Чем черт не шутит

Через несколько дней записались еще несколько девушек. Они ходили в солярий и сидели за барной стойкой, строя глазки нашему бармену Руслану. Руслан был красивый парень. Фигура атлета, шапка темный кудрявых волос, а усы и серые глаза – делали его просто неотразимым. Но не только внешность привлекала внимание, он виртуозно работал, это было представление. Он жонглировал стаканами, бутылками и шекером, у него в руках все летало.

– Он перебьет нам всю посуду, – жаловался Наум Григорьевич.

Но посуда осталась цела. Свое умение жонглировать Руслан объяснил очень просто. Он окончил цирковое училище. Места у барной стойки никогда не пустовали, зрительницы были в восторге.

Потихоньку жизнь в клубе как-то налаживалась. Приближались праздники – Новый Год! Москва была похожа на огромный сумасшедший дом, причем без медперсонала. Сумасшедшими были покупатели, которые с вытаращенными глазами носились по магазинам. Продавцы с безумным блеском в глазах метались за прилавками. Сумасшедшими выглядели автомобилисты, которые заполонили все улицы переулки и дворы. Мы тоже немного сошли с ума. Надо было все подготовить в клубе к празднику, и надо было купить подарки близким и родным. Саша предложил нам всем поехать на праздники в Прагу. И мы, подумав, что за три дня в клубе ничего не случится, решили поехать. Три дня прошли, как в угаре, я практически ничего не помню. Мы жили в замке, недалеко от Праги. Нам показали все достопримечательности этого сказочного по красоте города. Впечатление портили закрытые магазины, нам с девчонками совершенно нечего было делать. Зато наши мужчины во всю наслаждались чешским пивом и другими напитками. Поэтому Новый Год прошел довольно скучно. А вот дома произошли перемены, и пока не знаю, к чему они приведут.

«Наконец» приехали Ольга Андреевна и Вера. Ольга Андреевна совсем не изменилась, а Вера еще больше похорошела. Это факт меня как-то не обрадовал.

По случаю их приезда я попросила Зою Тимофеевну приготовить что-нибудь эдакое, объяснила, как это важно для меня. Она прониклась, и обед получился классный. Ольге Андреевне все понравилось, Вера больше помалкивала, но улыбалась вполне дружелюбно. Спасибо, что улыбается. Больше всего не люблю людей, которые молчат. Никогда не знаешь, что у них на уме. Пускай глупость ляпнут, ну, будешь знать, что дурак или наоборот что-нибудь умное ввернут, значит ролик какой-нибудь ученый, но когда молчат, меня это угнетает, я теряюсь и не знаю, что говорить, а если еще и не улыбаются, просто катастрофа.

Дня через два я намекнула, что в центре дышать нечем, в магазинах полно народу, про машины лучше не говорить, дорогу перейти невозможно. Ольга Андреевна на это возразила.

– Но здесь рядом бульвар, а шума совершенно не слышно. – «Так, – мрачно подумала я, значит, зеленая зона не пройдет, но не буду заранее портить себе настроение». Надо сказать, Ольга Андреевна была на редкость покладиста, доброжелательна и тактична, и самое главное, не говорила по-французски, только иногда вставляла словечки. И, еще меня порадовало, что она каждый раз обрывала Веру, когда та пыталась что-то сказать на этом языке.

Вскоре я заметила, что квартира наша засияла чистотой. Надежда Ивановна, была хорошая тетка, но убиралась она плохо, а сказать ей об этом было как-то неудобно. Иногда, после ее уборки, я сама брала тряпку и вытирала пыль, которую Надежда Ивановна принципиально не замечала. Поэтому, обнаружив необычайную чистоту в квартире, я спросила бабулю, – Ольга Андреевна, вы что, убирались?

– Вот еще, – засмеялась она. – Просто я сделала замечание Надежде Ивановне. – Увидев мое испуганное лицо, пояснила.

– Послушай, mon chere, ты же платишь деньги за работу. Когда работа выполнена, что ты говоришь?

– Спасибо большое!

– Это неправильно. То есть, спасибо говорить надо, но дать при этом оценку работе. Обязательно сказать хорошо, но при этом сделать замечание, что тебе не нравится.

– А вы, как сказали?

