Чемпионы Темных Богов

— Сильванус, — произнес я своим настоящим голосом. Все также никакого ответа. Я собрался с мыслями и сосредоточился, готовясь пробиться глубже в его разум.

У меня за спиной отворилась дверь. Взвыли поршни и сервоприводы, когда палуба вздрогнула под тяжелой поступью. Присутствие новых разумов омыло мои ощущения волной пламени. Кожу защипало, и обереги, вытравленные в доспехах и вытатуированные на коже, расцвели от жара.

+ Он не ответит тебе. +

Я вздохнул и выпрямился.

+ Так ты теперь разбираешься не только в цифрах и суммах? +

Я услышал пощелкивание шестеренок и двоичного кода.

— Нет, такой курс действий нецелесообразен, — послышался сухой и отрывистый голос, что был зеркальным отражением голоса, только что говорившего в моем разуме. Но он говорил не со мной. Раздалось еще одно краткое щелканье, которое прозвучало почти расстроено. — Да, я уверен.

Я медленно повернулся.

Между мной и остальной частью покоев стояли две фигуры. Одна была громадной, вторая — чудовищной. Игнис, Властитель Разрухи, носил терминаторские доспехи цветов, что были отголоском оранжево-черного пламени на корпусе автоматона. Лицо воина было открыто, его черты остались такими же плавными и неподвижными, какими я их помнил. Вытатуированные круги и линии сменяли узоры на видимых участках кожи. Его разум мерцал холодными, лишенными эмоций образами, которых я не узнал, и не имел желания понимать.

Я перевел взгляд с Игниса на скульптуру из поршней и механических сочленений, стоявшую возле него. Грудь и плечи машины скрывались под выкрашенным в оранжевый цвет панцирем. Пластины брони были покрыты геометрическими узорами, рассекавшими яркие оранжевые цвета тонкими угольно-черными линиями. Это был боевой автоматон, что подтверждали орудия в руках и на левом плече машины. Вот к кому Игнис обращался обычным голосом.

+ Это твой зверек? Или ты держишь его для разговоров? +

Он долгое время молчал, систематически изучая меня с головы до пят. Затем Игнис медленно и выверено покачал головой.

+ Жертвенник оберегает мою жизнь, + послал он.

Я ждал, но больше он ничего не добавил. Я стиснул зубы. Я уже забыл, что значит общаться с членами Ордена Разрухи. Столетия, отделявшие меня от последней встречи с Игнисом, в этом отношении были настоящим благословением.

+ Спасибо за пояснение. +

Игнис кивнул.

+ Ты изменился с того времени, что я видел тебя, Ктесиас. +

+ Как приятно, что ты заметил. +

+ Мое наблюдение предназначалось не для того, чтобы сделать тебе приятно, + в его послании не ощущалось никаких эмоций. Возможно, все дело в демонах. Возможно, они лишили меня толики терпения, или же одарили необходимостью в эмоциональности, которая нечасто встречалась у моего рода. Какой бы ни была причина, я почувствовал, как мое лицо дернулось, а рука крепче стиснула посох.

Я закрыл глаза и глубоко вдохнул, позволив спокойствию прокатиться сквозь себя. Когда я открыл их, то посмотрел мимо Игниса. Ариман стоял рядом с Астреосом прямо у двери. Оба были в доспехах, но без шлемов. Ариман выглядел усталым, у заостренных линий костей темнели глубокие впадины. Он казался изможденным, может даже больным, но его глаза триумфально блестели.

+ Какова твоя воля, Ариман? + я переводил взгляд между Астреосом, Игнисом и его автоматоном.

+ Ты нашел путь в Антиллинскую Бездну, + сказал он и шагнул вперед. Я заметил, что он чуть заметно прихрамывает. На его виске пульсировала жилка, а лицо казалось не просто уставшим, но напряженным. + За это я благодарен тебе, Ктесиас. +

Он остановился над неподвижным телом Сильвануса и долгий удар сердца изучал его. Я чувствовал, как кружатся его мысли, а между ними вьются течения варпа.

+ Игнис прав. Он не ответит тебе, если ты будешь звать его мыслями и голосом. +

+ Почему? + спросил я, внезапно почувствовав себя слишком уставшим для танца интеллекта и слов.

Ариман взглянул на Игниса и кивнул.

+ Образ мыслей навигатора, + послал Игнис, + это спираль, которая непрерывно раскручивается и скручивается обратно. Она пожирает все постороннее, что есть в его разуме, и это будет длиться без конца, + Властитель Разрухи остановился, и я посмотрел на него. Татуировки на его лице замерли, линии как будто разбивали его лицо на осколки. Внезапно, сам не зная почему, на меня нахлынула неприязнь и отвращение. + Пропорции и прогрессия спирали… это то, чему я бы не позволил обрести жизнь. +

Меня пробрал озноб. Я не знал, что конкретно имел в виду Игнис, но понимал, что он пытался сказать. Это было то, о чем я беспокоился с тех самых пор, как отдал сферу навигатору.

