Черчилль. Биография

18 ноября парламент был распущен и назначены всеобщие выборы – второй раз за двенадцать месяцев. «Партия тори, – написал Черчилль в своем предвыборном обращении, – считает себя правящей кастой, по божественному произволу осуществляющей верховную власть над всей нацией». В Бирмингеме он сказал: «Право вето лордов всегда было грубым и жестоким. Власть лордов необходимо раздробить так, чтобы от нее осталась только пыль».

В свой тридцать шестой день рождения, 30 ноября, на предвыборном собрании в Шеффилде Черчилль заявил: «Когда лорды будут лишены права вето, надеюсь установить гармоничное сотрудничество с консерваторами и благодаря примирению и единству добиться более честной, более справедливой организации общественной жизни, должного исправления злоупотреблений капитала и монополий, религиозного равенства и промышленного прогресса, а также тюремной реформы и образования для молодежи».

По завершении предвыборной кампании Черчилль с дядюшкой лордом Твидмаусом и некоторыми другими пэрами-либералами отправился в поместье лорда Нанбернхолма Уортер-приори, близ Йорка, на охоту. «Завтра нас ждут тысячи фазанов, – написал он Клементине 19 декабря. – Должно быть потрясающе. Сегодня вечером – покер, проиграл немного, но играли по мелочи. В целом, конечно, власть и великие дела доставляют мне гораздо больше удовольствия, чем такого рода занятия, хотя они и не идут ни в какое сравнение с нашими скромными развлечениями. Боюсь, завтра вечером будет болеть голова от стрельбы. Блеск мира манит меня, но, слава богу, не больше, чем серьезные дела».

Результаты выборов были оглашены в последнюю неделю декабря. Либералы сохранили большинство в правительстве, но существовавшая патовая ситуация не изменилась. Либералы потеряли три места, консерваторы – два. Лейбористы и ирландские националисты прибавили по два места, сохранив баланс сил и поддерживая либеральное правительство своими голосами.

Черчилль по-прежнему выступал за компромисс с консерваторами. Но в письме Асквиту от 3 января 1911 г. заметил: «Право вето лордов должно быть запрещено как обязательное условие любого сотрудничества». Необходимо разрабатывать билль о парламенте и создать достаточное количество новых пэров, чтобы он был принят в палате лордов. Лордам нельзя более позволять затягивать процесс принятия решений. Пока не будет ликвидировано право вето, не будет ни мира между партиями, ни национального единства. Чем быстрее и решительнее это сделать, тем лучше будет для всех. После отмены права вето, надеюсь, мы сможем проводить une politique d’apaisement – политику умиротворения. Она должна заключаться кроме всего прочего в демонстративном оказании почестей ведущим представителям консерваторов, например награждении орденом «За заслуги» Чемберлена, части пэров и баронетов и что-нибудь для тори.

Черчилль писал, что либеральное правительство должно предложить консерваторам совместно обсудить вопрос об Ирландии, закон о бедноте, о детском труде, страхование и флот. Бальфуру нужно предоставить полный доступ к информации Адмиралтейства. В качестве компромисса следует предложить закон, согласно которому налог на наследство должен взиматься с землевладений не чаще чем раз в 25 лет. Формируя дальнейшие планы, либералы должны стремиться проводить политику национальных, а не партийных интересов. Все это может привести к покою.

Когда Черчилль писал это письмо в своем лондонском доме на Экклстоун-сквер, 33, из Министерства внутренних дел прибыл курьер с экстренным сообщением. Прошедшей ночью произошло вооруженное ограбление. Его участники – Фриц Сваарс, некто Джозеф и русский анархист по кличке Питер-художник – открыли стрельбу и убили трех полисменов, пытавшихся их задержать. Их выследили в доме на Сидни-стрит в лондонском районе Ист-энд. Все трое были вооружены, и их маузеры имели бульшую дальность стрельбы, чем револьверы полицейских. Командир полицейского отряда срочно вызвал из Тауэра отделение из двадцати шотландских гвардейцев с винтовками. Грабители продолжали стрельбу и убили еще одного полисмена.