– Я сказала «Надежда Ивановна, вы хорошо убрались, но мне бы хотелось, чтобы под мебелью, что на ножках стоит, пол тоже был протерт. И еще, каждый раз не обязательно протирать мебель полиролью, достаточно одного раза в неделю». Кстати, она вообще не протирает пыль, не говоря уже о пользовании полиролью. На прощание я еще раз ее похвалила. Учти, хвалить надо чаще… Похвалой добьешься большего. А замечания не стесняйся делать, ты за это деньги платишь, – наставляла она меня.

Да, легко сказать. Странное дело, с тех пор наша домработница обожает Ольгу Андреевну. Мне она тоже стала симпатична. Между тем, Вера продолжала помалкивать, но именно из-за нее кончилась моя спокойная жизнь. Утром я не могла, как обычно валяться в кровати, пока Саша собирался на работу. Я должна была вскакивать, причесываться, умываться и бежать на кухню, потому что Вера, причесанная, одетая в красивый домашний халат и подкрашенная уже готовила ему завтрак. И как бы я не торопилась, она всегда меня опережала. При этом она, как бы невзначай меня подкалывала.

– Сашенька, придется тебе сегодня кофе пить с молоком, у вас ведь нет сливок, а я помню, ты любишь со сливками. Давай я тебе тосты поджарю. Правда, у вас нет твоего любимого абрикосового джема. Ничего, я сегодня куплю. – И все в том же духе.

Я как дура, сидела напротив Саши, а эта Вера-холера порхала по моей кухне в веселеньком халатике, сверкая безупречными коленками, и ухаживала за моим мужем, при этом невинно улыбалась мне. Я уже хотела плюнуть и пойти досыпать, но что-то эта картина мне напомнила. Стоп! Точно! Вот также и тетя Рая порхала вокруг моего папы. Ну, уж нет! Не дождешься! Буду хоть в шесть часов вставать. Нет, в шесть очень рано, можно и в семь.

Еще я обратила внимание, что Вера крутилась вокруг Саши только утром. Вечером при Ольге Андреевне этого не происходило. Ну вот, он уехал, и она тут же ушла к себе в комнату, а я как неприкаянная бродила по квартире. Звонок!

– Пора отдавать деньги, Птичка – сообщил придушенный голос.

– Петька, брось свои дурацкие шуточки.

– Я не шучу. Ты присвоила чужие деньги. Лучше отдай по-хорошему. Иначе тебе не поздоровится. Ни тебе, ни твоим сучкам-подружкам. Поняла? – послышались короткие гудки. Меня как будто холодной водой окатили, ноги сделались ватными, и противно похолодело в животе. Господи! Неужели всплыла та история? Отдай деньги! Миленькое дело! Как же я их отдам? Там и половины не осталось. Кто же это мог быть? Кто знал? Я с девчонками и наши мужья. Вадим и Андрей убиты. Игоря Моисеевича задержали, но он сразу попал в больницу и, кажется, умер. Нет, точно умер. В таком случае, кто? Выходит, еще кто-то знал. Кто же это?

Мы с девчонками закрылись в кабинете и ломали голову, что теперь делать.

– Сколько денег надо вернуть? – по-деловому спросила Лариска.

– Он не назвал сумму, просто сказал – «Верни деньги».

– Мало ли, какие деньги! Почему ты сразу решила, что про те деньги кто-то вспомнил. Там и в живых никого не осталось. Кто мог знать сумму? Дискету видели только мы, – рассуждала Наташка. – Странно. Знаешь что, если еще раз позвонит, постарайся уточнить сумму.

– А сейчас что делать?

– Ничего не делать. Подождем, – решительно ответила Наташка. – Пошли вниз, хватит здесь отсиживаться, работать надо, – и важно спустившись по лестнице, уселась за барную стойку, изображая большую начальницу, не забывая при этом строить глазки Руслану. Увидев Лариску, Наум Григорьевич, как всегда поцокал языком, восхищаясь ее «формами», и не делая паузы, завопил, – Лариса! И где была какая копейка, я все вложил в это дело. А вы что делаете? Вы без ножа меня режете! – «Так, подруги при деле. Пойду-ка я на кухню» – я тихо ретировалась, делая вид, что не замечаю Ларискиных красноречивых взглядов.