Чэнси
Шрифт:
С улицы доносились крики, потом дверь с шумом захлопнулась. Мы слышали, как толпа, состоящая из подонков общества, бездельников и бродяг, приближалась. Они шли спотыкаясь на каждом шагу и переругиваясь. Я прекрасно знал этот тип людей, потому что не раз видел подобное раньше, многие из них — неплохие люди, когда протрезвеют, но сейчас это был пьяный сброд, у которого начисто отшибло разум: свора, одержимая одним — заключенный, обвиняемый в убийстве хорошего человека, не должен уйти безнаказанным.
— Почему бы вам обоим не уйти? — предложил я. — Они охотятся только за мной.
— Мы же партнеры, — возразил
Шериф ничего не сказал. Он распахнул окно, затворил тяжелые ставни и открыл амбразуру одной из створок.
— Эй, вы, там! — крикнул он. — Разворачивайтесь и дуйте обратно! Сегодня ночью никакой казни не будет!
Они продолжали идти, и тогда шериф выстрелил. Пуля ударила в землю прямо перед толпой.
— А ну, назад! — приказал он. — Я здесь не один, вам будет с кем сразиться.
Они остановились и замерли под покровом мглы, сбившись в плотную, возбужденно гудящую массу.
— Выдай его нам, шериф! — донесся крик. — Пусть получит все, что ему причитается!
— Только не сегодня! — Это звучал уже другой голос, который я узнал бы где угодно. — У меня с собой многозарядный дробовик, и я разнесу в клочья ваши пустые головы первыми же выстрелами!
На крыше стоял Хэнди Корбин. Должно быть, он захватил из лагеря мой дробовик. И он не кривил душой: из такого оружия и с такой дистанции одним выстрелом можно уложить полдюжины человек. Мой дробовик был заряжен не дробью, а картечью 38-го калибра.
Боб Тарлтон поднялся и распахнул дверь:
— Идите по домам, парни. Мы никому не желаем зла, но вы у нас под прицелом, и у вас нет никаких шансов.
Как ни пьяны они были, но отдавали себе отчет, что им противостоят как минимум трое хорошо вооруженных людей. Недовольно ропща, толпа отступила. Те, кто стоял в передних рядах, пытались протиснуться поглубже, дабы спрятаться за остальных. Те, кто стоял в задних рядах, начали потихоньку оттягиваться к салуну. В течение пары минут пространство перед тюрьмой очистилось.
Шериф зажег лампу. Я неохотно положил на стол винтовку и начал отстегивать револьвер.
— Погоди, — остановил меня шериф. — Винтовку возьми себе, а револьвер мне понадобится как вещественное доказательство.
— Благодарю. За городом у нас осталось стадо, а впереди дальний путь. Если я понадоблюсь, ты найдешь меня за Валом. Приезжай сам или пришли гонца — я тут же вернусь. Я защищал свой скот от угонщиков. Другой вины за мной нет.
— Поезжай, — согласился шериф. — Я тебе верю, но все-таки должно состояться судебное разбирательство.
— Шериф, преступление не подпадает под вашу юрисдикцию, — спокойно заявил Тарлтон. — Эта история хорошо известна в Канзасе. Я узнал о ней еще до того, как встретился с Отисом Томом Чэнси.
Мы вместе отправились к кабинету доктора и уже прошли добрых полсотни ярдов, прежде чем я вспомнил про Корбина. Оставив Тарлтона, я повернул назад и тут же встретил его. Корбин шел в нескольких ярдах от нас.
— Ты меня ищешь? — спросил он. — Я решил немного пройтись следом и убедиться, что ты в безопасности. У тебя завелись враги, парень.
— Знаю. Я видел, как приехал Келси и его банда.
Мы уже подошли к дверям кабинета. Корбин улыбнулся мне, но глаза его оставались серьезными.
— Я не о них говорю, — возразил он. — Я имею в виду кое-кого другого.
Я
понятия не имел, кого он подразумевает. Мы прошли еще несколько ярдов, и тогда он сказал:— Ты знаешь, что железнодорожная компания посылает своих эмиссаров на Восток вербовать переселенцев — в большинстве своем заскорузлых фермеров. Им обещают большие наделы, богатую почву… А земли столько, что просто приходи да бери. Многих удается соблазнить, среди них попадаются и нечистые на руку спекулянты земельными участками. Говорят, будто целые поселения срываются с места и едут на Запад, горя желанием побыстрее разбогатеть. Достаточно некоторое время провести возле Шайенна, чтобы увидеть, как поезда привозят сразу по пятьдесят, шестьдесят семей. А в некоторые места и того больше.
— А какое это имеет отношение к моим врагам? — спросил я.
Корбин остановился, сдвинув на затылок шляпу, и принялся не спеша сворачивать самокрутку.
— Похоже, что какой-то лощеный агент прибыл в Теннесси и загнул тамошним жителям такую байку, что они сорвались с места со всеми своими пожитками и устремились на Запад. Я как раз объезжал окрестности, когда они появились, и слыхал кое-какой разговор. Кто-то сказал, что не стоит торопиться покинуть город, не поглазев на казнь. Узнав, кого собираются вешать, они все, как один, заявили, что просто не могут пропустить казнь мальчишки, раз уж им в свое время пришлось вешать его отца.
— Был среди них здоровенный, жирный мужик с красной мордой? — спросил я.
— Трепло, но внушительных размеров и злонравный, — подтвердил Корбин.
— Стад Пелли. Ну так что из того? Я уж думал, мне придется за ним тащиться в Теннесси.
Мы вошли в кабинет доктора и помогли Тарлтону улечься в постель. Он был совсем плох, тяжкие испытания и потеря крови отняли у него силы. Потребуется какое-то время, прежде чем он придет в норму.
— Боб, мы достанем фургон, — пообещал я ему. — Может, в военном госпитале. Погрузим в него провизию и посадим туда тебя. Свежий воздух Вайоминга и отбивные из мяса бизона сразу же поправят твое здоровье.
Если в ближайшие дни мы отправимся в путь и будем двигаться короткими переходами, Тарлтон сможет вести фургон. Однако управляться нам придется вчетвером — слишком мало погонщиков для такого большого стада. Но мы пока нашли одного помощника. А вообще-то нам пригодились бы два или три.
Хэнди Корбин пошел со мной в гостиницу, и мы взяли номер на двоих.
Люди, встречавшие нас, смотрели на меня исподлобья, и многие обращали внимание на мою пустую кобуру, или мне так казалось, но никто не произнес ни слова. Толпа, что толпилась возле салуна, уже разбрелась по домам и по ночлежкам, а те, с кем я столкнулся в госпитале, принадлежали к другой категории — к категории честных граждан и больших тружеников.
Хозяин заведения тоже взглянул на меня недобро.
— Я не привык отказывать людям в ночлеге, но мне не нужны неприятности. Ты меня понял?
— Мистер, — сказал я ему, — перед вами человек, который неприятностями сыт по горло. Все, что мне нужно, это несколько часов сна.
Чтобы вписать свое имя, я взял регистрационную книгу и машинально прочел последнюю строчку. На ней значилось — Мартин Бримстэд.
Я даже не взглянул на остальные имена. Я видел только это имя, выписанное словно горящими буквами.