Черчилль

* * *

Когда международная обстановка начала ухудшаться, ясно обозначилось соперничество Англии и Германии на море. Черчиллю, бывшему в то время первым лордом адмиралтейства, приходилось с этим считаться. Как и его соотечественники, он исходил из того, что «на море может быть только один хозяин». С тех пор как в 1898 году император Вильгельм II произнес роковые слова «наше будущее — на воде», «любовь» немцев к морю не просто затрагивала интересы Британии, она ранила «владычицу морскую» в самое сердце. Эли Халеви писала, что малейшее покушение на первенство англичан в мировом океане воспринималось ими как «покушение на оскорбление национального величия» [90] . Старый постулат о соотношении «два киля к одному», или Стандарт двойной мощности, согласно которому английский флот должен был, по крайней мере, не уступать объединенному флоту двух могущественнейших морских держав, дал течь под напором немецких амбиций. Напрасно Черчилль пытался объяснить послу Германии принцу Лихновски всю тяжесть происходящего, сравнивая немецкий флот с «Эльзасом и Лотарингией — предметом спора двух держав, на границе которых эти две провинции находятся» [91] . Если вначале назначение Черчилля первым лордом адмиралтейства было встречено благосклонно в правящих кругах Германии, то очень скоро их мнение изменилось, и они увидели в Черчилле нового Чемберлена, честолюбца-демагога, всегда готового подлить масла в огонь. В феврале 1912 года Уинстон произнес речь в Глазго. Пожалуй, это было самое важное его выступление в качестве первого лорда. Черчилль не стеснялся в выражениях, излагая философию британского народа, уверенного в своем праве верховодить на море. «Для Англии флот — жизненная необходимость, — заявил Уинстон, — а для Германии — предмет роскоши и орудие экспансии. Как бы могуществен и велик ни был наш флот, он не страшен самой маленькой деревушке на европейском континенте. Но надежды нашего народа и нашей империи, равно как и все наши ценности, которые мы накопили за века жертв и подвигов, погибли бы, окажись под угрозой превосходство Англии на море. Британский флот делает Соединенное Королевство великой державой. Германия же была великой державой, с которой считался и которую уважал весь цивилизованный мир, еще до того, как у нее появился первый военный корабль» [92] . Неудивительно, что эта речь вызвала волну возмущения в Германии, «предмет роскоши» многим стал поперек горла.

90

Эли Халеви, Histoire du peuple anglais au XIX siecle: epilogue II 1905—1914, Paris, Hachette, 1932 г., с. 565.

91

Телеграмма Бетманну-Холуэгу от 30 апреля 1913 г., приведенная в книге Die Grosse Politik der Europaischen Kabinette, том XXXIX, с. 38.

92

Рандольф Черчилль, Young Statesman, с. 563.

Тем не менее, Черчилль вовсе не был шовинистом и германофобом, поджигателем войны. Вплоть до начала военных действий он не исключал возможности прекращения этой гонки вооружений между Англией и Германией, предлагал сделать передышку — устроить так называемые «морские каникулы» и даже в мае 1914 года не оставлял надежды договориться с «великим магистром» германского военного флота адмиралом Тирпицем. А вот у кого политика первого лорда вызывала нарекания, так это у членов либерального правительства. Ведь постоянное увеличение расходов на нужды флота значительно обременяло бюджет, и в 1913 году Черчиллю пришлось выслушивать упреки пацифистски настроенных министров, обвинявших его в том, что он якобы перешел в империалистический лагерь. Ллойд Джордж, министр финансов и главный казначей Королевства, встал на их сторону и наложил вето на эту статью расходов. Затем с его стороны последовали угрозы подать в отставку, но, в конце концов, конфликт был улажен и друзья помирились. Накануне войны Ллойд Джордж все же прислушался к советам Уинстона, хотя по-прежнему считал, что военно-морской флот стал его навязчивой идеей, и шутливо выговаривал ему за это: «Вы превратились в водяного. Вы полагаете, что все мы живем в море. (...) Но вы забываете, что большинство из нас обитает на суше» [93] .

93

Там же, с. 576. См. также книгу лорда Ридделла More Pages from my Diary 1908—1914, London, Country Life, 1934 г., с. 78.

