Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман

— Вот посмотрите, солдат Гончаренко. Мне стыдно за автобат, в котором он служит!

— Разрешите нам поговорить с Гончаренко.

Он оставил их наедине с шофером. Бобренок сам предложил солдату стул, тот не ожидал этого, отступил на шаг, но сразу повернулся боком и сел, настороженно глядя на офицеров. Стянул с головы пилотку, мял ее черными от масла пальцами — этот жест был таким домашним, что майор засмеялся и придвинул другой стул почти вплотную к шоферскому, уселся на него верхом, уткнув подбородок в спинку, и спросил:

— Вы посадили на развилке около Микулинцев двух офицеров?

Солдат попытался встать, но майор остановил его жестом.

— Да… — нерешительно ответил солдат.

— В какой части служите?

— Рядовой Гончаренко, шофер автобата.

— Они ждали на дороге?

— Как раз вышли из лесу. Старший лейтенант махнул рукой, и я затормозил. Разве нельзя?

— Можно, Гончаренко, нет здесь никакого криминала. Они оба сели в кузов?

— Я предложил старшому в кабину, но он не захотел.

— Где высадили их в городе?

— А в центре.

— И куда они пошли?

Гончаренко немного подумал и сказал твердо:

— Налево. К гостинице.

— Точно помните?

— Старший лейтенант говорил, что живут там.

— Сможете их опознать?

— Почему нет? Очень просто. Старшой — чернявый, а лейтенант, значит, обыкновенный.

— Не лысый?

— Кто ж его знает… В фуражках оба, черного — того видно, чернявых, значит, всегда видно…

Бобренок сделал шоферу знак, чтобы помолчал. Вопросительно посмотрел на Толкунова — тот кивнул, в такие минуты они понимали друг друга без слов. Майор приказал солдату:

— Подождите здесь, — и вслед за Толкуновым поспешно вышел из кабинета.

Комендант сидел возле пишущей машинки, перебирал бумаги. Взглянул на Бобренка и сразу, без просьбы отложил папку.

— У вас есть список военнослужащих, проживающих в городской гостинице? — спросил Бобренок.

— Конечно, все зарегистрированы у нас.

— Можно ознакомиться?

— Пожалуйста.

Выяснилось, что в гостинице жили только два лейтенанта и трое старших, главным образом здесь селили подполковников и полковников. Для старшего лейтенанта Сахарова и лейтенанта Колесниченко, которые были командированы штабом фронта, сделали исключение.

— Не могли бы вы устроить проверку документов в гостинице? — попросил Бобренок.

— Запросто.

— Нас интересуют Сахаров и Колесниченко.

— Как прикажете это понимать?

— Необходимо показать их шоферу. Только осторожно.

Комендант задумался.

— Сделаем так, — предложил, — мой помощник зайдет с нарядом в их комнату. Проверит документы и попросит выйти к администратору. Шофер и вы будете ожидать там.

— Нет, — категорически возразил Бобренок. — Если это люди, за которыми мы охотимся, они сразу поймут, что к чему, и окажут сопротивление.

Комендант пожал плечами и сказал:

— С вами пойдут солдаты с автоматами и мой помощник с пистолетом. Черта задержат!

Что поделаешь: даже комендант города не представляет себе, какими ловкими и опасными бывают вражеские агенты.

Бобренок решительно запротестовал:

— С патрулем пойду я. Выпишите мне соответствующие документы. А капитан Толкунов будет подстраховывать нас.

Через четверть часа комендантский патруль начал проверку документов у постояльцев гостиницы. Бобренок уже знал, что Сахаров с Колесниченко живут на втором этаже в семнадцатом номере, но стал проверять с первого, как и полагается патрулю.

Двери каждого номера во время проверки оставались открытыми, и возле них в коридоре стоял Толкунов, готовый, если потребуют обстоятельства, немедленно вмешаться.

В шестнадцатом номере жили полковник и майор, штабист и интендант, Бобренок знал их фамилии и то, что они живут давно, поселились за неделю до высадки агентов. Быстро проверив документы, он постучал в семнадцатый номер.

— Войдите, — отозвался басок.

Бобренок нажал на ручку двери и вошел в комнату — небольшую и узкую, почти всю ее площадь занимали три кровати, тумбочки возле них и маленький столик, за которым сидел в расстегнутом кителе человек с погонами майора медицинской службы. Что–то писал, весь столик был завален бумагами, майор недовольно оторвался от них, но, увидев офицера с красной повязкой на рукаве и вооруженных солдат, смягчился и, ничего не говоря, полез во внутренний карман за документами.

Майор медицинской службы Попов тоже не вызывал подозрений: прибыл из Киева две недели назад для помощи армейским медикам. И все же Бобренок проверил его документы придирчиво и затем спросил:

— А где ваши соседи?

Майор неопределенно пожал плечами:

— Они не в моем подчинении.

— Возможно, знаете?

— Дело молодое, — улыбнулся майор, — может, зашли к кому…

— Почему так думаете?

— А они не очень–то таятся.

— Конечно, — с иронией сказал Бобренок, — и возвращаются поздно и навеселе?

Майор отрицательно покачал головой:

— Мои ребята не такие. Спиртным не злоупотребляют.

— Чтобы с женщинами — и не выпить?

— Сам удивляюсь… Молодые люди, думал, денег нет, но у Володи полсумки тридцаток… Очевидно, сила воли, а это среди современной молодежи…

Майора явно заносило, как говорят, в сторону, наверное, любил поговорить, но Бобренку надо было обойти еще много комнат — откозырял и вышел. Пошептался с Толкуновым, и капитан, закрывшись газетой, уселся в холле.

Сообщение майора–медика заинтересовало Бобренка: непьющие денежные молодые офицеры, поздно приходят по вечерам, а днем вышли из лесу, где работала вражеская рация!

Майор ходил из комнаты в комнату. Двух других старших лейтенантов и лейтенанта, проживающих в гостинице, он незаметно показал шоферу — администратор вызвал их для уточнения каких–то формальностей, — однако Гончаренко не признал в них своих пассажиров.

Оставалось ждать возвращения Сахарова и Колесниченко. Шофера посадили в угол нижнего холла. Бобренок устроился у лестницы, что вела на второй этаж, Толкунов — в мягком кресле в двух шагах от него, делая вид, что дремлет. Патруль отпустили, но на всякий случай на соседней улице стояла машина с тремя солдатами.