+ Его разум пульсирует в унисон с песней, + послал я прежде, чем того захотел.

Ариман кивнул и посмотрел на меня.

+ Это песнь выведет нас из Ока, Ктесиас? +

Я отвел глаза и посмотрел на Сильвануса, свернувшегося вокруг демонической жемчужины, словно спящий младенец. Я подумал обо всем том, что сделал для Аримана, о том, как он использовал меня с тех пор, как я попал к нему на службу. Мне вдруг стало интересно, было ли в этой ситуации больше, чем я видел или догадывался. Мне стало интересно, чего еще мог пытаться достигнуть Ариман, кроме высвобождения из оков Ока. Я вспомнил о предложении, которое он сделал, когда я был скован в камере Амона.

Я моргнул, встряхнулся и окинул взглядом ожидающие лица Игниса, Астреоса и Аримана.

+ Да, + послал я. + Я не пытался узнать, ответит ли он. Я пытался понять, готов ли он. Да, он готов. Он слышит песнь и только ее. Он выведет нас на тропу за пределы Ока. Он приведет нас к Вратам Разрухи. +

Мы погрузились в варп. По хребту «Сикоракса» огромной пылающей гривой катился огонь, переливаясь завихрениями свернувшихся цветов. Повсюду вокруг него шли сестринские корабли, соединенные с флагманом серебристо-синими нитями. Кругом поднимались и опадали бури, накатывая на поля Геллера осколками кричащих теней. Психические связи между кораблями рвались и трещали, словно канаты под шквальными ветрами. Сильванус сидел внутри навигационного убежища «Сикоракса», всматриваясь в царившее снаружи безумие. Трубки и кабели соединяли его с рулевым троном, а машинная башня высотою в полкилометра под нашими ногами объединяла его волю с кораблем. Но истинной связью между ним и флотом, который он вел, служили разумы Аримана и его избранного Круга.

Круг и Ариман играли Сильванусом, словно марионеткой, используя его чувства и способности как продолжения своих разумов. Телепатические паутины тянулась от них сквозь бури и течения варпа к разумам тех, кто направлял остальные корабли. Это было творение высочайшей аккуратности и потрясающего мастерства. Я помогал Ариману в их создании несколько раз с тех пор, как присоединился к нему, но во время пути к Вратам Разрухи я впервые увидел, как он следовал, а не вел.

Сильванус сидел на краю кресла, сжимая сферу обеими руками. Его обычные глаза были закрыты, но он снял полоску ткани с головы, и его третье Око, не моргая, взирало на свет варпа. Ариман, Астреос и я стояли спинами к распахнутым створам, закрыв глаза и затемнив дисплеи шлемов. Картину происходящего мне рисовало второе зрение. Я — колдун, я отправлял свой разум в потустороннюю реальность и бродил по ней во снах и видениях, но подобный опыт — скорее результат усилий ума, чем имматериума. Узреть варп напрямую, омыться лучами его мощи и безумия значит навлечь на себя нечто похуже смерти. Только навигаторы могут смотреть на него и выжить. Но даже они платят положенную цену.

Лицо Сильвануса превратилось в обмякшую маску. Из безвольно открытого рта стекала розоватая слюна. При каждом его вдохе глубоко из горла доносилось бульканье и гудение. «Сикоракс» танцевал, скользя по отвесным склонам шквалов эмоций, петляя над воронками ненависти и лжи. Соединившись, Ариман, Игнис и я чуть заметно касались его разума. Силы связи как раз хватало, чтобы удерживать флот на требуемом курсе, но даже тогда мы не слышали ничего, кроме песни.

Она была прекрасна. Я хочу сказать, она действительно была наипрекраснейшим, что я когда-либо знал. Это был не звук, хотя думая о песни, я вспоминаю только тусклые отголоски голосов и высокие пронзительные ноты. В ней чувствовалась грусть и радость, и боль, острота и горечь, веселье и злорадство, и бесконечное, бесконечное обещание большего и большего. Большего, пока ты им не захлебнешься. Это было мое наилучшее воспоминание, и почти самое худшее. Я запер каждую дверь в своем разуме и укрепил волю, пока та не превратилась в каменную стену. Часы протекали в считанные мгновения или растягивались на целые эпохи. И все это время Сильванус вглядывался в Великий Океан Душ и хрипел будто в насмешку над песней, что влекла его вперед. И мы следовали за ним.

Не знаю, как долго мы шли, а если бы даже и знал, подобные знания были бы бессмысленными. Мы преодолевали рифы отчаяния и взмывали на утесы из бронзы, опаляемые жаром еще не рожденных войн. Мы были семенами из металла и камня, несомыми на ветрах парадокса. Семенами размером с город, с оружием, достаточно мощным, чтобы обращать города в пепелища, но в то время наши корабли были ничем: искрами в глазах богов, которые живы, но никогда не жили.

Песнь увлекала нас все дальше и дальше, становясь все громче и громче, пока, без предупреждения, она не умолкла.