Черчилль немедленно направился в министерство. Проконсультировавшись с советниками, он задним числом санкционировал вызов войск. Было четверть двенадцатого. Впоследствии он написал: «Не получая никакой информации, кроме того, что стрельба продолжается, я решил, что мой долг отправиться на место событий и увидеть все происходящее своими глазами». Он прибыл около полудня. «Это была поразительная сцена, – сообщал он Асквиту. – На лондонской улице из окон стреляли, пули крошили кирпичные стены. Полиция, шотландские гвардейцы, артиллерия и т. п.».

Позже Черчилля обвинят в том, что он возглавил осаду и отдавал распоряжения, которые должна была отдавать полиция. Сидни Холланд, директор лондонского метрополитена, который находился с ним рядом, написал ему спустя девять дней: «Единственным реальным основанием говорить, что вы отдавали приказы, было то, что вы немедленно и совершенно верно вышли вперед и отогнали толпу в конец улицы. Если бы бандиты выскочили из дома, у которого столпились зеваки, солдаты могли бы застрелить много людей».

Черчилль вовсе не руководил осадой. Через неделю он записал: «Увидев, что происходит, я решил обойти дом сзади и убедиться, что у преступников нет шансов скрыться в закоулках». Вернувшись с разведки, Черчилль обнаружил, что дом охвачен огнем. В этот момент к нему подошел младший офицер пожарной команды и доложил, что пожарная команда на месте. Но он полагал, что тушить пожар пока рано. «Совершенно верно, – ответил Черчилль. – Беру ответственность на себя».

Согласившись, что пожарный расчет должен держаться подальше, он действовал как «прикрывающее их начальство» для полиции, которая оказалась в необычно сложной ситуации. Позже Черчилль сообщил коронеру, что в тот момент «появление пожарных в зоне обстрела могло привести к их гибели или ранениям». «Я решил, что пусть лучше дом выгорит дотла, – объяснял он Асквиту, – чем несколько добрых британцев расстанутся с жизнью, спасая из огня этих разъяренных негодяев». В какой-то момент подвезли пушку, за ней появился отряд королевской конной артиллерии. Позже стали говорить, что они прибыли по распоряжению Черчилля, и он ими командовал. «Я никому не приказывал доставлять пушку, – говорил он на следствии, – и никогда не посылал за армейским подкреплением. Артиллерия прибыла, когда я уже уезжал».

Пожар постепенно погас сам собой. Войдя в здание, полиция обнаружила два трупа. Один человек был убит, другой задохнулся в дыму. Третьего, Питера-художника, так и не нашли. Присутствие Черчилля на Сидни-стрит быстро стало темой насмешек со стороны консерваторов. «Он был, насколько я понимаю, – говорил Бальфур в палате общин, – в зоне огня, как выражаются военные. Он и фотограф – оба рисковали своими драгоценными жизнями. Я понимаю, чем занимался фотограф, но что там делал этот уважаемый джентльмен?»

Консерваторов рассмешила острота Бальфура. В письме королю Черчилль назвал это «их веселой наградой». Кадры кинохроники, запечатлевшие, как Черчилль выглядывает из-за стены, быстро получили известность под названием «Битва при Сидни». В лондонском кинотеатре «Палас» каждый вечер показывали эту хронику. Марш, который со своим начальником присутствовал на месте событий, написал приятелю: «У меня очень приятная роль: я чуть ли не центральная фигура в сцене «мистер Черчилль руководит операцией». В «Паласе» каждый вечер с галерки раздаются выкрики «убей его!». Почему публика лондонского мюзик-холла – сплошь фанатичные тори?» Сам Черчилль в письме в Times выразил протест по поводу тенденциозного освещения событий и язвительного комментария.

Во время пребывания на посту министра внутренних дел Черчилль неоднократно обращал внимание на уголовные дела, приговоры по которым казались ему слишком строгими. После посещения тюрьмы Пентонвиль он использовал свою власть министра и рекомендовал королю смягчить приговор семерым молодым правонарушителям. Консерваторы в парламенте, возглавляемые лордом Уинтертоном, обрушились на него с критикой. «Должен признаться, – ответил он, – я был очень рад возможности рекомендовать смягчение наказаний по этим делам, поскольку совершенно законным путем хотел привлечь внимание страны к тому, что 7000 представителей беднейших классов ежегодно оказываются за решеткой за проступки, за которые ни один лорд не несет никакой ответственности».