прыщами. И еще уязвляло отсутствие Флоры, с которой они не виделись со времени американского турне, в то время как остальные дети толпились вокруг, прося автограф.

Несмотря на то что Флора провела в пансионе всего один семестр, она уже успела зарекомендовать себя как замкнутый ребенок, не поддающийся воспитанию. Сокрушительный отпор получил у нее Вольфи Раннальдини, да и Маркус Кемпбелл-Блэк, хотя последний был слишком робок, чтобы активно себя проявлять. Как и большинство девочек в пансионе, Флора сильно увлеклась Борисом Левицки, обладающим раскосыми темно-серыми глазами и высокими скулами на бледном лице. В длинном голубом пиджаке и с густыми черными волосами, стянутыми сзади в хвост, он был как капля воды похож на мистера Кристиана из «Мятежа на «Ба-унти».

Концерт начинался в пять. Но уже было полшестого, а Раннальдини не появлялся. Оркестр все настраивался. Родители поглядывали на часы. Многим из них было далеко до дома, и, начав покидать зал в середине концерта, они провалят его. О том, что Раннальдини того и хотел, мрачно думал Борис. Рассчитывая произвести впечатление на своего бывшего патрона, он теперь находился в невероятном напряжении, устав от ночных выступлений на скрипке, которые давал, чтобы свести концы с концами, в ночном клубе в Сохо.

Некоторым развлечением для зала было явление великой дивы Гермионы Гарфилд, только что прибывшей с Бобом. Она уселась между Китти и Гаем на место, предназначенное Раннальдини. Было уже без двадцати пяти шесть. Мисс Боттомли, софическая директриса, разъярившись, собиралась объявить, что больше концерт нельзя задерживать, и в это время во дворе приземлился вертолет маэстро. Китти наблюдала за ним, когда он по-кошачьи спрыгнул, загорелый и очаровательный, с развевающимися на ветру седыми волосами, и сердце ее защемило, как это всегда бывало. Джорджия, приготовившаяся после насмешек Гермионы ненавидеть, нашла его несравненно привлекательным. А он даже не скрывал отсутствие раскаяния за опоздание.