Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2
Шрифт:
– А теперь мы немного попрыгаем. Ну-ка, сучка, давай.
В этот момент Лизандер свалился с плеч Ферди, опрокинув метлу для уборки двора.
– Кто там? – крикнул Раннальдини.
Ферди и Лизандер одновременно прыгнули за поленницу дров. Хорошо еще, что «феррари» они припарковали за углом. Когда Раннальдини вышел, они затряслись от ужаса. К счастью, страсть позвала его обратно.
– Должно быть, какая-то лошадь, – проговорил он, одновременно поворачивая ключ в замке.
– Что там было? – прошипел Ферди. Лизандер, ярко-красный от потрясения, пытаясь сдержать смех, широко раскрывал от
– О, Ферд, ты ничего подобного в жизни не видел! Вот это нагота. Она была совершенно голая, только в туфлях. Ну и тело у нее. Фантастика! Ты бы точно понял, почему он не бросает ее. Она от возбуждения так повизгивала, ну прямо как Мегги, когда нападает на кроличий след. Дай-ка мне сигарету. И они уже шли к тому, чтобы завершить это дело грандиозным трахом. Господи, это было грубовато, но чертовски сексуально. Блеск! Я не видел ничего подобного.
– Подумаешь, да загляни в любой порножурнал.
– Дорогуша, да мне теперь просто никогда не избавиться от этой эрекции.
Он взял у Ферди сигарету, сделал длинную затяжку и выдохнул в ужасе:
– А ты не думаешь, что он и бедняжку Китти так дрессирует?
– Если бы дрессировал, она была бы гораздо стройнее.
«А ведь Джорджия выглядит лучше, ну просто красавица», – подумал Ферди, когда он и Лизандер вошли в кухню «Ангельского отдыха». И даже почувствовал откровенную зависть, когда, клюнув его в щеку, она схватила Лизандера в теплые объятия и, не скрываясь, поцеловала в губы. На ней были серая рваная рубашка Флоры и боксерские шорты Гая, разрисованные сражающимися крокодилами. Несмотря на полноватые лодыжки, она выглядела в два раза сексуальнее Мериголд, разгуливающей здесь в плиссированном белом теннисном платье с розовым бантом в волосах.
– Боюсь, что никогда не смогу отказаться от белой одежды, – извиняясь, сказала она.
Лизандер никому и по мячу не дал ударить, пока они не распили бутылку «Мюскадета», а он не живописал в деталях их путешествие.
Травяной корт располагался за домом. Мериголд была хорошим игроком. Занимаясь в юности в спортивном клубе, она немало тренировалась позже, а уж став неработающей женой, играла все лето. Ферди, несмотря на некоторую тяжеловатость, имел хороший глаз и неплохо действовал на задней линии. У Джорджии совершенно не был поставлен удар слева, к тому же она давно не играла, но ее напарником был Лизандер, на голову искуснее всех присутствующих, и потому они обыграли Мериголд и Ферди – 6:0, 6:1.
Затем они дурачились, представляя, что мяч – это Гермиона, и приговаривали:
– Ах ты, дурная девочка, вот тебе.
И визжали, и чуть не падали от смеха, к радости Мегги, носившейся за всеми мячами под одобрительное тявканье Джека.
Джорджия казалась такой счастливой, что, когда они возвращались домой, Ферди, понизив голос, спросил Лизандера:
– Как ты думаешь, она не догадывается о том, что Гай увивается вокруг Рэчел?
– Уверен, что нет. Да и зачем огорчать ее?
– Господи, эта жара – просто блаженство, пусть длится подольше, – Джорджия опрокинула банку с водой на запыхавшегося Динсдейла.
– Хорошо, что Рэчел не слышит тебя, – с беспокойством произнесла Мериголд, – и хорошо, что она не видит, как ты расходуешь воду. Она меня в пух и прах разругала за прожекторы Ларри и за наши
люстры в гостиной.Это был чудесный вечер. Ночные левкои и табаки примешивали свои ароматы к запаху уже погружающихся в осень тополей. Бледный красно-вишнево-голубой воздушный шар, запущенный из дома в розовый закат, пролетал сейчас на фоне звезды Арктур, поднимающейся над лесом.
– Раннальдини ужасно разозлится, если Лизандер сыграет так здорово, – сказала Мериголд. – Ведь он всегда считался лучшим игроком в округе.
– Да мы с тобой можем обыграть его, – мягко возразила Джорджия.
– Уж не собираешься ли ты играть с Гаем?
– Нет. Он очень злится, когда я делаю двойную ошибку на подаче.
У Лизандера из головы никак не выходила сцена на конюшнях Раннальдини. Это были действия окончательно развращенного человека.
– Почему Китти не уйдет от него? Джорджия, потемнев лицом, пожала плечами:
– Почему один не уходит от другого? Из-за ментального паралича или из веры в преданность? Китти страшно религиозна. Она чтит этого ублюдка, а он пользуется этим. И потом, куда она пойдет? На ней ведь еще и матушка.
– Да Раннальдини не даст ей уйти. Ведь она ему очень полезна, – добавила Мериголд.
Покрикивали совы, ворковали голуби. Где-то в долине с шумом добывали глину. Джорджия наполнила стаканы, из ведерка со льдом достала следующую бутылку.
– У меня есть идея, – сказала она покровительственно. – У Китти в этом месяце день рождения. Вы знаете, что она по знаку – Дева? Почему бы нам не собраться вместе и в качестве подарка не преподнести ей Лизандера?
Она повернулась к нему. Ее темно-зеленые глаза стали совсем коричневыми, и в них горел насмешливый огонек.
– Ты же все время говоришь о том, что нет достойного соперника. Ну так забудь о Ратминстере и займись Китти.
– Не смеши, – возразил ей Лизандер в редком для него припадке плохого настроения. – Это же будет фарс. Да и не существует такого способа, которым бы я заставил Раннальдини вернуться к Китти. Она же никогда у него не была на первом месте. Я сделал бы это для Мериголд, для тебя, для Гермионы, хоть она и не нуждается в моей помощи, для Рэчел без всяких проблем. Но, ради Христа, только не для Китти, бедной маленькой Китти.
Огромная бледная луна, еще плохо различимая в сумерках над лесами Ларри, напомнила ему печальное, круглое, бесформенное лицо Китти.
– А что, – насторожился Ферди, почуяв запах наживы.
Поскольку Лизандер не хотел покидать Парадайз и Джорджию, то предлагаемый вариант был не худшим средством поправить финансовые дела.
Погладив Мегги, которая вздрагивала от ударов, доносившихся из долины, Лизандер прижал ее к своей груди.
– Тебе бы только хапнуть свои десять процентов, – сказал он сердито. – Ну так, может, ты и заставишь Раннальдини вернуться? А мне это ни к чему.
Компания вновь принялась пить и болтать. И только Лизандер сидел молча, наблюдая за восходом луны, меняющей цвет из почти белого в бледно-оранжевый, потом в золотой, как подсолнухи у мисс Крикдейл, а затем в ослепительно-перламутровый, заливая всю долину светом, в то время как небеса темнели от дымно-голубого до сапфирового. А из Жасминового коттеджа неслись грозовые аккорды рахманиновского Третьего, наиболее сложного концерта для фортепиано.
– Рэчел играет необыкновенно хорошо, – заметила Мериголд. – Ларри говорит, что она станет большой звездой.