Споры спорами, а, как сказал в 1914 году Китченер, «флот был готов» к войне, хотя, конечно, кое-какие погрешности и недочеты все же оставались. Подготовить флот к военным действиям удалось в основном благодаря стараниям Уинстона, которого старый гладстоунец Морлей называл «блистательным авантюристом адмиралтейства». Очередной ежегодный смотр флота прошел в Спитхеде весьма успешно, и «блистательного авантюриста» так и распирало от гордости. В присутствии короля Георга V корабли выстроились в линию длиной в семьдесят километров — никогда и никому еще не приходилось видеть такого громадного скопления военных судов.

* * *

Однако несмотря на то, что Черчилль так страстно увлекся морем: отдавал все свои силы флоту, любил корабли, морской церемониал и бескрайние соленые просторы, — прежде всего он был и оставался солдатом. И не только потому, что он с юных лет привык к армейской жизни, успел почувствовать вкус сражений, просто он по сути своей был военным, думал, как военный, действовал, как военный. Словом, если мы скажем, что он всю жизнь оставался кавалерийским офицером, лейтенантом-гусаром, как в юности, в этом не будет ничего парадоксального. «Его школой была казарма, его университетом было поле брани», — точно подметил в 1908 году талантливый журналист-либерал Альфред Гардинер. А когда юный министр с головой ушел в социальные реформы, тот же Гардинер говорил: «Его политика — это политика военного от начала и до конца. Когда думаешь о нем, поневоле прибегаешь к военной терминологии. На его пути чувствуется запах пороха» [94] .

94

Альфред Г. Гардинер, Prophets, Priests and Kings, London, Dent, 1908 г., с. 106—107.

В самом деле, стоит заметить, что черчиллевский язык изобиловал военными метафорами, тогда как ни одно морское выражение не прижилось в лексиконе первого лорда адмиралтейства. В детстве Уинстон с огромным удовольствием заставлял маршировать своего брата и кузенов, проводил с ними «строевые занятия». Став взрослым, он часами изучал карты и планы операций. Несмотря на занятость в министерстве, летом Черчилль не пропускал ни одного учения, на которое его приглашали, будь то маневры германской армии в 1906 и 1909 годах, французской — в 1907 году или английской — в 1908 и 1910 годах. Однако таинство войны хотя и завораживало его, но не ослепляло. Уинстон осознавал «все безумие и варварство кровопролития», как он писал своей жене с полигона, на котором проходили тактические учения немецкой армии [95] . Тем не менее, он всегда действовал не только как политик, но и как военный.

95

Рандольф Черчилль, Young Statesman, с. 225, письмо Клементине Черчилль от 15 сентября 1909 г.

Все, кто его знал, наблюдал за ним, неизменно бывали удивлены военным образом мыслей и действий Уинстона. Об этом говорил и лидер рабочего движения Клайнз, профсоюзный деятель, ставший впоследствии министром («Черчилль, — писал он в своих „Мемуарах“, — всегда был и оставался солдатом в штатском»), и выдающийся историк Англии Эли Халеви, для которой «в душе этот либеральный, даже ультралиберальный политик всегда был солдатом» [96] . Но, пожалуй, Альфред Гардинер, продемонстрировавший в своей статье завидную прозорливость, пошел дальше всех, объяснив военную выправку Черчилля глубинными особенностями его психологии: «Он постоянно играет роль, не отдавая себе в этом отчета, — роль героическую. При этом он сам себе зритель, изумленный своей игрой. Он видит себя мчащимся вперед сквозь дым сражения, торжествующим победу грозным воителем, (...) взоры его легионеров устремлены на него и полны веры в победу. Его герои — Наполеон, Мальборо, Агамемнон. Он любит авантюру, сражение больше жизни, больше идеи, за которую сражается, даже его честолюбие меркнет перед его жаждой боя. Его единственная цель — быть на линии огня, и неважно, в мирное время или в разгар военных действий. (...) Запомним хорошенько: он был, есть и всегда будет солдатом, который заглавными буквами впишет свое имя в историю» [97] .

96

Джон Р. Клайнс, Memoirs, том первый, 1869—1924, London, Hutchinson, 1937 г., с. 97; Эли Халеви, Histoire du peuple anglais... с. 566.

97

Эта статья вышла в Daily News в августе 1911 г. Альфред Г. Гардинер приводит ее в книге Pillars of Society, с. 153—158.

* * *

Если Ллойд Джордж и был прав, утверждая, что британский военно-морской флот стал навязчивой идеей Черчилля, первый лорд адмиралтейства, тем не менее, уделял внимание и другим насущным проблемам. Так, волей-неволей ему пришлось заниматься ирландским вопросом, в решении которого он играл первостепенную роль в 1913—1914 годах.

Вероятно, в течение какого-то времени, приблизительно в 1911 году, Черчилль подумывал о том, чтобы уладить этот вопрос путем преобразования страны в федерацию, он даже разработал план коренного переустройства Соединенного Королевства. Речь шла не больше не меньше как об учреждении отдельных парламентов в Англии, Ирландии, Шотландии и Уэльсе, подчиняющихся верховному парламенту, заседающему в Вестминстере. Это было бы так называемое «самоуправление со всех сторон» ( Ноте Rule All Round), которое превратило бы Соединенное Королевство в федеральное государство. Однако этот план умер не родившись, поскольку помимо сомнений самого автора в его осуществимости против него категорически высказались ирландские националисты, которые вовсе не намерены были отказываться от своего давнего требования о предоставлении Ирландии автономии.

В то же время в политической жизни страны произошли два события, в результате которых вопрос о самоуправлении вновь встал со всей остротой. С одной стороны, после того как был принят парламентский акт о реформировании палаты лордов, препятствий с этой стороны уже не стоило опасаться. С другой стороны, в декабре 1910 года прошли выборы, на которых либералам не удалось снова набрать подавляющего большинства голосов, и отныне они должны были рассчитывать на поддержку ирландских националистов в палате общин. Тогда в апреле 1912 года правительство Асквита предложило парламенту проект билля о самоуправлении. В январе 1913 года его утвердила палата общин, но отклонила палата лордов. Однако поскольку теперь вето верхней палаты было лишь отлагательным, билль о самоуправлении вступил в силу летом 1914 года.

После этого сразу же начались волнения ирландцев в Ольстере. Была развернута широкая кампания в защиту Соединенного Королевства и против самоуправления. Перед яростным, инстинктивным сопротивлением североирландских протестантов, пылко защищавших свою веру и свою страну, Черчилль оказался бессилен. Ведь он знал, что его отец в 1886 году выступил против предложенного Гладстоном законопроекта о самоуправлении, тогда лорд Рандольф чуть ли не призывал к восстанию жителей Ольстера. Многие не преминули вспомнить его пламенную речь в поддержку Ольстера: «Ольстер будет сражаться, и Ольстер будет прав». Но не только Черчилль недооценил упорство ирландских юнионистов, никто из лондонских либералов, находившихся у власти, не думал, что дело может принять такой оборот. Как образно заметил Пол Эддисон, «подобно „Титанику“, корабль правительства плыл в тумане неведения, пока перед ним не возник айсберг протестантского Ольстера» [98] .

98

Пол Эддисон, Churchill on the Home Front 1900—1955, с. 105.

Тем временем в Ирландии местное ополчение численностью в несколько десятков тысяч человек ( Ulster Volunteer Force) вооружалось и, не таясь, проводило учения. Поначалу Черчилль пытался было уладить дело миром, но безрезультатно. Тогда правительство начало оттягивать решение ирландского вопроса, политический мир зашел в тупик, кто-то уже подумывал о том, чтобы лишить самоуправления шесть ольстерских графств, где большинство жителей исповедовали протестантизм. Возможно, Черчилль в какой-то момент даже решил прибегнуть к силе, чтобы восстановить «законность и порядок». Ни подтверждающими, ни опровергающими это предположение фактами мы не располагаем. Нам остается лишь констатировать, что, согласовав свои действия с военным министром, первый лорд адмиралтейства выслал к берегам Ольстера группу боевых кораблей.

В связи с этим в марте 1914 года взбунтовался лагерь Керрэга — главная квартира британской армии в Ирландии: шестьдесят офицеров кавалерийской бригады во главе со своим генералом заявили, что они скорее подадут в отставку, чем поднимут оружие на своих соотечественников. Консерваторы же негодовали, они буквально смешали с грязью несчастного Черчилля, обвинили его в том, что он в очередной раз сменил окраску и вознамерился устроить погром верноподданных юнионистов. С этого момента дело окончательно зашло в тупик. Черчилль пришел к мысли о введении особого режима правления в Ольстере, тогда на остальной территории Ирландии было бы введено самоуправление. Однако последняя попытка примирения, осуществленная королем, принимавшим обе стороны в Букингемском дворце с 21 по 24 июля, закончилась полным провалом. Между тем международный конфликт был уже в разгаре.